«Нарко» в реальной жизни: Охота за Пабло Эскобаром

Разделённая Колумбия, кокаиновый футбол, трусливые агенты, парамилитарные отряды и Сальвадор Дали в заключительной части истории самого опасного наркоторговца на планете.

Выбирая из двух зол, никогда не знаешь, какое окажется меньшим. Это правило сработало и в нашей истории: борьба с Медельинским картелем напоминала постоянное подбрасывание монетки, где любой результат до поры только ухудшал всеобщее положение. Есть и другая прописная истина, про которую нельзя забывать, начиная войну против наркотиков: в расследовании главное – не выйти на самих себя. К счастью для нас, преступления Эскобара не знают срока давности, и колумбийские суды продолжают вскрывать подробности о них даже спустя тридцать лет.

В прошлом тексте мы вспоминали, как Пабло построил крупнейший наркосиндикат в истории и стал самым разыскиваемым преступником мира. Там описано возникновение Медельинского картеля, его структура и схемы провоза кокаина в США. Во второй части вы узнаете, как Эскобар провёл последние годы своей жизни, полные ничем не оправданного насилия и мрачной жизненной иронии.

Приготовьтесь, вас ждёт длинный и тяжёлый рассказ о том, какие моральные грани можно перешагнуть в борьбе за благое дело, как под маской священной войны может скрываться банальный конфликт интересов, и почему государство никогда не должно расставаться с монополией на насилие. Большинство его героев – подонки всех мастей и расцветок, а вещества, упоминаемые в тексте, запрещены к употреблению в любой цивилизованной стране. Но узнать историю всё-таки стоит хотя бы потому, что сценарий её универсален и легко может повториться.

После восьми лет антинаркотической кампании Рейгана Пабло Эскобар оставался на свободе, а Медельинский картель процветал. Но эта проблема, так раздражавшая Вашингтон, рядовому колумбийцу виделась второстепенной на фоне губительного для страны внутреннего конфликта, проистекавшего из разногласий между парламентскими партиями, крупным капиталом, группировками левых партизан, землевладельцами и картелями, со всех сторон подпитываемого наркотическими деньгами: последнее стало обыденностью для страны, в которой кокаин составлял 30% национального экспорта.

На территории Колумбии действовало несколько марксистских боевых организаций, десятилетиями ведущих войну против государства. На первом месте по численности и влиянию среди них стояли Революционные вооружённые силы Колумбии (FARC), также известные как Народная армия. Родившись из коммунистического ополчения пятидесятых годов, это движение расползалась по крестьянским районам, выпавшим из поля зрения государственных институтов. Так, незаметно для Боготы, в центре страны появилось несколько партизанских республик, где место колумбийских законов успешно заняли постулаты марксизма-ленинизма.

Попытка силой подавить крестьянское самоуправление разожгла партизанскую войну, и на террор со стороны властей FARC ответила своим террором: постоянные засады на военных, убийства чиновников и захваты небольших поселений стали будничной картиной для колумбийцев на полвека вперёд. Но худшей бедой для местных элит стали похищения: левые боевики нашли способ финансировать революционную борьбу из кармана собственных врагов, меняя обеспеченных заложников на деньги. Не питая иллюзий по поводу своей судьбы в случае ареста, партизаны без колебаний расправлялись со свидетелями, если выкуп не приходил. Со своей работой они справлялись настолько успешно, что ни один влиятельный колумбиец, кроме президента и старших военных чинов, не мог бы поручиться, что завтра в плену не окажется он сам.

Следом за FARC по численности шли Армия национального освобождения (ELN) и Народно-освободительная армия (EPL). Но самой заметной среди партизанских группировок было Движение 19 апреля (М-19), которое, в отличие от товарищей, опиравшихся на крестьянскую поддержку, вело свою герилью в городах. Идеология М-19, стоявшая на плечах Боливара и Кастро, привлекала в его ряды самую разношёрстную публику, от мечтательных студентов до скучающей богемы. Начав с безобидной кражи антиквариата, движение вскоре перешло к политическим убийствам, захвату заложников и угону самолётов. Последнее боевики М-19 проворачивали трижды с неизменным успехом, но долгое время самой громкой их акцией оставалась двухмесячная оккупация доминиканского посольства с последующим перелётом на Кубу.

После двадцати лет бесплодных попыток задавить левое движение президент Белисарио Бетанкур решил сменить кнут на пряник и вместо карательных акций предложить партизанам амнистии, а от взаимной маргинализации отказаться в пользу открытого диалога. Новая тактика открыла дорогу переговорам, занявшим около двух лет, после чего в 1984 году все крупные группировки договорились с правительством о прекращении огня. Сильнее других, казалось, от произошедшего выиграла FARC, получившая возможность создать официальную политическую партию «Патриотический союз», которая вскоре стала третьей по популярности в стране.

Тяжелее всего дались Бетанкуру соглашения с М-19: обе стороны саботировали переговоры, а достигнутый с трудом мир вскоре был нарушен военными. Несмотря на попытки правительства сохранить лицо, к маю следующего года договорённости себя исчерпали. Партизаны не простили армейцам удар в спину, ответив городскими манифестациями, которые переросли в забастовки. Во время одной из уличных акций протестующие угнали цистерну молока, чтобы перераспределить в пользу трудящихся, но полиция их замысел не оценила и расстреляла на месте одиннадцать человек. Ответ превзошёл ожидания: бойцы М-19 захватили Дворец правосудия – здание Верховного суда Колумбии. Эти кровавые события, описанные в первой части истории Эскобара, похоронили мирные соглашения со всеми группировками партизан, кроме FARC.

Миротворческие усилия Бетанкура пошли прахом. Его преемником на выборах 1986 года стал кандидат от либералов, 65-летний Вирхилио Барко Варгас. Нового президента хорошо знали в Боготе как популярного мэра и автора программы реновации, осовременившей облик города, но за пределами столицы Барко оставался политиком-невидимкой. К власти он пришёл благодаря влиянию Либеральной партии, доминировавшей тогда в колумбийской политике, публичных выступлений сторонился, общения с электоратом и СМИ избегал, за что был прозван «Призраком президента». Первым своим решением Барко назначил однопартийный кабинет министров, прервав двадцатилетнюю традицию разделения кресел между консерваторами и либералами.

В отличие от своего предшественника, выступавшего против вмешательства американцев во внутренние дела Колумбии, Вирхилио имел с США тесные связи: там он получал образование, несколько лет работал послом и, что примечательно, занимал кресло исполнительного директора Всемирного банка во время президентства Роберта Макнамары – одного из архитекторов Чилийского экономического чуда. По чилийскому же сценарию Барко проводил либерализацию экономики путём отмены импортных ограничений и пошлин на иностранные товары, а также сокращал государственный сектор за счёт расширения приватизации.

На внутренней арене Барко поначалу отдавал предпочтение борьбе с левыми повстанцами, которых считал большей угрозой, чем картели. Такая расстановка приоритетов казалась оправданной, потому что колумбийская правоохранительная система, вынужденная воевать на два фронта, явно не справлялась ни с тем, ни с другим. Но Барко пошёл дальше, переложив большую часть борьбы с партизанами на плечи частных подрядчиков, фактически передав работу силовиков парамилитарным группировкам.

Использовать иррегуляров для решения внутренних конликтов колумбийцы полюбили ещё в XIX веке. Эта традиция нашла применение во время многолетнего противостояния либеральной и консервативной партий, известного как «La Violencia». В шестидесятые-семидесятые, на первом этапе партизанской войны, отряды народной самообороны создавались под чутким руководством ЦРУ. Эпоха картелей развила представление о роли и возможностях парамилитарных групп: банды маргиналов с винтовками и мачете превратились в маленькие частные армии, прекрасно вооружённые и подготовленные профессионалами.

Первопроходцем на этом поприще был сам Эскобар со своим эскадроном смерти Muerte a Secuestradores («Смерть похитителям»), спокойно работавшим на правительство даже после того, как Пабло стал самым разыскиваемым человеком в стране. Кошельком MAS, помимо медельинцев, выступали нефтяная компания Texaco и ряд крупных землевладельцев. Именно последние были наиболее мотивированы бороться с коммунистической заразой, угрожавшей их активам, а главное не стесняли себя в методах: недаром ядро аграриев составляли бывшие или действующие наркоторговцы, стремившиеся узаконить свои капиталы.

На первый план антипартизанской борьбы вышла Ассоциация фермеров и скотоводов Средней Магдалены (ACDEGAM). Созданная ещё в начале восьмидесятых, эта организация служила прокладкой, через которую деньги от наркобаронов, контрабандистов, лэндлордов и добытчиков изумрудов перетекали к частным военизированным формированиям. По мере роста денежных вливаний, амбиции фермеров тоже росли, вылившись в создание собственной политической партии: та, кроме прочего, в рамках борьбы за электорат, строила школы с уклоном в патриотическое воспитание.

В Вашингтоне тем временем, хоть и целиком одобряли преследование марксистов, замечали, что энтузиазм колумбийцев в борьбе с наркотиками падает, и с каждым годом всё настойчивее требовали перекрыть поток кокаина, идущий в США. Пост главы Белого дома занял Джордж Буш-старший – потомственный промышленник, бывший директор ЦРУ и вице-президент, курировавший при Рейгане антинаркотическую кампанию. И в новой должности он копировал замашки предшественника: также помпезно анонсировал ужесточение законов, тряс на камеру пакетиком крэка, который по его заверениям был «похож на конфеты, но убивал американских детей». В одном Буш превзойдёт Рейгана: за своё президентство он потратит на борьбу с наркотиками 45 миллиардов долларов – больше, чем четыре предыдущие администрации вместе взятые. Такие издержки казались приемлемыми, когда усмирение картелей стало не только вопросом американского здравоохранения или проекции силы в Южной Америке, но и делом чести для старого политикана, годами терпевшего неудачи на этом поприще.

Для внутренней публики Буш предложил простую экстенсивную формулу: больше полицейских, больше прокуроров, больше арестов. При нём на вооружении сил правопорядка появились штурмовые винтовки, армейские бронетранспортёры и гранатомёты. Но все эти меры оставались припарками для покойника, пока картели процветали у себя на родине. Колумбийская же правоохранительная система в глазах американцев выглядела инертной, да и откровенно коррумпированной. Агенты УБН и ЦРУ, приезжавшие в страну, часто относились к местным силовикам презрительно, но быстро меняли своё мнение, познакомившись с ситуацией «на земле».

В действительности колумбийская полиция могла действовать крайне эффективно, но одна задача оставалась для неё непосильной: поймать человека, который не прятался – Пабло Эскобара. Наркобарон жил на своей Неаполитанской усадьбе, гулял по улицам Медельина, появлялся на матчах «Атлетико Насьональ» – местного футбольного клуба, который финансировал. Он сумел аннулировать ордер на свой арест, и к 1988 году даже не числился в розыске. Дела его ближайшего партнёра, Хорхе Очоа, шли хуже: после отсидки за контрабанду быков тот оставался под наблюдением властей, искавших способ упрятать подельника Эскобара всерьёз и надолго. Очоа снова задержали в ноябре 1987 года, но наркоторговец выскользнул через месяц, доказав незаконность своего ареста. Больше он рисковать не стал и залёг на дно.

