Дзынь. Вибрация в кармане — как фантомная судорога. Ты не просил этого. Никто не просил. Но оно уже здесь.
Светящийся прямоугольник в темноте спальни. Ты жмешь на стекло, и оно вываливается.
Моя нейробиблиотека, нейродискотека, нейрогалерея
Дзынь. Вибрация в кармане — как фантомная судорога. Ты не просил этого. Никто не просил. Но оно уже здесь.
Светящийся прямоугольник в темноте спальни. Ты жмешь на стекло, и оно вываливается.
Коньяк в снифтере был темным и густым, как запекшаяся кровь древней рептилии. Мы сидели в библиотеке, где запах старой кожи и пыли казался единственной константой в этом зыбком мире. Мой собеседник, человек возраста неопределенного, но с весом в обществе, медленно вращал бокал.
— Вы охотник, — произнес он, не глядя на меня. Его голос звучал сухо, к…
Клавиатура — это костяшки пальцев мертвых богов. Стук-стук-стук. Я играю на них симфонию распада.
Мой зад прикипел к дерматину. Дерматин потный, липкий, как кожа старой шлюхи, но для меня это — магма. Это Пылающий Трон. Я восседаю здесь, в центре Вселенной, в пупке мироздания, который воняет жареной картошкой и кошачьей мочой. Пять квадратных…
— Ты пойми, — хрипит Димон, стряхивая пепел прямо на засаленный ковролин. — Это не про голод. Это про доминирование.
Мы сидим в кухне, где обои отслаиваются от стен, как старая кожа после солнечного ожога. Желтый свет лампочки Ильича высвечивает каждую пору на его лице, каждый шрам от подростковых прыщей. Димон смотрит в пустоту, но видит там…
Скролл. Свайп. Смерть. Скролл. Свайп. Сиськи. Скролл. Кишки наружу.
Мир не просто сошел с ума, он проглотил собственный язык и бьется в эпилептическом припадке на кафельном полу твоей кухни. Ты смотришь в черный прямоугольник, в это зеркало чертовой души, и видишь, как оттуда течет гной. Собаки рвут мясо, менты крутят руки, кто-то украл милли…
Знаешь, в тот момент, когда ты осознаешь, что твоя кухня — это не просто место, где дохнут тараканы и прокисает борщ, а стартовая площадка для покорения мира, воздух начинает пахнуть иначе.