Клады, которых не было: главные мифы о пиратской жизни

Разбираемся, как выглядели настоящие пираты, где они закапывали свои сокровища и какую роль на их кораблях играли женщины.

О реальных пиратах впервые стало известно из двух книг. Первая — это «Пираты Америки» (1678) написанная голландцем Александром Оливье Эксквемелином. Вторая — «Всеобщая история грабежей и смертоубийств, учинённых самыми знаменитыми пиратами» (1724), написанная неким капитаном Чарльзом Джонсоном (возможный псевдоним Даниэля Дефо). Именно они создал образ пиратов Карибского моря и раскрыли многие громкие имена того времени.

Уже тогда правда плотно переплелась с вымыслом, но Роберт Стивенсон, Рафаэль Сабатини и Чарльз Хэйес в своих романах ещё больше мифологизировали пиратскую эпоху. Не все знают, но знаменитая шхуна «Испаньола» из «Острова сокровищ» (1883) — это корабль середины XIX века. Многие элементы быта XIX века соседствовали в романе с такими маркерами ушедшей эпохи, как треуголка. За литературой пришёл кинематограф, который, в погоне за зрелищностью и массовостью, ещё больше романтизировал образ «берегового братства».

В этом материале мы отделим легенды и домыслы от реалий Золотого века пиратства, длившегося с 1650 по 1730 год.

Заблуждения начинаются уже с внешнего вида типичного пирата. В одежде, показанной на изображении выше, они предстают почти в каждом фильме, но к реальности XVII-XVIII веков это имеет самое отдалённое отношение. Этот узнаваемый длинный кафтан и длинные штаны появились на флоте лишь в XIX веке. Но в Золотой век пиратства эта европейская мода была распространена лишь в среде аристократии и буржуазии.

Простонародье было очень далеко от всего этого, продолжая носить штаны пузырями или в форме юбки. В них было удобно босиком ходить по грязи и воде, не пачкаясь.

Куртки со временем, наоборот, становились только короче, дойдя до пояса. Их часто надевали по несколько штук сразу и не застёгивали, чтобы демонстрировать свой достаток. Для пиратов, совершивших успешный рейд, это было особенно актуально. А вот ярко красных поясов и жилетов в Атлантике и вовсе не носили — это был атрибут исключительно турецкого моряка.

С портретами пиратов ситуация ничуть не проще, и порой они ставят в тупик даже историков. На двух гравюрах выше якобы изображены два пирата: Франсуа Олоне и Бартеломео Португальский, но это явно один и тот же человек, просто показанный с разных углов. И далеко не факт, что это изображение имеет отношение хотя бы к одному из упомянутых людей.

Существует не так уж много портретов пиратов, которые можно было бы однозначно соотнести с реальными людьми. И в этом нет ничего удивительного. Известны даже гравюры Джорджа Вашингтона, которые подписывали как «Александр Суворов» и продавали в Англии во время его Итальянского похода 1798-1799 годов. Так что к другим подобным портретам стоит относиться просто как иллюстрациям, а не историческим источникам.

Хрестоматийная чёрная повязка на глазу — это ещё одно порождение XIX века. Чрезвычайно распространён миф, что повязки всё же были, но они не скрывали увечья, а позволяли безболезненно адаптироваться к вечному мраку трюмов, в которые пираты спускались как на своих, так и на вражеских кораблях. Эту версию даже подтвердили в «Разрушителях мифов».

Но ни на флоте, ни в армии XVII-XVIII веков не известно ни единого прижизненного изображения военных или моряков с повязкой на глазу в качестве аксессуара. Можно даже встретить утверждения, что Кутузова сравнивали с пиратом из-за его повязки. Но это не более чем выдумка родом из конца XIX века, и никаких повязок генерал-фельдмаршал не носил.

Поскольку пираты регулярно сталкивались с военными, то в кино очень удобно визуально противопоставлять одетых как попало головорезов и воинов в мундирах. Но в реальности у офицеров на флоте форма появилась только в конце XVIII века, а матросы вообще выглядели не лучше бродяг, поскольку пропивали всё, без чего можно было обойтись во время плавания.