В его отсутствие вторым номером картеля стал «Мексиканец», Гонсало Родригес Гача. Этот приземистый неказистый человек, не появлявшийся на публике без любимой шляпы, вызывал у окружающих страх, который и не снился Эскобару. Про Гачу говорили, что он может быть твоим лучшим другом, или самым кошмарным врагом, а враги «Мексиканца» жили недолго.

Пока власти привлекали огромные ресурсы к поимке Гачи и Эскобара, их фиксация на Медельинском картеле позволяла небольшим группировкам наркоторговцев, то возникавшим, то распадавшимся, существовать в относительном спокойствии. Мелкие дельцы вливали свой кокаин в сети крупных синдикатов и могли вести торговлю по десять и двадцать лет, прежде чем государство узнавало об их существовании. Синдикаты обрастали дочерними бизнесами и превращались в картели: так наркоторговцы Боготы образовали Картель Эльдорадо, а их коллеги из Барранкильи – Картель Северного побережья. И тех, и других устраивала доминация Эскобара: да, Медельинский Картель контролировал большую часть рынка, но вместе с тем оттягивал на себя львиную долю полицейского внимания.

И всё же одна группировка не боялась открыто противостоять дону Пабло: Картель из южного города Кали. Подобно своему медельинскому конкуренту, зародился он как дело семейное и вырос из банды, которую сколотили братья Хильберто и Мигель Орехуэла. Вместе со своим другом Хосе Сантакрусом они возили контрабандой ткани и алкоголь, а ещё похищали людей, пока им не открылись перспективы кокаиновой торговли.

Как и Эскобар, братья Орехуэла производили тонны наркотиков, но их методы ведения бизнеса отличались. Калийский картель старался как можно реже прибегать к насилию, а когда этого не удавалось избежать, маскировал свои преступления. Если Медельин превращал убийство в акт устрашения, то братья Орехуэла старались списать своих покойников на действия партизан. Пока Эскобар и Ледер лезли в публичную политику, Картель Кали контролировал колумбийский истеблишмент через сеть дружеских связей, взяток и одолжений. О действиях властей Орехуэла узнавали благодаря сложно выстроенной системе информаторов, незнакомых друг с другом.

Свою деятельность Хильберто и Мигель камуфлировали через легальный бизнес: им принадлежала сеть аптек, сеть радиостанций, фармацевтическая компания. Братья владели собственным банком на родине и ещё одним – в Панаме, а Хильберто даже четыре года возглавлял колумбийский филиал «Крайслера». Помимо легализации криминальных финансов, они извлекали из этого дополнительную пользу, приглашая в советы директоров местных политиков, чтобы те могли основательно запачкаться кокаиновыми деньгами.

Поначалу Медельин и Кали спокойно делили рынок, и даже когда их отношения переросли в конкуренцию, стороны продолжали вести себя по-джентльменски: не убивать и не доносить друг на друга полиции. Иногда один картель мог даже устранить кого-нибудь из врагов другого в качестве жеста доброй воли. Когда Хорхе Очоа и Хильберто Орехуэла оказались на скамье подсудимых в Испании, группировкам пришлось вытаскивать их совместно, и ключевую роль сыграло политическое влияние Кали.

Отношения резко испортились после двух неприятных инцидентов конца 1987 года. Первой ласточкой стал арест Хорхе Очоа, следом за ним в Майами задержали крупную партию кокаина: из своих источников медельинцы знали, что оба раза наводку дали конкуренты из Кали. Это совпало с возвышением в структуре картеля Элмера Эрреры: всего за три года бегунок, возивший пакеты с деньгами между Колумбией и США, стал ближайшим соратником братьев Орехуэла, отвечавшим за весь американский рынок. Многих раздражало его влияние, ещё больше злили окружающих пижонский стиль и высокомерные повадки, сексуальная ориентация тоже не располагала уголовников – в личной жизни Эррера предпочитал мужчин.

Но точку в мирном сосуществовании картелей поставила женщина – по крайней мере, так рассказывал медельинский киллер по кличке «Попай». С его слов, виновниками конфликта были два наркоторговца, арестованные полицией США: Хорхе Пабон из Медельина и Алехо Пинья из Кали. В нью-йоркской тюрьме они сдружились, но позже, выйдя на свободу, Пабон обнаружил, что Пинья живёт с его женой. Хорхе был верным бойцом Пабло Эскобара, и после такого предательства пришёл просить босса о возмездии. Услышав подчинённого, патрон медельинцев предложил братьям Орехуэла убить Пинью, чтобы преодолеть накопившиеся разногласия. Но Алехо работал на Эрреру, и главы картеля тут же сообщили ему о своём диалоге с Пабло. Тот убивать подчинённого не захотел, а вместо этого решил прикончить самого Эскобара.

Подобраться к наркобарону в логове его организации, Неаполитанской усадьбе, было нереально. Поэтому для атаки выбрали жилищный комплекс «Монако» в Медельине, где жила семья Пабло. Ранним утром 13 января 1988 года двое убийц подкатили к входу внедорожник «Тойота» и скрылись. Машину сразу заметила служба безопасности: когда двое охранников вышли её проверить, произошёл взрыв. Начинки хватило, чтобы разорвать их на части, повредить фасад восьмиэтажного здания, помять машины в подвале, уничтожить несколько произведений искусства и осколками достать до пентхауса. Но ни один человек, находившийся внутри «Монако», не погиб.

Эскобара там, впрочем, всё равно не было: вероятно, тот навещал Хорхе в Бразилии. Он быстро узнал, кто стоит за покушением, и начал планировать собственную месть. Тем днём Хильберто Орехуэла позвонил Эррере и дал совет залечь как можно глубже. Война картелей началась.

К началу 1988 года Пабло Эскобар оставался главой крупнейшей наркомафии мира, но возможная экстрадиция в США не давала ему покоя, и он прикладывал значительные усилия, чтобы добиться её запрета. Пабло хлопотал не только за себя, но и за весь колумбийский наркобизнес, который неплохо научился договариваться с родным правосудием, однако на американскую фемиду рычагов давления не имел. Чаяния Эскобара воплотились в движении «Los Extraditables» – «Подлежащие экстрадиции». Их девизом было: «Лучше могила в Колумбии, чем тюрьма в США», а руководящий состав полностью дублировал верхушку Медельинского картеля. Эта формально политическая организация занималась распространением угроз, подкупом конгрессменов и судей и всячески помогала мелким наркоторговцам избегать тюрьмы.

Война с Картелем Кали не только вклинилась в планы Эскобара, но и заставила наркоторговца изменить образ жизни: ещё вчера он владел инициативой в затянувшемся конфликте с государством, а сегодня вёл боевые действия на пороге своего дома, рискуя поймать пулю или пакет с взрывчаткой от тех, кому не нужен ордер на арест. Зная о политическом влиянии противника, Пабло замечал, что власти и картель действую подозрительно скоординированно, и это наблюдение подпитывало его паранойю.

Первый удар Пабло нанёс по легальному бизнесу братьев Орехуэла: в Медельине загорелась аптека принадлежавшей им сети «Drogas La Rebaja», за этим последовало около 40 взрывов в других филиалах и ещё 10 – в офисах «Collumbian Radio Group» – радиокомпании Мигеля и Хильберто. Затем люди Эскобара вскрыли разведывательную сеть Картеля Кали и захватили её руководство – пять отставных военных. Когда противник попросил о мире, Пабло выдвинул всего два условия: пять миллионов на ремонт здания «Монако» и выдать Эрреру. Братья отказались. Через несколько дней трупы заложников были найдены на улице с табличкой: «Члены картеля Кали казнены за попытку нападения на людей в Медельине».

Параллельно Эскобар готовил очередной ультиматум правительству. План был прост: похитить пару людей, чтобы давить на их влиятельное окружение. Первой целью стал Андрес Пастрана – член Консервативной партии, телевизионный журналист и сын бывшего президента Колумбии Мисаэля Пастраны. Андрес баллотировался на пост мэра Боготы, в его предвыборном штабе суетился молодой человек, представлявшийся лидером общины из департамента Антиокия. Под этой личиной скрывался Джон «Попай» Веласкес, которому Эскобар поручил следить за политиком.

Утром 18 января несколько неизвестных вошли в штаб, представились боевиками М-19, бросили Андреса в багажник и увезли на ранчо, запрятанное в лесах под Медельином. Его заточение продлилось недолго: местной полиции понадобилась всего неделя, чтобы найти убежище наркоторговцев. Эта оперативность, вероятно, предопределила судьбу другого похищенного – генерального прокурора Карлоса Ойоса.

Его захватили во время поездки: киллеры картеля остановили автомобиль и убили охрану, но сам чиновник оставался жив ещё несколько часов. Когда Эскобар узнал об освобождении Пастраны, он приказал убрать второго заложника. Вскоре одному из колумбийских СМИ сообщили, где находится труп Ойоса: информацию передали сами наркоторговцы, решившие превратить казнь в очередной акт устрашения.

Последние месяцы жизни прокурор расследовал финансовую связь между картелями и военизированными формированиями. По иронии судьбы, операцией возмездия за его смерть руководил один из фигурантов расследования, командир Четвёртой медельинской бригады, генерал Хайме Руис Баррера. Имея в своём распоряжении более двух тысяч солдат и три вертолёта, он обнаружил ранчо, где Эскобар скрывался вместе с несколькими подельниками, включая Джона Хайро Ариса по кличке «Пинина» – фактического босса всех сикарио картеля. Но прямо перед штурмом кто-то оповестил Пабло об опасности, и преступники бежали через лес. Им удалось прошмыгнуть мимо военных блокпостов, и единственным, кто смог обнаружить наркоторговцев, стал журналист «El Colombiano», сделавший эти фото.

К лету 1988 года счёт погибших в войне картелей перевалил за сотню. Эскобар, хоть и сам нёс потери, оперативно устранял убийц из Кали и уничтожал мелких наркоторговцев, союзных братьям Орехуэла. Не оставляя войны в Колумбии, он вторгся на главный рынок сбыта противника – Нью-Йорк, больше десяти лет остававшийся неприкосновенной территорией Хильберто и Мигеля. Но самый тяжёлый удар по бизнесу Картеля Кали произошёл во Флориде: анонимные источники навели УБН на партию кокаина размером в 4,4 тонны – самую крупную за всю историю США. И в этот раз наркотик принадлежал не Медельину.

Правда, зачинщик конфликта, Элмер Эррера, продолжал уходить от возмездия Пабло. Он перешёл на подпольный режим, постоянно менял убежища, в телефонных разговорах его перестали называть по имени: теперь среди позывных картеля появился таинственный «Пачо». Самому Элмеру такое внимание Эскобара поначалу не мешало вести бизнес: он участвовал во всех крупных операциях картеля и забирал себе по две-две с половиной тысячи долларов с каждого килограмма кокаина, реализованного на улицах Нью-Йорка. В декабре 1988 года люди Пабло всё-таки сумели к нему подобраться, но попытка похищения провалилась.

Свой ответ братья Орехуэла планировали тщательно: на этот раз убить Эскобара хотели прямо на Неаполитанской усадьбе. Для этого подрядили команду наёмников во главе с ветераном SAS и участником африканских войн Питером Макэлисом. Бывший десантник рассудил, что проникнуть в логово Пабло получится только по воздуху, и картель предоставил ему два вертолёта. Около трёх месяцев наёмники тренировались в ожидании нужного момента, пока разведка не сообщила о прибытии Эскобара в усадьбу. 16 бойцов, вооружённые автоматами, гранатами и взрывчаткой, вылетели к нему. Но операция закончилась бесславно: из-за плотного тумана вертолёт Макэлиса потерял управление и разбился в горах, а сам британец пролежал три дня со сломанными рёбрами, ожидая спасения.

Война против Кали оставалась личной вендеттой Эскобара, в которую он не втягивал своих партнёров, Очоа и Гачу. Это позволило «Мексиканцу» сосредоточиться на двух направлениях, прямо не связанных с наркоторговлей: войне против партизан и борьбе за контроль над рынком изумрудов. Уничтожая левых боевиков и сочувствующих им общественных деятелей, Гача преследовал рациональный интерес защиты своих активов. Но изумруды, помимо очевидной финансовой привлекательности, несли ещё и сентиментальную ценность: они напоминали о временах, когда могущественный «Дон Сомбреро» был обычной шестёркой у криминальных воротил Колумбии. То время прошло: Гонсало Гача стал человеком, из-за которого 1989 год навсегда войдёт в историю Колумбии как год ужаса.

Первой ласточкой надвигающейся бойни стало убийство 12 судебных комиссионеров в департаменте Сантандер. Жертвы расследовали деятельность парамилитарных группировок, подозреваемых в истреблении мирного населения. Во время одной из оперативных поездок их остановили люди, которые представились бойцами FARC, выволокли чиновников из автомобилей и расстреляли, оставив на месте убийства несколько партизанских лозунгов. Вскоре прибывшая следственная группа пыталась установить причастность коммунистов, но обнаружила, что расквартированные в регионе правительственные войска откровенно саботируют расследование.

И всё же трём жертвам удалось выжить: их подобрали проезжавшие мимо дальнобойщик и журналист. Спасённые сумели подробно описать лидера нападавших, и вскоре того арестовали в департаменте Антиокия: задержанием руководил полицейский полковник Вальдемар Франклин Кинтеро. От исполнителя тянулась длинная цепочка, на вершине которой стоял отставной конгрессмен, не хотевший, чтобы комиссия завершила своё расследование. Он обратился за помощью к Гонсало Гаче, который отдал приказ ликвидировать чиновников, после чего убийцам помогли скрыться военные. После произошедшего колумбийской верхушке стало очевидно, что армия страны тесно связана с наркоторговцами, и это отчасти объясняло неуловимость главарей картеля.

К тому времени Гача накопил сил, чтобы преподнести сюрприз своему старому покровителю, «изумрудному королю» Хильберто Молине. За прошедшие годы тот тоже укрепил позиции и по общему признанию был готов подмять весь рынок колумбийских драгоценных камней. Молина располагал многочисленной охраной, которой руководил бывший армейский полковник, и «Мексиканцу» пришлось ждать, пока оппонент не потеряет бдительность. Подходящий момент настал в феврале 1989 года: Молина праздновал день рождения на одной из своих роскошных усадьб. Ранним утром в дом ворвались 25 человек с автоматическим оружием и, используя тактику армейского спецназа, оставили после себя 18 трупов, включая самого Хильберто, его охрану, друзей и музыкантов. Активы покойного перешли к «Мексиканцу».

Тем же днём, несколькими часами позже, был убит генсек Коммунистической партии Теофило Форреро: расстрелян в собственной машине вместе с женой и двумя сторонниками. Через неделю – Хосе Антекера из «Патриотического союза». Так Гача зачищал левых политиков, представлявших интересы FARC. Эскобару коммунисты были безразличны: он предпочитал убивать судей, адвокатов, взрывать СМИ и уничтожать агентов спецслужб. Из-за постоянных убийств, террористических атак и перестрелок между членами картелей с августа в Медельине начал действовать комендантский час.

И всё же был один политик, который мешал Пабло спокойно спать – Луис Карлос Галан. Любые опросы пророчили ему победу на грядущих выборах президента, а ядром политической программы Галана являлась борьба с наркоторговлей, которая предполагала в том числе экстрадицию преступников. Вдобавок он возглавлял движение «Новый либерализм», которое конкурировало с господствовавшей в стране Либеральной партии, и был давним соперником старого партнёра Пабло, сенатора Альберто Сантофимио, который когда-то сделал Эскобара конгрессменом. В общем, слишком много обстоятельств указывало на то, что Галан не должен жить.

Наркоторговец понимал, что после убийства потенциального президента его будут преследовать даже сильнее, чем после расправы над Родриго Ларой. Перед покушением он даже собрал своеобразный военный совет с лидерами картеля. Не все поддержали Пабло, но главное, что «за» оказался «Мексиканец», и это перевесило чашу весов.

Организацию убийства Эскобар поручил одному из своих старейших киллеров – Давиду Рикардо Приско. Согласно плану, тот должен был по фальшивым документам купить машину на имя Элмера Эрреры, переодеться в полицейскую форму и расстрелять машину Галана из гранатомётов, когда тот будет ехать с выступления в Колумбийском университете. План сорвала случайная свидетельница, которая не поверила маскировке убийц и вызвала настоящую полицию. Преступникам пришлось бежать, бросив грузовик с оружием.

Другой целью картеля был полковник Вальдемар Кинтеро – глава полиции Антиокии. Эту должность он получил, успешно справившись с организацией правопорядка в департаменте Бояка во время войны «изумрудных королей». Оказавшись на новом фронте, Кинтеро развернул кипучую деятельность против картеля: срывал операции, вскрывал лаборатории, изымал кокаин, разгонял нарковоенизированные формирования. Дошёл до того, что арестовал сначала сына «Мексиканца», а потом отца братьев Очоа – дона Фабио. Обоих вскоре отпустили, но в глазах картеля опасность полковника только росла.

Для ликвидации решили использовать старый проверенный способ: «Пинина» и «Попай» заложили бомбу на одной из медельинских улиц по маршруту, которым пользовался Кинтеро. Им оставалось ждать, пока мимо не проедет чёрный «Мерседес» полковника. Взрывное устройство активировали вовремя, но перепутали автомобиль: в результате погиб губернатор Антиокии.

Новость о случившемся Кинтеро принял с высшей степенью фатализма: перед лицом надвигавшейся гибели он отказался от охраны, решив, что не хочет никого утянуть за собой. И всё же в момент убийства полковник был не один: с ним находились двое подчинённых, когда на светофоре к их машине подъехали сикарио и расстреляли Кинтеро из AR-15.

Тем же вечером погиб Луис Карлос Галан: политика застрелили во время предвыборного митинга. Убийцы провернули работу мастерски, ни одного не удалось задержать, и первое время спецслужбы шли по следу совершенно непричастных лиц. Подозревали левых партизан, правые парамилитарные группировки и оба крупнейших картеля, но точно установить причастность Эскобара удалось только спустя несколько лет. Виновник смерти Кинтеро, напротив, был очевиден сразу, и власти уже готовили свой ответ.

За происходящим на улицах террором с тревогой наблюдали в колумбийском отделении УБН. Последние годы вовлечённость ведомства в дела местной полиции неуклонно падала, а от былого энтузиазма не осталось и следа. Причиной тому были отсутствие результатов и стресс из-за постоянной опасности: хотя Эскобар старался не трогать американцев, агенты УБН получали угрозы, регулярно теряли своих осведомителей, а выходя на улицу, не могли отделаться от ощущения постоянной слежки.

Риск хорошо оплачивался, поэтому американцы старались задержаться в Колумбии и неоднократно продлевали сроки своих командировок. Но и работать они не хотели, предпочитая отсиживаться в подвале посольства США, где находилась штаб-квартира управления. Помещение примыкало к подземной автостоянке, из-за чего сотрудники постоянно дышали выхлопными газами, а во время затяжных колумбийских дождей его заливало водой. Но дискомфорт с лихвой окупался, пока правительство исправно высылало чеки за имитацию работы.

Расшевелить отделение УБН в Боготе должен был Джозеф Тофт. Среди коллег он слыл трудоголиком, друзей не имел, ненавидел проигрывать и не упускал мелочей. Благодаря детству в Боливии, Тофт свободно владел испанским и сразу после приезда в Боготу начал выстраивать коммуникацию с местной полицией, спецслужбами и истеблишментом. Он знал о недоверии УБН к колумбийским силовикам и хотел его ослабить, поэтому обязал каждого из подчинённых завести собственную сеть контактов. Полицейских же просил звонить на личные телефоны агентов и в любое время сообщать о проведённых операциях.

Вместе с Тофтом в Колумбию прилетели пять молодых оперативников, среди них был общительный и простоватый парень с модными латиноамериканскими усами, которого звали Хавьер Пенья. Свою карьеру в УБН будущий герой «Нарко» начал в 1984 году, отлавливая торговцев коксом и марихуаной на необъятных просторах Техаса. Как мексиканец он отлично подходил для роли законспирированного агента и постоянно изображал наркобарыг во время операций Управления.

Вечером, когда убили Галана, Пенья спокойно тянул пиво со своим напарником Гэри Шэриданом. Был выходной, агенты сидели в баре и ждали свою еду, но вместо бургеров расстроенная официантка принесла весть о смерти самого популярного политика страны. Ночная Богота погрузилась в хаос: толпы подавленных и разозлённых людей вывалили на улицы, полиция выставляла кордоны и заграждения, танки дежурили на перекрестках. Вирхилио Барко обратился к стране по радио и объявил о начале войны с картелями.

Хотя расследование убийства Галана не принесло мгновенных результатов, президент разыграл карту его смерти, чтобы возобновить договор об экстрадиции, который признали неконституционным полутора годами ранее. На похоронах застреленного политика он снова выступил с речью, обвинив в случившемся каждого наркомана, когда-либо приносившего деньги картелям. «Колумбия стала величайшей жертвой международной преступной группировки наркоторговцев, – сокрушался Барко, – настолько мощной и разветвлённой организации мир ещё не видел».