Представление о морском офицере как о джентльмене, опять же, происходит из XIX века. А до этого флот и образованность в общественном мнении плохо сочетались. Прежде всего потому, что личный опыт для морского офицера был важнее хорошего образования. На корабле тогда было достаточно всего нескольких грамотных человек.

Отборная матерщина была нормой даже для адмиралов, и чем ниже по служебной иерархии, тем большее место она играла в общении. К этому добавлялось регулярное рукоприкладство, и не только в отношении простых матросов. Примечательно, что в Англии для повышения в звании нужно было предоставлять справку о трезвости. Так что внешних отличий между командой военного или торгового корабля и пиратского судна было меньше, чем может показаться сегодня.

Но было и важное отличие в образах головореза-пирата и офицера — это отношении к усам и бороде. По моде, господствовавшей в XVII-XVIII веках, усы и борода были признаком исключительно дикости и варварства. В любом приличном обществе мужчина мог появиться только гладко выбритым. А поскольку большинство прославленных пиратских капитанов были вхожи в высший свет, то они не могли себе позволить пренебрегать внешним видом.

Считалось, что усы носят только животные, и женщины таких мужчин побаивались, а некоторые пираты пользовались этим. Легендарный Эдвард «Чёрная борода» Титч уже одним наличием бороды создавал себе образ беспощадного демона из преисподней. А поскольку истории о нём читали в Европе, то впечатлительные обыватели с лёгкостью дорисовывали в своём воображении особо жуткие подробности, наделяя его даже сверхъестественными силами.

Масса мифов и заблуждений связана с морскими сражениями той эпохи. Мало кто упускает возможность показать совершенно фантастические батальные сцены, где обычные чугунные ядра крошат борта кораблей с эффективностью танкового снаряда.

Дело в том, что интерес к истории флота возник только в середине XIX века, когда парус начал вытесняться паром. А первые исследователи военного дела часто всё мерили реалиями своей эпохи, когда сражения длились несколько часов, а Нахимову в 1853 году понадобилось всего несколько залпов, чтобы разгромить турецкую эскадру.

С тех пор из книги в книгу кочуют различные ошибки и нелепые фразы вроде «разорвавшегося ядра», хотя ядро может только расколоться. Вроде мелочь, но в воображении писателей и режиссёров она создавала сцены, далёкие от реальности того времени.

Летом 1695 года у выхода из Красного моря произошло одно из крупнейших сражений Золотого века пиратства. В нём приняло участие сразу шесть прославленных пиратских капитанов, среди которых Генри Эвери, Уильям Мэйз и Томас Тью. Все они охотились на флагманский 40-пушечный корабль правителя Великих Моголов «Великое сокровище», который перевозил богатства знатных индийских семей. Казалось, он один мог отбить любое нападение.

На борту корабля Генри Эвери «Фэнси» было 50 пушек и около 150 бойцов, видящих перед собой фантастическое богатство. Эвери начал артиллерийскую дуэль, чтобы затем на шлюпках пойти на абордаж. И ему невероятно повезло, когда на «Великом сокровище» сначала разорвалась пушка, а затем ядро с «Фэнси» буквально с первого выстрела сбило грот-мачту. Смятение противника сменилось паникой, после чего 400 человек экипажа сложили оружие.

Отчаявшемуся капитану «Великого сокровища» пришла в голову безумная мысль вооружить только что приобретённых чёрных невольниц. Когда разъярённые схваткой пираты вскарабкались по абордажным крючьям на борт, они были потрясены этим женским воинством. Впрочем, рабыни тоже не стали сражаться за своих хозяев. Все разбегались перед пиратами, прячась в трюмах. Бой продлился всего два часа, а на обыск всех закутков ушло больше двух дней.

Захват «Великого сокровища» стал настоящей жемчужиной в череде громких историй о пиратах. Редкий фильм о морских разбойниках может позволить себе обойтись без сцены артиллерийской дуэли с последующим абордажем. Тактика — это производная от техники, а возможности кораблей и артиллерии XVII и XVIII веков сильно отличались от века XIX. Но благодаря сценаристам и режиссёрам наше воображение рисует картину, очень далёкую от реальности.