Джордж Буш, оценив решительный настрой союзника, поспешил выделить колумбийцам 65 миллионов долларов на борьбу с картелями и ещё 250 миллионов в виде военной помощи. Эта сумма включала в себя поставку армейского снаряжения, передачу вертолётов для повышения мобильности местной полиции и отправку инструкторов, которые должны были учить колумбийцев тотальной борьбе с преступностью. Последнее носило скорее демонстративный характер, так как местные силовики имели кратно больший опыт противостояния наркоторговцам, и единственное, чего им не хватало – это грамотной координации.

Убийства Кинтеро и Галана заставили все государственные органы Колумбии в единой связке работать над поимкой Эскобара. По всей стране шли рейды, облавы, аресты имущества и задержания подозреваемых. После каждой операции колумбийские копы привозили в штаб-квартиру УБН машину документов и других следственных материалов, которые агенты должны были копировать и отправлять американскому суду. Иногда работать приходилось круглосуточно, посменно чередуясь с сотрудниками посольства: такие дни оперативники прозвали «ксерокс-вечеринками».

За шесть месяцев УБН сумели выслать в США 30 наркоторговцев, арестованных полицией. Самым крупным из них был Хосе Рафаэль Абельо Сильва – глава Картеля Северного побережья. Когда-то этот человек был близким сторонником Эскобара и многое сделал для молодого Медельинского картеля. Позже он решил заняться собственным бизнесом, и Пабло благородно уступил ему север страны. С тех пор Абельо оставался союзником Эскобара, но теперь его ждали суд и долгое тюремное заключение в США.

За большинством успехов колумбийской полиции тогда стоял генерал Октавио Варгас Сильва. Его миновало внимание колумбийских СМИ, среди коллег он был известен благодаря организационной работе и кочевал с одной неприметной должности на другую: офицер в генеральской академии, директор полицейской клиники, директор по кадрам. По мере карьерного роста Варгас всё сильнее отдалялся от розыскных мероприятий, став сначала генеральным инспектором, а после – атташе в Эквадоре и Испании. Мало кто ждал, что на седьмом десятке он развернёт настолько эффективную кампанию против Эскобара.

Но Варгас владел мощным козырем: особым полицейским подразделением, куда набирали только лучших и самых благонадёжных копов, не замешанных в связях с наркомафией. Обучением его сотрудников руководило УБН, в состав входили примерно 450 человек. Подразделение называлось «Элитный корпус»: позже оно станет известно как «Поисковый блок».

Единственной целью корпуса была поимка Пабло Эскобара и его сообщников. К подразделению приписали около 30 агентов УБН, которые старались действовать неотличимо от полицейских: ездили в одном транспорте, носили одинаковую экипировку, питались той же едой и всячески разделяли тяготы службы колумбийцев. Совсем иначе обстояло взаимодействие корпуса с ЦРУ: сотрудники никогда не знали о нахождении их оперативной базы, тайно встречались в отелях и конспиративных квартирах, американцы не подпускали местных к своему оборудованию и настоятельно рекомендовали не упоминать их имена в докладах колумбийским чиновникам.

Шанс поймать короля наркоторговли выпал уже в ноябре 1989 года во время облавы на ранчо «Эль-Оро», где по проверенным данным скрывался наркоторговец. Операцию возглавлял командир «Элитного корпуса», полковник Уго Мартинес Поведа. Непосредственно захватом назначили руководить майора Уго Агилара. Последний входил в число четырёх полицейских офицеров, обратившихся к президенту с просьбой создать спецподразделение. Когда ему предложили место операционного командира в образованном корпусе, Агилар выдвинул несколько условий: полное материальное обеспечение, надбавки к зарплате бойцам, поддержку со стороны американцев, но главное – юридическую и дисциплинарную защиту на случай, если полиция в ходе работы нарушит чьи-либо права.

Вступив в должность, Мартинес предоставил Агилару невероятно подробную информацию о передвижениях Эскобара, данные об его окружении, имена и псевдонимы ближайших киллеров. Полковник объяснял, что сведения получены благодаря перехвату телефонных разговоров и помощи анонимных доброжелателей. Так полицейские узнали, что Эскобар ходит закупаться в бюджетный супермаркет, и устроили для Пабло засаду. В расчётное время на месте появилось несколько бронированных машин, откуда вывалили десяти вооруженных людей. Оценив численный перевес противника, спецназ ретировался, потеряв, убегая, несколько бронежилетов и винтовок.

Немало подобных выездов также провалилось: Эскобар не только успевал скрываться, но и оставлял силовикам «подарки», например, заминированные автомобили. Секрет такого невезения скоро стал очевиден: Пабло сам заваливал спецслужбы дезинформацией, гоняя «Элитный корпус» по ложному следу. Но были у полиции и надёжные информаторы: именно они навели силовиков на ранчо «Эль-Оро», спрятанное в лесах у берега реки Кокорна.

Бойцы Агилара ожидали застать на месте Эскобара, Гачу и Очоа. Ранним утром при поддержке шести вертолётов спецназ выдвинулся с позиций и обнаружил, что наркоторговцы уже разбегаются по лесам. На этот раз далеко не всем удалось уйти: полиция отловила более пятидесяти человек, но главным успехом стало убийство шурина Эскобара, Марио Энао Вальехо, которого расстреляли с вертолёта. Внутри самого ранчо обнаружились запасы долларов и золотых слитков.

Эскалация насилия в Колумбии к тому времени достигла пика. Каждый день на улицах происходили убийства, звучали взрывы. Киллеры стреляли в судей, адвокатов, журналистов, полицейских. Жертвами становились случайные прохожие, уличные торговцы, счёт уничтоженному имуществу шёл на миллионы долларов. Далеко не за каждым преступлением стоял Медельинский картель, но все они сливались в бесконечную канонаду террора.

27 ноября в 7:11 утра из аэропорта Боготы вылетел Boeing 737, на борту находились 101 пассажир и шесть членов экипажа. Спустя пять минут полёта в салоне произошёл взрыв, один из топливных баков загорелся, и пары горючего привели ко второму взрыву. Корпус самолёта разрушился на высоте трёх километров, не оставив летевшим шансов спастись. Упавшие обломки убили ещё троих человек.

Спустя несколько часов колумбийские СМИ сообщили, что ответственность за теракт взяли на себя «Подлежащие экстрадиции», и до сих пор он считается крупнейшим преступлением Медельинского картеля. Но даже спустя 36 лет в деле остаётся ряд странностей и белых пятен, счёт которым начинается с личности исполнителя.

Следствие установило, что портфель с бомбой в салон принёс молодой человек по имени Альберто Прието. Он спокойно прошёл через рентгеновский сканер, сел на своё место и убрал взрывное устройство под сиденье. Через пять минут после взлёта Прието активировал бомбу, вероятно, считая её прослушивающим устройством. Но тело исполнителя так и не было опознано, как и большинства жертв: официального списка погибших не существует. Вдова одного из погибших, столичного бизнесмена, позже признавалась, что её мужа по ошибке хоронили дважды.

С Прието в аэропорту был ещё один человек – Карлос Альсате Уркихо, киллер Медельинского картеля. Он передал исполнителю бомбу, проводил его до самолёта, после чего покинул аэропорт. Но судили за организацию теракта другого человека - Дионисио Муньоса Москеру по прозвищу «Кика». Главной уликой было его собственное признание, записанное на плёнку осведомителем ФБР. Сам «Кика» утверждал, что оно смонтировано, и отрицал вину, что не помогло ему убедить суд: сикарио получил десять пожизненных сроков.

Два года спустя колумбийская полиция арестует Уркихо, и тот признается сразу в нескольких крупных преступлениях, включая подрыв самолёта. На его вину также укажет «Попай», но американский суд показаниям Карлоса не поверит: слишком сильно его версия отличается от официального отчёта комиссии, проводившей расследование. Впрочем, ещё через два года сам отчёт подвергнется критике со стороны специалистов в США. Ни одно из этих событий не повлияет на пересмотр дела: «Кика» останется отбывать пожизненное, а Уркихо проведёт в тюрьме семь лет, а после выхода пополнит программу защиты свидетелей и продолжит жить под другой личностью.

Как бы то ни было, теракт осуществился. Целью считают убийство Сезара Гавирии – кандидата в президенты от либералов и преемника покойного Галана, который должен был лететь на взорванном «Боинге», но в последний момент снялся с рейса по настоянию своей службы безопасности.

Спустя несколько дней прогремел ещё один взрыв, на этот раз в Боготе: автобус, начинённый взрывчаткой, протаранил здание Административного департамента безопасности – главной спецслужбы страны. В результате теракта погибло 60 человек, ещё более 600 получили ранения, но предполагаемая цель, генерал Мигель Маса Маркес, снова уцелела, а мотивация Медельинского картеля станет ясна только спустя годы.

В тот момент колумбийским силовикам и агентам УБН было не до установления замыслов Эскобара: они шли по следу вероятного организатора обоих взрывов, Гонсало Родригеса Гачи. Наводчик вышел на них сам: он сообщил из Картахены, что знает местоположение «Мексиканца», и назначил встречу в ресторане «Наутилус». Им оказался Хорхе Веласкес по кличке «Навигатор» – капитан быстроходных судов Гачи, внедрённый к наркобарону конкурентами из Картеля Кали.

Слежка, установленная за «Мексиканцем» и его сыном, быстро провалилась: тот заметил полицейских и скрылся. Но «Навигатор» указал силовикам район поиска и описал лодку, на которой Гача сбежал из Картахены. Искомая лодка вскоре обнаружилась: её выследили с вертолёта и заставили причалить к берегу. «Мексиканца» на борту не оказалось, но водитель признался, что высадил того возле ранчо «Эль-Тересо», а в момент задержания плыл к ближайшему острову, чтобы забрать охрану наркоторговца.

Вооружённые информацией, бойцы «Элитного корпуса» вылетели к логову Гачи на двух вертолётах, пока морская пехота перекрывала возможные пути отступления. В момент прибытия ранчо пустовало, и единственным объектом, который обнаружил спецназ, был одиноко стоящий грузовичок с тентованным кузовом. Прочесав окрестности, полицейские сочли наводку ложной, но при отлёте один из вертолётчиков заметил, что машина пропала.

Грузовик перехватили через два километра, он свернул на просёлочную дорогу и петлял по её изгибам, обречённо пытаясь сбросить копов с хвоста. После очередного поворота из машины выпрыгнули четыре телохранителя и сын «Мексиканца»: они обстреляли вертолёт, а затем стали отходить в сторону леса. Двое были убиты огнём с воздуха, оставшихся ликвидировал спецназ на земле.

Своей смертью они дали грузовику призрачную возможность уйти. «Элитный корпус» упустил Гачу, но дело довершила морская пехота: встретив патруль, наркоторговец бросил автомобиль и убежал в банановую рощу. Пока он отстреливался из зарослей огромной травы, прибыли вертолёты: пуля калибра 7,62 превратила голову Гонсало Родригеса в кашу. Опознавать «Дона Сомбреро» пришлось по отпечаткам пальцев, и к вечеру о смерти наркоторговца уже знала вся страна.

Первым радостную новость узнал президент Вирхилио Барко: его администрация наконец-то получила серьёзный повод заявить о победе над наркомафией. Смерть Гачи радостно встретили в кабинетах Белого дома, она ободрила добытчиков изумрудов, положив конец текущему витку «зелёных войн». Но самым счастливым человеком в тот день был «Навигатор» Хорхе Веласкес: за эту операцию он не только получил вознаграждение от своих хозяев из Кали, но и был удостоен премии в пять миллиардов песо, обещанной колумбийским правительством.

1989 год преподнёс Эскобару ещё два неприятных сюрприза. Во-первых, мексиканская полиция задержала Мигеля Гальярдо – главу Картеля Гвадалахары и основного партнёра Пабло в стране ацтеков. Во-вторых, армия США оккупировала Панаму и сместила местного военного диктатора-наркоторговца, Мануэля Норьегу. Вторжение не было напрямую связано с криминальным бизнесом Норьеги, да и сам опальный генерал уже не играл той роли в делах картеля, что пятью годами ранее, и всё же положение Эскобара продолжало ухудшаться.

Тактика террора не приносила плодов, а лишь радикализировала позицию государства в отношении картеля. Ещё большим провалом обернулось решение Пабло платить медельинской шпане за убийства полицейских: на насилие в свою сторону копы отвечали бессудными расправами, а популярность Эскобара среди горожан неслась в пропасть со скоростью так любимых им гоночных машин. Но хуже всего то, что преданные ранее партнёры начали от него отдаляться, теряя веру в способность босса трезво мыслить.

Пабло тайно пытался договориться с правительством о своей капитуляции: предлагал сдать свои активы, прекратить деятельность и даже помочь бороться с другими криминальными группировками в обмен на отмену экстрадиции. Первое такое предложение Эскобар тайно передал президенту через бывшего министра внутренних дел сразу после убийства Галана. Тогда его отвергли.

В то время, пока Гачу и его людей хоронили в братской могиле, Пабло готовил новое, но на этот раз глава картеля решил усилить переговорную позицию. В конце декабря люди Эскобара похитили девятнадцать человек из богатых семей Колумбии, среди них оказался сын главы президентской администрации. Генерал Мигель Маса назвал это «смесью запугивания, жадности и популизма», а ряд политических сил страны призвал к освобождению заложников. Администрация Барко переговоры с картелем резко отрицала, но до конца января все похищенные оказались на свободе, а активные действия против Эскобара приостановились.

Перемирие рухнуло 22 марта после убийства ещё одного кандидата в президенты, на этот раз от «Патриотического союза». Эскобар не имел к случившемуся никакого отношения – истинных виновников мы узнаем позже – но дурная слава сыграла против Пабло. Власти ответили экстрадицией недавно задержанных наркоторговцев, Медельинский картель вернулся к террору.

К тому моменту противостояние Эскобара с государством из шахматной партии окончательно превратилось в боксёрский обмен ударами, неизменно жестокими и порой совершенно бессмысленными. Так, во время майских праздников картель взорвал несколько машин в Кали и Боготе. Следующая атака оказалась прицельнее: заминированный автомобиль у отеля «Интерконтиненталь» убил троих агентов «Элитного корпуса» и девять гражданских. За этим последовала череда массовых убийств в Медельине, жертвами которых становились молодые мужчины из низших слоёв населения. Нападавшие так и не были установлены, но мотивация расправ читалась легко: лишить Эскобара потенциальных бойцов.

Но иногда от действий силовиков страдали не только обитатели бедных районов. Так произошло 23 июня во время налёта на бар «Порту», расположенный между Медельином и Энвигадо. Это заведение притягивало студентов из двух близлежащих университетов и слыло излюбленным местом тусовок золотой молодёжи. Во время очередного веселья туда ворвались 14 человек в масках, вооружённых «Узи» и пистолетами «Беретта»: они устроили беспорядочную стрельбу, а после добили часть выживших – эта сцена открывает первую серию «Нарко». Виновным пытались выставить Эскобара, но даже тогда позиции властей мало кто верил: слишком отличалась тактика нападавших. Налёт стал крупной ошибкой «Элитного корпуса», а ни один из 17 убитых, вероятно, не работал на картель.

В этой остервенелой рубке Эскобар наносил противнику больше потерь: только с января по август Медельинский картель убил 435 полицейских. Но удары, совершённые властями, были точнее и болезненней. Сначала им удалось ликвидировать «Пинину»: киллера выследили благодаря перехваченным телефонным разговорам его домработницы. Следующей целью стал Густаво Гавирия – двоюродный брат и самый близкий человек Пабло в картеле. Бойцы «Элитного корпуса» пытались проникнуть к нему, переодевшись сотрудниками телефонной компании. Густаво сразу всё понял и начал стрелять, но спецназ оказался точнее, завершив преступную карьеру медельинского «Льва».

Успехи полиции в Кали праздновали, как свои. Тем более, что многие из них были обеспечены информацией, предоставленной картелем. К сентябрю, на фоне ухудшавшейся ситуации в Медельине, настроение у конкурентов выросло настолько, что они решили закатить грандиозную вечеринку после футбольного матча. Эскобар не придал бы этому значения, если бы после полутора лет в бегах выйти на поле не решил Элмер Эррера.

Футбол занимал важное место в структуре колумбийской наркоторговли. Акулы кокаинового бизнеса знали тысячу способов отмыва преступных денег, среди которых спорт был самым любимым не только по причине слабого регулирования государством, но и благодаря огромному числу заядлых болельщиков среди наркоторговцев. Минимум шесть ведущих команд страны замазались в криминальных деньгах. Братья Орехуэла имели долю в клубе «Америка» и помогали ему становиться чемпионом страны. Эскобар симпатизировал «Индепенденте», но из коммерческих соображений предпочитал вкладываться в медельинский «Атлетико Насьональ». Менеджмент наркоторговца оказался настолько успешен, что весной 1989 года «Атлетико» первым из колумбийских клубов выиграл Кубок Либертадорес. Что более важно, Пабло строил футбольную инфраструктуру и финансировал детский спорт, вскормив целое поколение игроков.

У Картеля Кали было собственное поле в тридцати километрах от города, где по вторникам и пятницам играли товарищеские матчи. Через подставное лицо им владел Эррера, ставший за полтора года отсутствия кем-то вроде серого кардинала наркоторговли. Зная, что «Пачо» снова появится на публике, Мигель и Хильберто сообщили мэру Кали о подозрительных людях из Медельина, якобы собиравшихся дестабилизировать обстановку в регионе. Полиция провела серию рейдов по городским отелям, проверяя связи приезжих с Пабло Эскобаром. Это немного успокоило братьев.

Вечером 25 сентября 120 членов картеля, приглашённых гостей и наёмных работников собрались ради футбольного матча. Команда «Лос Пачос» вела со счётом 4:3, когда вооружённые люди въехали на поле и открыли огонь. Когда убийцы скрылись, на поле и рядом с ним лежало 19 тел, но трупа Эрреры среди них не было.

Очередное покушение провалилось, зато тактика похищения элит продолжала приносить плоды. Летом и осенью Эскобар набрал заложников из властных и деловых кругов Колумбии. Среди похищенных оказались известные журналисты, родственники влиятельных политиков и немецкий фотограф. Захваты происходили на фоне одностороннего перемирия, объявленного картелем, и осуществлялись с единственной целью – давить на администрацию нового президента, Сезара Гавирии.

Не сев на злополучный самолёт, Гавирия легко победил на выборах, обещая избирателям реформировать конституцию и покончить с гражданской войной. Картелю президент отправлял недвусмысленные сигналы о своей готовности договориться и планировал законодательно запретить экстрадицию. Вашингтон раздражало такое поведение союзника, но Колумбия в тот период была членом Совета безопасности ООН: за любые резолюции она голосовала синхронно с США, развязав американцам руки в борьбе против Саддама Хусейна, и это обстоятельство смягчало гнев Буша-старшего.

Для наркоторговцев Гавирия издал указ под номером 2047, которой предполагал смягчение наказания вплоть до условного, для тех, кто готов признать свою вину и сдаться. Рассчитывать на милость суда могли лица, соответствовавшие трём условиям: 1. Не находиться под стражей. 2. Добровольно предстать перед судом и признаться во всех преступлениях. 3. Сдать активы, использованные при совершении незаконных действий или полученные в результате них.

Первым воспользовался предоставленной лазейкой Фабио Очоа – младший из братьев. Когда он изучил систему сделки со следствием изнутри, полиции сдался средний Очоа – Хорхе. Завершил семейную капитуляцию старший брат Хуан Давид. Это совпало со взрывным ростом насилиях на улицах Медельина: за январь-февраль 1991 года жертвами стали 1200 человек. Тот период в источниках освещён слабо, но количество убитых даёт понять, что ситуация приобрела характер боевых действий.

Эскобар сдаваться не спешил, и продолжал вести свою игру с правительством, ставками в которой служили человеческие жизни. Он тоже расширил возможности своей разведки и от убийства полицейских перешёл к ликвидации сотрудников спецслужб. В удачные дни ему удавалось подорвать до десятка агентов. Одновременно Пабло использовал заложников для торга с правительством, спокойно совмещая тайные переговоры с терактами. Мог, например, с утра убить несколько силовиков, а вечером отпустить кого-то из похищенных в качестве жеста доброй воли.

Не всем заложникам так повезло. 21 января 1991 года полиция провела очередную успешную операцию, ликвидировав братьев Давида Рикардо и Армандо Приско, верно служивших Эскобару 11 лет. На следующий день картель казнил одну из заложниц – Марину Монтойю, дочь политика Хермана Монтойи. «Элитный корпус» спешно организовал рейд на одно из ранчо наркоторговцев, о котором знал. К удивлению спецназа там находилась другая заложница – журналистка Диана Турбай. Во время перестрелки с похитителями в неё попало несколько пуль, и женщина истекла кровью по дороге в больницу.

Неудача «Элитного корпуса», обрушила на полицию волну общественного гнева и ускорила переговоры с Эскобаром. Король наркоторговли согласился сдаться, но в обмен на ряд уступок со стороны властей. По одному из условий он должен был сам построить для себя тюрьму. Когда новость о договорённостях с Пабло попала в СМИ, Уго Агилар сказал своим бойцам: «Мы потерпели поражение. Эскобар победил, страна проиграла».

Но власти были готовы потерять лицо, чтобы остановить террор, и 19 июня Пабло сдался. Двумя неделями позже правительство утвердило новую конституцию, запрещавшую экстрадицию колумбийцев. Вертолёт доставил Эскобара на окраины Энвигадо, в тюрьму, отведённую для единственного заключённого и столь роскошную, что колумбийцы звали её не иначе как «Ла Катедраль» - собор. Сами бандиты предпочитали прозвище «Отель «Эскобар»»: здание, ранее служившее рехабом, после ремонта напоминало роскошные апартаменты с бассейном, взлётной площадкой и футбольным полем. Портила картину только трёхметровая двойная ограда, с пятнадцатью рядами колючей проволоки под напряжением и семью наблюдательными вышками.