Золотой век пиратства приходится на череду Англо-голландских войн и Войну за испанское наследство. А тогда самым мощным калибром на кораблях были 12-фунтовые пушки, которые стреляли ядрами по 6 килограмм. При этом основная масса пушек стреляла ядрами раза в полтора-два меньше.

Корабли сходились на параллельных или контркурсах и, раскачиваясь на волнах, били рикошетом от воды ниже ватерлинии, либо пытались уничтожать вражеские мачты, рангоут и такелаж. Но основной удар всё равно принимал экипаж на верхней палубе.

Скорострельность была очень низкой — за день пушка могла выбросить всего около полусотни ядер. Морская война шла на истощение, что давало простор для манёвров, которые и занимали львиную долю сражения. Бои регулярно прерывались темнотой или туманом, а продолжались на следующий день. Известно даже одно трёхдневное сражение.

Из полусотни кораблей, участвовавших в сражениях, обычно гибло не более пяти, а потеря четверти флота воспринималась как катастрофа. Так что потопить даже средний пиратский корабль 6-фунтовым ядром — та ещё задача. На долгой дистанции пираты были обречены, но пока дело не доходило до абордажа, у них всегда оставалась возможность отступить.

Они не были дураками и понимали, что лучше расстреливать один корабль вдвоём или втроём. Но на практике, из-за очень примитивной сигнальной системы и полной зависимости от ветра, это было практически невозможно сделать, так что сражения проходили один на один. Это объясняет, почему во время захвата Генри Эвери «Великого Сокровища» остальные корабли бездействовали. Но всё вышеописанное плохо укладывается в каноны блокбастера.

Обычно захват вражеского корабля был менее зрелищным. В 1662 году французский пират Пьер Легран с отрядом всего лишь из двадцати восьми человек на одной единственной барке захватил испанский галеон с вице-адмиралом испанского флота на борту.

Они уже довольно долго скитались по Карибскому морю без добычи: на судне заканчивался провиант, обшивка обветшала и в любой момент могла дать течь. Тогда-то, неподалёку от острова Эспаньола, пираты заметили корабль, отбившийся от своей эскадры. Легран приказал следовать за ним и выжидать.

Он собирался подойти к кораблю ночью и взять его на абордаж, застав испанцев врасплох. На всякий случай капитан приказал спрятать всё оружие, но команде удалось приблизиться к галеону незамеченными. Вооруженные пистолетами и палашами, они захватили корабль, не встретив сопротивления. Пираты добрались до каюты, где вице-адмирал безмятежно играл в карты со своими подчиненными. Легран приставил к его груди пистолет, и тот был вынужден сдать корабль.

Пиратские суда ничего не могли противопоставить линейным кораблям английского флота или испанским галеонам. Да и открытое столкновение было последним, к чему стремились пираты. Крупнейший корабль в импровизированной эскадре Генри Моргана, с которой он разграбил Панаму в 1671 году, был двухмачтовой шнявой, минимум в три раза меньше любого корабля, который Испания тогда отправляла в Америку.

В 1693 году Томас Тью для своего самого успешного рейда в Красном море получил судно всего с 8 пушками и командой в 46 человек, но сумел без единого выстрела захватить индийское судно с гарнизоном в 300 человек. Пираты на крупном линейном корабле или фрегате, которые вступают в равный бой с военным и даже торговым флотом – это то же самое, что сомалийские пираты на дредноуте.

Другой миф, прославленный Стивенсоном в «Острове сокровищ», — это пиратские сокровища и клады. Ради чего рисковали жизнью простые матросы и чем прославились их капитаны? Сегодня на этот вопрос принято давать однозначный ответ — деньги и драгоценности.

Разговоры о пиратских кладах стали набирать популярность в 1701 году вскоре после казни Уильяма Кидда — знаменитого капера на службе Британской короны, который стал жертвой интриг британской политической элиты. На суде его обвиняли в незаконном пиратстве и требовали назвать своих лордов-покровителей, но он молчал, надеясь на их поддержку.