Расходы на содержание тюрьмы Эскобар оплачивал сам. Кормить ему приходилось не только себя, но и целый штат киллеров, сдавшихся в течение последующих дней. Вдобавок он приплачивал военным, чтобы те закрывали глаза на некоторых посетителей «Собора». Постепенно тюрьма обзавелась комнатой для бильярда, баром, хорошей мебелью и произведениями искусства. Для связи с внешним миром наркобарон использовал почтовых голубей и телескоп, направленный на квартиру в соседнем городе, откуда ему передавали сигналы морзянкой. Порой своего патрона навещали члены картеля, оставшиеся на свободе, футболисты, музыканты и другие гости, для которых Пабло закатывал грандиозные вечеринки. Когда слухи о происходящем стали распространяться в СМИ, «Ла Катедраль» получила ещё одно прозвище: «тюрьма повышенного комфорта».

«Элитный корпус» расформировали, Уго Мартинеса отправили на дипломатическую работу в Испанию, Агилар получил аналогичное назначение в Аргентину, а сотрудники УБН вернулись к охоте за мелкими наркодиллерами. И только Мигель Маса Маркес сохранял оптимистичный настрой: «Император ещё не пал, но его империя рушится», - подбадривал он подчинённых. Ему, директору крупнейшей спецслужбы страны, было известно, что власти уже ищут способ расторгнуть договорённости с Эскобаром.

В этот момент показания неожиданно начал давать Карлос Ледер, четыре года томившийся в федеральной тюрьме «Мэрион», штат Иллинойс. За свои преступления революционер наркоторговли получил от американского суда пожизненный срок плюс 135 лет сверху. Уцепившись за последний шанс однажды увидеть свободу, Ледер согласился выступить свидетелем в суде над Мануэлем Норьегой. Единственное условие, которое Карлос поставил властям – это вытащить из Колумбии его семью.

На родине у бывшего наркобарона оставались жена, дочь и ещё несколько родственников, которые могли стать целью картеля. Агенты УБН тщательно продумали операцию по их тайной эвакуации из страны, руководил процессом Стивен Мёрфи – ещё один центральный герой «Нарко». Он оказался в Колумбии намного позже своего будущего напарника, Хавьера Пеньи: всего за несколько дней до ареста Эскобара. Этому назначения предшествовала многолетняя работа во Флориде и десятки антинаркотических рейдов в Карибском бассейне.

Эвакуация семьи Ледера стала его первым большим заданием на новом месте. Почти вся она проводилась через колумбийских посредников, чтобы избежать контактов между целями операции и агентами УБН. Членов семьи тайно разместили в отелях, так же тайно собрали в аэропорту и финальным штрихом поменяли имена прямо перед вылетом. Удостоверившись в безопасности близких, Карлос подробно рассказал о делах картеля в Панаме. Этим он обеспечил Норьеге пожизненный срок, а несколькими месяцами спустя Верховный суд США разрешил Вашингтону похищать людей в других государствах, чтобы предать правосудию в Соединённых Штатах.

Пабло, чувствуя шаткость своего положения, старался наладить работу своей наркосети и восстановить старые торговые маршруты. Но на пути стоял Картель Кали, последовательно отнимавший у Эскобара бизнес. В 1991 году группировки снова обменялись неудачными покушениями: Пабло пытался убить Эрреру на курорте Лас-Брисас, а Орехуэлла собирались бомбить «Ла-Катедраль» при помощи старого штурмовика А-37. Они купили четыре авиационных бомбы, списанных на войне в Сальвадоре, но сделка по продаже самолёта оказалась подставой и сорвалась, и очередная безумная страница в истории картеля так и осталась черновиком.

Чтобы покрыть растущие издержки, Пабло увеличивал процент, который должны были отчислять со сделок младшие партнёры. Но авторитет Эскобара, изрядно упавший за последние годы, уже не так страшил наркоторговцев, и в один момент семьи Галеано и Монкада отказались платить. Сами партнёры ссылались на отсутствие денег, но киллеры Пабло провели собственный аудит и вскрыли на территории Монкады тайник с 30 миллионами долларов. Глав семей, Фернандо Галеано и Херардо Монкаду, доставили в «Ла-Катедраль». Там разоблачённые согласили отдать часть своей заначки, но сикарио уверяли Эскобара, что парочка регулярно обворовывает картель, и босс поверил. Тогда хитрецов убили, а после избавились от тел.

Расправа на территории тюрьмы могла ускользнуть от внимания властей, если бы вдова Галеано, Мирейя, не сообщила о случившемся генеральному прокурору. Получив такой идеальный повод перекрыть Пабло кислород, Сезар Гавирия отдал приказ о переводе наркобарона из личной тюрьмы на военную базу, откуда он уже не смог бы руководить картелем. На первом этапе плана занять «Ла-Катедраль» должна была уже знакомая нам Четвертая бригада. Руководить сменой караула президент отправил замминистра юстиции Эдуардо Мендосу и директора пенитенциарных учреждений Эрнандо Наваса.

Когда чиновники прибыли на место, военные Четвёртой бригады уже контролировали внешний периметр тюрьмы. Мендоса и Навас спокойно прошли на территорию «Ла Катедраль», но вместо охраны их встретили бойцы Эскобара. Тот уже знал о планах президента, и заблаговременно поместил под арест начальника тюрьмы. Теперь количество его заложников выросло до трёх.

Тем вечером губернатору Антиокии, Хуану Гомесу Мартинесу, позвонил мэр Энвигадо и рассказал, что его очень беспокоит происходящее в «Ла-Катедраль». Тогда губернатор связался с Четвёртой бригадой, где его заверили: «Всё под контролем, в тюрьме абсолютно тихо». Успокоенный докладом, Мартинес отправился домой, но не успел он повесить свой пиджак, как в дверь позвонили. На пороге стоял Хуан-Пабло, пятнадцатилетний сын Эскобара, который потребовал у губернатора связаться с наркобароном и недвусмысленно намекнул, что в случае чего готов возглавить оставшихся сикарио. Но Гомес Мартинес повторил услышанное от военных и выставил подростка.

Прошло пять минут, и в дверь позвонили снова: теперь гостем был адвокат Эскобара. Он начитывал политические лозунги смысл которых сводился к тому, что дона Пабло нельзя переводить из тюрьмы ни при каких обстоятельствах, а потом попросил позвонить президенту. До Гавирии губернатор дозвониться не смог, и был не единственным в такой ситуации: параллельно ему из офиса «Ла-Катедраль» с пистолетом у головы номер президентского дворца набирал Эдуардо Мендоса. Эскобар пытался найти хоть кого-то для переговоров о заложниках, но в Боготе игнорировали звонки. Когда на том конце всё-таки взяли трубку, секретарь президента сообщил Мендосе об увольнении. Войска готовились к штурму.

В восемь утра Гомес Мартинес прибыл на заседание Совета безопасности, где пытались составить картину произошедшего. Поступил звонок, и собравшимся сообщили, что Пабло Эскобар, воспользовавшись утренним туманом, сбежал через дыру в стене. Губернатор мрачно ухмыльнулся: «Дыра, должно быть, была широкой».

Сейчас это невозможно проверить, но существует интересное мнение, якобы в день расправы над Галеано и Монкадой Эскобар вызывал к себе третьего человека, которому хватило благоразумия отказаться. Счастливчика звали Карлос Кастаньо Хиль, и его биография проливает свет на многие тёмные пятна в современной истории Колумбии.

Как и большинство наших героев, Карлос вырос в многодетной семье, но даже по меркам колумбийских крестьян его случай был особенным: у четы Кастаньо родились десять мальчиков и четыре дочери. Старший из сыновей, впрочем, умер ещё в детстве задолго до рождения Карлоса. Второй по старшинству брат, Фидель, подростком сбежал из дома, спасаясь от тираничного отца. За пять лет вне дома, он перепробовал немало работ: выступал с бродячим цирком, мыл золото, добывал изумруды, воровал, перепродавал подержанные автомобили.

Именно автомобильный бизнес в конце семидесятых свёл его с Эскобаром. Пабло тогда уже возил кокаин самолётами, но сохранял ментальность простого мужика из трущоб, знавшего цену деньгам. Уверенный, предупредительный, любящий своих близких, он внушал Фиделю уважение. Вероятно, таким Кастаньо хотел видеть и себя. Сходились мужчины и на почве идеологии: оба симпатизировали левым. Когда Эскобар стал зарабатывать миллиарды, эта симпатия улетучилась. Кастаньо тоже разлюбил левых, но по своей причине.

В 1981 году его отец, как и многие землевладельцы, стал жертвой похищения FARC. Партизаны потребовали от семьи 100 миллионов песо. Фидель согласился заплатить 30, но старший Кастаньо уже погиб в плену. Его тело так и не нашли. Так партизаны отняли у Фиделя отца, но подарили цель и связали всю его последующую жизнь с борьбой против левых группировок Колумбии.

Государство обеспечило Кастаньо минимальную военную подготовку, но в остальном новоявленный инсургент был самоучкой. Начинал он с того, что служил гражданским осведомителем для одного из армейских батальонов, а затем сколотил собственный отряд. Группа Фиделя была немногочисленной, но слаженной и эффективной, по мере расширения она меняла названия: сначала «Лос Тангерос» по названию родной фермы Кастаньо, затем «Смерть революционерам северо-востока», позже – «Силы крестьянской самообороны Кордовы и Урабы». Куда бы Фидель не направлялся в своих походах, за ним по пятам следовал младший брат, Карлос.

Своё старое знакомство с Экобаром командир не забыл, и радостно влился в сети Медельинского картеля. Пабло поручил ему работу во Франции, и там Фидель неожиданно полюбил искусство. Пообтеревшийсь в среде парижской богемы, Кастаньо стал перекупщиком картин и антиквариата. Он толкал французам полотна колумбийских художников, например, Фернандо Ботеро, и скупал произведения европейцев.

На этой почве Фидель сдружился с женой Эскобара, Викторией Энао. Та вышла за Пабло ещё пятнадцатилетней, когда будущий дон только начинал карьеру наркоторговца. Жизнь с таким человеком вылилась в постоянный стресс, и Виктория, вынужденная постоянно бояться за собственную жизнь и жизни детей, находила отдушину в коллекционировании предметов искусства. Медельинский дом семьи был заставлен огромным количеством антиквариата: артефакты древних цивилизаций, китайская керамика и глиняные изделия доколумбовой эпохи здесь соседствовали с полотнами современных классиков, а также скульптурами Родена и Миторая.

Самой ценной картиной в собрании Виктории был «Танец» Сальвадора Дали. Неизвестный купил её за 209 тысяч долларов на аукционе Sotheby's в 1985 году, и так она оказалась на стене личной библиотеки Пабло. Как-то Фидель навещал босса в Медельине, и Виктория устроила ему экскурсию по своей коллекции. Ответным жестом Кастаньо пригласил семью Эскобар в собственную усадьбу Монтекасино, где за грозным укреплённым фасадом скрывалась утончённая роскошь интерьеров. Сам Фидель вёл себя подчёркнуто элитарно, разыгрывая перед гостями подобие светского раута с чопорными официантами, строгим этикетом, дегустацией вин и другими атрибутами высшего общества.