Однако во время одного из допросов Кидд рассказал, что спрятал на острове Гардинер немного денег и ценностей. Этот клад был найден властями и отправлен в Англию. А если был один клад, то значит были и другие; так, по крайней мере, подсказывала обывательская логика. В балладе «Прощание капитана Кидда с морями» (1701) упоминается уже о 200 золотых слитках и большом количество монет, спрятанных Киддом.

Ну а дальше миф зажил своей жизнью: кроме Стивенсона о пиратских кладах писали Эдгар По в «Золотом жуке», Вашингтон Ирвинг в «Дьяволе и Томе Уорке» и многие другие. Многочисленные охотники за сокровищами искали клад Кидда по всей Америке, а фальшивые карты сокровищ появлялись вплоть до середины XIX века. Но по степени достоверности эти истории оказались ничем не лучше мифов о сокровищах Стеньки Разина.

Были ли основания для всех этих мифов? После захвата Маракайбо в 1666 году людьми Франсуа Олоне на человека пришлось по 200 талеров — это было годовое жалование армейского капитана и 10 годовых жалований матроса. Хорошие деньги, но не достаточные, чтобы начать новую жизнь.

Главной добычей всех времён и народов считается уже упомянутый захват в 1693 году Томасом Тью могольского судна в Индийском океане. Тогда добыча на человека составила от 1200 до 3000 фунтов — столько получали генералы за несколько лет службы. И вот это уже действительно огромные деньги, на которые можно было купить дом, открыть таверну и зажить новой жизнью.

При этом капитаны получали не больше четырёх долей матроса. В 1693 году Тью прибыл в Нью-Йорк с добычей на сумму 8000 фунтов. Но его доля составляла лишь 1,2 тысячи фунтов, остальная же часть принадлежала его пайщикам — торговцам, которые и снарядили пиратскую экспедицию. Даже самым прославленным пиратам было особенно нечего закапывать на необитаемых островах. Хотя капитаны торговых кораблей, получивших каперский патент, могли получать в сто раз больше матроса.

Обычно пираты захватывали не галеоны, гружённые золотом и драгоценностями, а простые торговые корабли с хлопком, специями и свинцом, которые ещё нужно было продать. А поскольку торговцы и контрабандисты прекрасно понимали их происхождение, то и цена для пиратов была гораздо ниже рыночной.

Также не нужно преувеличивать ущерб от пиратства. Те же штормы били по Испании гораздо сильнее. В 1715 году у берегов Флориды погибло 11 испанских кораблей, которые перевозили сокровищ на 1 миллиард и 200 миллионов реалов – это равнялось более 10 годовым бюджетам Российской Империи. А для Испании это была лишь часть потерь за год. Для государств узаконенное пиратство (каперство) было просто наименее затратным и в итоге наименее эффективным средством борьбы друг с другом.

Принято считать, что пират — это синоним свободного от всех законов грабителя и головореза. Вот только любым пиратам нужна была база, где они могли чинить корабли, вербовать матросов, сбывать награбленное, закупать припасы и получать каперские патенты. Такими базами были остров Тортуга, принадлежащий Франции, и британская Ямайка. А патент позволял объяснить чиновникам происхождение всех денег и товаров, до четверти которых полагалось отдавать государству.

Но слишком уж часто вымышленные пираты пренебрегают каперскими патентами, хотя любой здравомыслящий пират старался раздобыть для себя такое «отпущение грехов». Поддельные, просроченные — любые, ведь именно они зачастую отделяли их от смерти. Такой патент приравнивал пиратов к солдатам и офицерам на королевской службе. И оказавшихся в плену пиратов нельзя было просто так взять и повесить. Хотя в реальности, конечно, случалось всякое.

Генри Морган был на хорошем счету у англичан, но когда он в 1671 году разграбил Панаму уже после заключения мира с Испанией, его вместе с губернатором Ямайки вывезли в Лондон, посадили в тюрьму и судили. Морган оправдывался тем, что не знал о заключении мира, поскольку новости до колоний доходили по полгода.