Буржуазные замашки подчинённого раздражали Эскобара, но ещё сильнее ему не нравилось сближение Кастаньо со своей женой, поэтому он отстранил от себя Фиделя, но тот остался близким партнёром Гонсало Гачи. В основе этого партнёрства лежала общая ненависть к партизанам, а его результатом стали как минимум сотни политических убийств по всей стране. Левых боевиков наркоторговцы не щадили, не питали они жалости и к крестьянам, которые поддерживали инсургентов. Но и для лояльных государству сельских жителей исключений часто не делали, одинаково терроризируя всех местных.

FARC оставалось их самым опасным врагом вплоть до 1985 года, когда лидеры группировки согласились на мирное предложение Бетанкура и создали собственную партию, «Патриотический союз». Решение, которое казалось успехом повстанцев, обернулось для них фатальной ошибкой, потому что лидерам движения пришлось выйти в публичное поле и стать лёгкими мишенями для своих врагов.

Сторонников «Патриотического союза» убивали: иногда поодиночке, иногда массово, порой в публичных местах, на глазах у семей, вместе с семьями. И каждый раз виновникам удавалось скрыться от правоохранителей. Сейчас очевидно, что за львиной долей политических убийств той поры стояла связка «Мексиканца», братьев Кастаньо и Административного департамента безопасности. Работа со спецслужбами сделала Фиделя и Карлоса неприкасаемыми для властей. На стене полицейского управления в Боготе портреты братьев висели среди лидеров Медельинского картеля, но полиция никогда не проводила против них операций.

Они дважды убивали кандидатов в президенты: первый раз – осенью 1987 года. Политика звали Хайме Пардо Леаль, на выборах он занял третье место, хоть и сильно отстав от представителей двух господствующих партий. Второй раз – весной 1990 года: жертвой стал Бернардо Харамильо Осса, действующий сенатор. Убийство тогда сорвало кратковременное перемирие между Эскобаром и властями. В день произошедшего полиция перехватила разговор главы картеля с Карлосом Кастаньо, где Пабло был очень недоволен произошедшим, потому что вину приписали ему. «Вы подставили меня», – кричал наркобарон, но силовикам было выгоднее не заметить этого разговора.

Отношения братьев с Эскобаром охладели ещё до заключения последнего в тюрьму. Фидель в интервью утверждал, что Пабло продал партию оружия одной из партизанских группировок. Возможно, так и было, а может дело в том, что босс начал убивать покровителей Кастаньо из Административного департамента. Но главное, к тому моменту братья уже чувствовали себя силой, которая может не подчиняться дону Пабло.

В день убийства Галеано и Монкады, Карлос не пришёл к Эскобару, но третий человек с ними всё-таки был – телохранитель Галеано, Диего Мурильо, позже известный как Дон Берна. Оставшись за воротами «Ла-Катедраль», он мучительно ждал исхода встречи, пока не осознал, что его наниматель и друг мёртв. На этом злоключения Диего не закончились: Пабло не простил супругов Галеано за воровство и донос генеральному прокурору, объявив семью своими личными врагами. Это означало лишь одно: Эскобар продолжит убивать, пока не успокоится. Пытаясь защитить родственников покойного, Мурильо попросил о помощи Карлоса Кастаньо. Тот уже знал о ситуации и готовил свой ответ: всё-таки Галеано был и его другом. Иллюзий относительно собственных сил Кастаньо не питал, но знал, что в мире есть люди, способные ему помочь: Мигель и Хильберто Орехуэла.

Боссы Картеля Кали познакомили Карлоса со своим человеком в полиции – майором Данило Гонсалесом. Гонсалес был настоящей звездой войны против картелей: ещё лейтенантом он успешно боролся с кокаиновым трафиком в Барранкилье, а майором возглавил антинаркотическое бюро Управления судебных расследований. За плодотворную службу его отправили в США, где Данило обучался прослушиванию телефонных разговоров, сканированию, слежке и наблюдению. Он был одним из инициаторов создания «Элитного корпуса», где занял руководящую должность, когда ему было 30 лет.

После побега Эскобара подразделение воссоздали под названием «Поисковой блок». Тогда Гонсалес и Агилар продолжали работать в Аргентине: это обеспечило Данило необходимое прикрытие для создания альтернативной структуры, состоящей из наркоторговцев и членов антипартизанских подразделений. Формально её возглавлял Диего Мурильо вместе с вдовами и братьями убитых Галеано и Монкады. Организация называлась «Преследуемые Пабло Эскобаром», сокращённо – «Лос Пепес». Агилар утверждает, что название придумал он, когда начальство потребовало отчёт о внесудебных расправах: глаза майора зацепились за джинсы марки «Пепе», и он выпалил первое, что пришло в голову.

Для финансирования организации Картель Кали создал специальный фонд, куда могли жертвовать все желающие. За время охоты на Эскобара туда поступило примерно 20 миллионов долларов, самым щедрым донором выступил «Пачо» Эррера. Действия «Лос Пепес» координировались из нескольких конспиративных домов неподалеку от полицейской академии Медельина, где ежедневно собирались информаторы и мафиози, готовые сотрудничать за деньги. Иногда лидеры группы проводили большие собрания, обсуждая детали проведения операций. На таких военных советах неизменно присутствовали Диего Мурильо, Хавьер Пенья и окружной прокурор. Иногда их посещал Карлос Кастаньо, который озвучивал решения, принимаемые братьями Орехуэла.

Информацию «Лос Пепес» получали от бывших соратников Эскобара, поэтому всегда били точно. Сильнее всего в поиске сведений преуспела группа «Двенадцать висельников» – отставные сикарио, предавшие босса в обмен на помилование от властей. Самих «пепесов» отследить было практически невозможно: они появлялись, убивали людей Пабло и исчезали, оставив на трупе табличку: «Работал на Пабло Эскобара». Для ликвидаций часто использовали взрывчатку, пленных пытали, родственников целей не жалели и в целом закрывали глаза на сопутствующий ущерб. Государство о происходящем знало: Мигель Орехэула даже имел собственный код для звонков в Административный департамент. Но средства борьбы уже никого не волновали, и сверху силовикам спустили понятную установку: «Если нужно заключить союз с дьяволом – сделайте это, но убейте чудовище по имени Пабло Эскобар».

На ликвидацию своих подчинённых босс старался отвечать, но желающих помогать ему осталось мало, когда за каждой смертью полицейского следовала расправа над медельинскими подростками. Самым известным случаем стала резня в районе Вильятина, когда силовики застрелили девять молодых людей: самому старшему было 22 года, младшему – 8. Пабло зверствовал не меньше: с декабря по февраль он подорвал несколько машин в Боготе, убив десятки человек, включая детей. Но теперь за каждым терактом следовали ответные взрывы от «Лос Пепес» против семьи Эскобара. Свою последнюю крупную атаку наркобарон совершил 15 апреля 1993 года, подорвав машину рядом с торговым центром в Боготе. После этого взрыва ячейка Медельинского картеля во Флориде перешла на сторону Кали, отрезав Эскобара от маршрутов поставки кокаина в США. Братья Орехуэла выиграли войну.

Вскоре после теракта «Лос Пепес» похитили и убили адвоката Пабло, Гвидо Монтойю, вместе с несовершеннолетним сыном. Рядом с их телами боевики оставили послание: «Что ты думаешь о торговле бомбами в Боготе, Пабло?» Случай вызвал общественный резонанс, представив «Лос Пепес» банальными головорезами, и публика, уставшая от постоянных взрывов, потребовала их разоружения. Через несколько дне группировка объявила о демобилизации, но работу не прекратила.

Сам Пабло после этого прожил полгода: выследить его удалось только к началу зимы. Бывший король наркоторговли арендовал дом в районе Лос-Оливос на западе Медельина. Первого декабря он встретил свой последний день рождения, одинокий и обречённый. Сделал несколько телефонных звонков, принял поздравления от детей и попросил кузину Лузмилу купить на обед лазанью и белого вина. Вечером он заказал ресторанной еды и бутылку шампанского, тихо отпраздновав в компании Лузмилы, брата Роберто и своего последнего телохранителя, «Эль Лемона». Когда Пабло отрыл бутылку, пробка с вылетела с шумом: «Слава Богу, это была не пуля», – пошутил телохранитель. На следующий день Эскобара убили.

По официально версии, местоположение наркобарона засекли во время затянувшегося разговора с сыном, но сам Хуан Пабло придерживается другого мнения. Он вспоминает, как в мае того года «Лос Пепес» похитили его двоюродного брата – сына дяди Роберто. Обычно такие похищения были синонимичны смерти, но вскоре кузен нашёлся сам неподалёку от «Интерконтиненталя» в Медельине. Факт похищения подтверждает любовница Мигеля Орехуэлы, Агилар признаётся, что в это же время впервые встречался с Карлосом Кастаньо и обсуждал некую информацию о Пабло, а позже Роберто единственным из родственников накробарона плотно сотрудничал со следствием. Впрочем, одна из версий не исключает другую.

Операцию спланировали и согласовали быстро и в атмосфере строжайшей секретности: помимо нескольких военных чинов, агентов УБН, ЦРУ, генерального прокурора и президента о происходящем знали только 23 человека – штурмовой отряд во главе с Уго Агиларом. Времени на тренировки не было: первого декабря майор собрал бойцов и посоветовал написать своим семьям. Подъезжая к зданию, где прятался наркобарон, спецназ рассчитывал встретить сопротивление, но в квартире их ждали двое: сам Пабло и «Эль Лемон». Эскобар, вооружённый двумя пистолетами, открыл по спецназу огонь и, отстреляв одну обойму, попытался уйти через окно. Там его настигли две полицейских пули, он сорвался с крыши и умер на пути к земле. Телохранитель погиб рядом с боссом. Через 15 минут на место операции прибыли агенты Пенья и Мёрфи, именно тогда была сделана эта легендарная фотография.

Смерть Эскобара породила несколько легенд о том, кто именно сделал последний выстрел. «Лос Пепес» приписывали убийство себе, но полиция якобы заставила их скрыться до появления прессы, забрав всю славу. В американских СМИ ходила версия об элитном снайпере из отряда «Дельта», действовавшем настолько скрытно, что ни один колумбиец его не заметил. Хуан Пабло верил, что отец застрелился сам, отказавшись сдаться спецназу. Наконец, как это всегда бывает в подобных историях, народ шептался, мол, там, на крыше полиция застрелила двойника, а настоящий Пабло до сих пор коптит где-то небо. Уго Агилар, тоже стрелявший тогда по Эскобару, уверяет, что смертельную пулю выпустил обычный сержант полиции, Алонсо Барраган.