Большинство наиболее прославленных пиратов не были голодранцами. «Многие англичане видели в Генри Моргане национального героя, а грабёж испанцев, тем более с каперским свидетельством, расценивали как благородное дело», — писал историк Дмитрий Копелев. Масса громких захватов были профинансированы крупными торговцами и аристократами. Вольные пираты, которые грабили кого хотели и когда хотели — считались скорее исключением, чем правилом.

Редкий приключенческий сюжет обходится без романтической линии. Для писателей и сценаристов образцом стала история двух женщин-пиратов — Анны Бонни и Мэри Рид. Черты Бонни без труда можно разглядеть в истории героини Киры Найтли в «Пиратах карибского моря», а Мэри Рид явно была прототипом Морган Адамс (Джина Дэвис) из «Острова головорезов». Но чтобы понять, сколько в них правды, а сколько вымысла, взглянем на реальную жизнь знаменитых пираток.

Анна Бонни — ирландка по происхождению, родилась в 1700 году в Великобритании в результате связи успешного адвоката и его служанки. Скандал вынудил их переехать в Америку, где отец стал преуспевающим плантатором. Но, окружённая роскошью и завидными женихами, красавица Анна против воли отца вышла замуж за обычного матроса Джеймса Бонни.

Молодожёны сбежали на остров Нью-Провиденс в Карибском море. Но когда Джеймсу стало ясно, что разбогатеть за счёт жены не выйдет, он пошёл в пираты, бросив девушку одну в самом гиблом месте Вест-Индии. Но вскоре у неё завязался роман с успешным пиратом Джоном «Калико Джек» Рэккемом. И, уходя в очередной рейд, он предложил ей отправиться с ним.

Но пиратские правила, да и вообще правила флота, не допускали женщин в команде. Переодевшись в мужское платье, Анна служила на корабле простым матросом наравне со всеми. Когда она забеременела, Джек высадил её на Кубе, а вскоре и сам отошёл от пиратской жизни. Но награбленные деньги закончились, и в 1717 году они завербовались на торговое судно «Дракон».

Под предводительством Рэккема команда подняла мятеж, захватила корабль и отправилась пиратствовать. Мэри Рид, точно так же завербовавшаяся матросом, стала одним из активных бунтовщиков.

Родившуюся в 1690-х Мэри, мать растила в одиночку: денег постоянно не хватало, так что они переезжали с места на место. Когда девушке исполнилось 14 лет, она завербовалась юнгой на военный корабль. Потом оказалась в пехоте и кавалерии, где вышла замуж за драгуна. Уволившись из армии, супруги открыли таверну «Три подковы» в голландском городе Бреда.

Пока шла война с Испанией, таверна процветала за счёт солдат и офицеров. Но в 1713 году война закончилась, и прибыльный бизнес рухнул. Словно этого было мало, умер муж Мэри, и ей ничего не оставалось кроме как вновь пойти на флот под видом мужчины. Она сменила несколько кораблей, побывала у пиратов, а в итоге завербовалась на «Дракон», где её путь и пересёкся с Бонни и Рэккемом.

Бонни и Рид скрывали от экипажа свой пол, но сразу подружились и всё свободное время проводили вместе. Рэккем не знал о том, что Рид женщина, и приревновав Бонни к «матросу», чуть «его» не убил. Не известно, как именно женщинам удавалось скрывать свою тайну, но для этого явно требовалась огромная осторожность.

Вскоре Мэри влюбилась в молодого шкипера, которого пираты захватили на одном из торговых судов и приняли в свою команду. Как гласит легенда, он поссорился с одним из пиратов — и тот вызвал его на дуэль. Чтобы защитить возлюбленного, Мэри спровоцировала ссору с этим пиратом и сама назначила ему дуэль, но на два часа раньше. В поединке она убила своего противника.

В 1720 году их корабль был захвачен недалеко от Ямайки, а две девушки вместе с остальными предстали перед судом. Они тут же заявили о своей беременности, что подтвердили врачи. Только это и спасло их от смерти. Но незадолго до казни Рэккема, Анна бросила ему: «Если бы ты дрался, как мужчина, то не был бы повешен сейчас, как пёс». В итоге Анну вызволил отец, и она дожила до 80 лет, а вот Мэри умерла в тюрьме.

Их жизнь — это готовый сюжет для нескольких авантюрных романов. В пиратской литературе и кино эти образы использовались настолько часто, что совершенно оторвались от жизни. В некоторых публикациях женщины-пираты представлены чуть ли ни как обыденность.

Но дело в том, что Анна Бонни и Мэри Рид — это почти единственные достоверно известные пиратки. Прозвище «повелительница морей» к Бонни приклеилось гораздо позже, но она никем никогда не «повелевала» и, до последнего оставаясь простым матросом, была вынуждена скрывать свой пол.

Массовая культура сформировала совершенно неадекватное представление о положении женщин в обществе. Показанное в «Острове головорезов» избрание женщины капитаном корабля было такой же фантастикой, как и её положение равной остальным челнам экипажа до этого. Пиратское общество действительно было очень демократичным, но на женщин это не распространялось.

Но если мы знаем о двух женщинах-пиратах, то, уже просто по теории вероятности, могли быть и другие, о которых мы не знаем? Безусловно. В отчётах голландского флота за ХVII-ХVIII века зафиксировано 90 случаев, когда девушки, обрезав себе волосы, надевали мужское платье и нанимались на военные корабли. Прожить им на судах было невероятно трудно, и уже через месяц каждая четвёртая из них выдавала себя.

В Голландии выход женщин в море запрещался под угрозой бичевания, а это была ещё очень прогрессивная страна. Ну а 90 человек за два века на флоте, через который прошли сотни тысяч, — это не более чем статистическая погрешность. Была расхожая фраза в XIX веке: «Корабли хоть и были деревянные, зато люди железные». На флот, где не все мужчины выдерживали такие нагрузки, девушки вербовались явно не от хорошей жизни.

Пиратский флаг сегодня является ещё одним неотъемлемым атрибутом корабля разбойников. Но в реальности пираты предпочитали маскироваться под каким-либо государственным флагом. А каперы, поступавшие на службу к той или иной стране, ходили под флагом этого государства.

Относительно достоверно-известные флаги относятся только к последнему поколению пиратов Золотого века. Например, флаг Барта Робертса, на котором моряк и скелет держат песочные часы, отмеряющие время, оставшееся жертве пирата, был очень в духе своего времени. Тогда господствовала эстетика барокко — все предпочитали пышные гербы со сложными образами.

А вот знаменитые череп и кости, которые приписывают Генри Эвери и другим пиратам, сегодня ассоциируются со смертью, но в XVII веке у них была совсем другая симвология. Череп был вариацией раннехристианского символа — Адамовой головы. Согласно Библии, кровь распятого Иисуса смывала с останков Адама первородный грех, так что череп и кости — это скорее символ возрождения, а не смерти. И пираты могли любить её именно как эмблему бессмертия: смерть неизбежна, но и воскресение тоже.

«Истории остались неизвестны имена наиболее удачливых пиратов», — многие слышали это выражение, но едва ли оно справедливо. Самые знаменитые пираты не были маргиналами, они сами стремились вписать себя на страницы истории. Никто не вспоминает о всех тех сотнях и тысячах моряков, которые остались на дне океана, были убиты в портах или казнены. Но история пиратства изучена достаточно хорошо, чтобы уверенно говорить о том, что было и чего быть не могло.

Многие мифы были рождены художественной литературой и кинематографом. В погоне за зрелищностью авторы стремились преувеличить возможности пиратов и мощь артиллерии. А у зрителя, знакомого с парусным флотом хорошо если по картинам Айвазовского, это не вызывало никаких внутренних возражений, так и оседая в памяти. А каждую схватку с пиратскими кораблями представляют чуть ли не как Трафальгарское сражение в миниатюре.

В то же время устоявшиеся сценарные шаблоны требовали подстраивать реальность XVII века, с его сложными социальными отношениями, политикой и развитием флота, под формат коммерческого продукта. В большинстве случаев получалась чёрно-белая картина, в которой пираты выступали противниками любой власти.

#лонг #истории #месяцморей