Смерть наркоторговца тогда устроила и его противников, добившихся своей цели, и сторонников, получивших шанс ускользнуть от возмездия государственной военной машины. Убийство низложенного короля праздновали как в Богате, так и в Вашингтоне, где после более чем десяти лет борьбы, сменив троих президентов, наконец сумели уничтожить Медельинский картель.

Среди проигравших оказались лишь жена и дети Пабло, зажатые между армией убийц, желавших отомстить их семье, и государством, для которого родственники Эскобара виделись ценными свидетелями. Впрочем, единственное, что действительно волновало правительство Колумбии – это многочисленные счета покойного, но ни жена, ни сын их не раскрыли: вероятно, эта информация умерла вместе с Пабло. Единственным из семьи тесно сотрудничал с полицией и ЦРУ дядя Роберто, обеспечивший себе спокойную жизнь после нескольких лет отсидки.

Неаполитанская усадьба была арестована, её богатство разграблено полицией, тайники с наличными достались родне, а в медельинскую квартиру Эскобаров, где Виктория жила после подрыва комплекса «Монако», наведались люди Кастаньо, и обнесли подчистую, забрав среди прочего «Танец» Дали. После этого угроза от братьев не иссякла: Фидель по прежнему мог расправиться с семьёй Пабло. На стороне Виктории оставались старые киллеры мужа, а главное семья Очоа: именно их патриарх, дон Фабио, убедил вдову написать Кастаньо письмо со слезной просьбой пощадить детей. И полевой командир великодушно простил своих врагов.

6 января 1994 года Фидель погиб в деревушке Тиодокто, департамент Антиокия. О его смерти стало известно через несколько месяцев, а остатки обнаружили только спустя 19 лет. В убийстве тогда обвинили партизан из EPL, но среди бойцов ходила другая версия: устранить брата приказал Карлос в отместку за смерть их общей любовницы. Незадолго до произошедшего Фидель признался журналистам: «Если бы у меня не было причин бороться с партизанами, я бы сам стал партизаном».

Теперь уже Карлос написал Эскобарам и предложил вернуть все украденные ценности, включая Дали – к искусству он был равнодушен. Но Виктория отказалась: ей больше не хотелось владеть роскошью. Пообещав Картелю Кали, что семья больше не вернётся к наркоторговле, она сменила фамилию себе и детям, а потом переехала в Аргентину.

Медельинский картель был уничтожен, но борьба с наркоторговлей не закончилась. Если в восьмидесятые кокаиновый рынок контролировался несколькими крупными игроками, то в девяностые монополия рухнула, и децентрализация торговли привела к росту производства белого порошка. Чтобы сдержать его, тысячи полицейских продолжили рисковать жизнями по всему миру, а прежде всего в Колумбии.

Далеко не всем на этой войне удалось сохранить чистую совесть. Карьера Данило Гонсалеса, и без того успешная, после смерти Эскобара взлетела в небеса. Управление по борьбе с наркотиками удостоило его высшей награды за «бескорыстную преданность делу поиска самого разыскиваемого преступника в мире». Позже Гонсалес руководил операций по спасению брата действующего президента и консультировал правительство Эквадора относительно борьбы с наркотрафиком. Когда связи подполковника с мафией стали слишком очевидны, ему позволили тихо уйти в отставку, и на следующие пять лет Данило пропал из поля зрения властей. Он объявился в 2003 году, объявив о готовности сотрудничать с американскими спецслужбами в обмен на безопасный выезд из Колумбии. Страна свободы согласилась принять опальную легенду полиции, но киллеры картеля настигли Гонсалеса раньше. После смерти у подполковника обнаружилась масса недвижимости и доля в бразильской сети отелей.

Уго Агилар сохранил тесную связь с набиравшими силу парамилитарными группировками. Благодаря их поддержке он даже стал губернатором департамента Сантандер в 2003 году. Но репутация народного героя дала трещину, когда источники его финансирования стали известны публике. После восьми лет на посту губернатора, Агилара уволили, и с тех пор его жизнь стала бесконечной чередой судов, в ходе которых он раскрыл немало подробностей о связях колумбийской полиции с картелями и преступлениях силовиков.

Мигель Маса Маркес завершил карьеру в спецслужбах, но правосудие всё-таки настигло его, и причина стала полнейшей неожиданностью: находясь на посту главы Административного департамента, генерал участвовал в убийстве Луиса Карлоса Галана, кандидата в президенты. Сейчас Маркес отбывает тридцатилетний срок, но за преступления против «Патриотического союза» он так и не ответил.

Не всех колумбийских силовиков ждала такая судьба. Уго Мартинес, возглавлявший «Элитный корпус» и «Поисковой блок», ушёл от обвинений в связях с мафией и преступлениях своего подразделения, дослужился до бригадного генерала и умер в 79 лет от сердечного приступа. Октавио Варгас Сильва один год возглавлял Национальную полицию Колумбии, а после спокойно сложил полномочия и с тех пор наслаждается пенсией: сейчас ему 87.

Глава отделения УБН в Боготе, Джо Тофт, после смерти Эскобара тоже проработал недолго. Его популярность среди колумбийцев упала, когда агента назвал страну «наркодемократией». Родное правительство задарило Джо наградами и спровадило на пенсию. Пенья и Мёрфи покинули Колумбию в 1994 году, и ещё много лет продуктивно трудились в Управлении. Именно эту парочку создатели «Нарко» сделали главными героями своего сериала. Стива сыграл Бойд Холбрук, Хавьера – Педро Паскаль. Сами агенты консультировали съёмочную группу. Связи с нарковоенизированными группировками они отрицают.

Картель Кали ещё до убийства Эскобара контролировал 80% мировой торговли кокаином. Но смерть Пабло стала для братьев Орехуэла мрачным прообразом собственного будущего. Не став ждать, пока государственная машина насилия обернётся против них, они придумали способ сохранить и жизни, и капиталы. План был прост: привести к власти своего президента, которой позволит братьям почётно капитулировать, и это удалось. В 1994 году главой Колумбии стал прогрессивный кандидат Эрнесто Сампер Писано, предложивший Мигелю и Хильберто сдаться на тех же условиях, которыми воспользовалась семья Очоа.

Но связи президента с наркомафией вскрылись очень быстро: их вывел на свет Андрес Пастрана – бывший пленник Эскобара и нынешний политический оппонент Сампера. Народный избранник тут же заявил, что не знал об источниках своих финансов и потребовал расследования, которое станет известно как «Процесс 8000». Самому Самперу удастся избежать последствий, и даже свидетельства об очных встречах с братьями его не потопит, но политическое влияние семьи Орехуэла на этом иссякнет. Следующим президентом станет Пастрана.

Прежде чем сдаться властям, Мигель и Хильберто предложили капитуляцию более чем сотне наркоторговцев. Практически все отказались, единодушно посчитав эту идею проявлением слабости и предательства. Бывшие подчинённые братьев создали собственный криминальный синдикат, прозванный Картелем Северной долины, который постепенно стал лидером наркоторговли. Пытаясь захватить рынок, он боролся с остатками Картеля Кали, и одержал победу, когда в 1996 году полиция арестовала «Пачо» Эрреру. За решёткой Элмер занимался любимым делом: играл в футбол. На матчи с участием наркоторговца пускали гостей, и этим воспользовался киллер из Картеля Северной долины, застреливший Эрреру во время игры. Как убийца пронёс в тюрьму заряженный пистолет, осталось загадкой.

Вторая половина девяностых стала не только периодом дробления кокаинового рынка, но и расцветом парамилитарных группировок, численность которых приближалась к размерам регулярной армии. В 1997 году Карлос Кастаньо и его брат Висенте объединили военизированные формирования страны под своим руководством, создав Объединённые силы самообороны Колумбии (AUC). На пике эта структура, ответственная за сотни массовых убийств, насчитывала 35 тысяч бойцов. Законы и мораль не стесняли Карлоса, в борьбе с партизанами, но одно правило у Кастаньо было: никакой наркоторговли. Разумеется, среди полевых командиров наркоторговля цвела пышным цветом. Понимая, что теряет контроль над ситуацией, Карлос пытался разоружить подчинённых, но погиб. По одной из версий, его убил Висенте, испугавшийся разоблачения своей кокаиновой сети.

Судьбы выживших членов Медельинского картеля сильно отличались. Джордж Янг, открывший для Эскобара калифорнийский рынок, провёл в тюрьме 20 лет. Его история легла в основу фильма «Кокаин», где наркоторговца сыграл Джонни Депп. На волю Янг вышел уже глубоко больным стариком, но жалел лишь об одном, что познакомил тогда Ледера со своей сетью распространителей: иначе бы тоже стал миллиардером.

Братья Очоа отсидели по пять лет, после чего Хорхе и Хуан Давид сошли с радаров полиции. Фабио, самого младшего, позже снова арестовали за наркоторговлю и выслали в США, где его упекли на 23 года.

Карлос Ледер сидел дольше всех. Изначальный пожизненный срок после суда над Норьегой заменили 55 годами заключения. Позже за сотрудничество со следствием скостили ещё семь лет, но даже эта поблажка вряд ли оставляла ему шансы дождаться свободы. И всё же Ледер нашёл спасительную лазейку: как иностранный гражданин он мог рассчитывать на депортацию вместо заключения. Отбыв две трети срока, Карлос её получил: в 2020 году его выслали в Германию, на родину отца. У немецкого правосудия претензий к Ледеру не было, и постаревший наркобарон наконец воссоединился с семьёй. 28 марта 2025 года он вернулся в Колумбию.

Пока Эскобару не пришлось скрываться от властей, он владел богатейшим в стране частным зоопарком. По территории его Неаполитанской усадьбы спокойно бродили зебры и жирафы, слоны и бегемоты, развлекавшие своим видом гостей кокаинового короля. Когда полиция разграбила поместье, животные оказались предоставлены сами себе перед лицом чужой и недружелюбной среды. Большая часть привезённых видов сгинула в колумбийских лесах или была вывезена зоозащитниками, но не бегемоты.

Бегемоты, купленные Эскобаром в Далласе, приняли вызов местного биоценоза. Своими массивными лапами они протоптали путь через горные леса и вышли к воде. Распробовав на вкус колумбийскую зелень, принялись плодиться, и всего из четырёх особей популяция выросла до 170. С каждым годом бегемоты расширяли зону контроля над окрестной речной системой, подминая растерянную экосистему под себя. Их экскременты, меняющие состав воды, уничтожают рыбу и делают невыносимой жизнь исконно сосуществующих ламантинов и капибар.

Государство видит проблему, но бюрократическая система не может придумать её решения. Бегемотов требуют кастрировать, депортировать, усыпить, расстрелять, но годы проходят, а популяция продолжает расти. Не отрицая вреда, который наглые животные наносят природе, можно обнаружить у них и символическую роль: они служат для Колумбии последним живым напоминанием о Пабло Эскобаре.

#лонг #история #колумбия #нарко #наркотики