Как менялась цензура в стране — от «бездуховных» книг на Руси до идеи жечь рояли и запрета «неправильной» музыки в СССР

Рассказываем о борьбе государства с «антинародными» композиторами и рокерами и о том, как сам народ их защищал и распространял подпольно: доходило до того, что пластинки печатали поверх рентгеновских снимков.

Несколько столетий назад цензура началась с книгопечатания — ещё в царской России власть решала, что народу можно, а что вредно читать. Со временем запреты распространились на все направления культуры. Руководство страны всегда хотело контролировать искусство, понимая, что именно в нём люди могут найти альтернативную точку зрения.

Говорим и вспоминаем о музыке. Как запрещали оперу Шостаковича, джаз, рок-н-ролл, авторские песни Галича и Высоцкого, рок Гребенщикова, Шевчука и Цоя. Мы взяли лишь малую долю историй музыкальной цензуры. Добавляйте свои примеры в комментарии.

Споры вокруг необходимости цензуры ведутся не одну сотню лет. Ведь ещё в 1073 году на Руси появился первый «Список отречённых книг», куда вошли 29 произведений, запрещённых церковью к чтению. С тех пор списки меняются, но суть их та же — не допустить «тлетворного» влияния на граждан страны.

Поскольку раньше этим занималось духовенство, то и наказание было соответствующим — отлучение от Церкви. Так, например, в 1551 году Стоглавый Собор лишал возможности быть прихожанами за хранение или чтение книг гадательного, календарно-астрономического и астрологического содержания.

Официальное закрепление цензуры произошло при Петре I — в 1721 году Синод издал «Регламент» — первый закон о печати. Любое произведение, связанное с религией, могло быть опубликовано только с разрешения Синода. Нарушителям грозил штраф или другое «жёсткое» наказание, которое могло быть трактовано как угодно.

Само понятие «цензура» зародилось при правлении Екатерины II, но в тот период оно относилось, в первую очередь, к корректированию истории, считавшейся главнейшей из наук. Императрица была уверена, что книги должны только прославлять государство, поэтому требовала скрывать на страницах все неприятные моменты истории.

Особенно её волновало то, как будет подано для современников и потомков её собственное восхождение на престол в результате дворцового переворота и гибель мужа при «невыясненных» обстоятельствах. По настоянию императрицы в учебниках этот момент описывался, как добровольное отречение царя от престола и его спокойная смерть от старости.

Екатерина II была в ужасе, когда в 1763 году вышла книга французского публициста Гудара «Записки к истории Петра III, императора России...», где описали альтернативную версию её восхождения на престол. Незамедлительно императрица отправила прошение генерал-прокурору о запрете произведения.

И только в начале 19 века народ получил официальное объяснение, зачем нужны запреты — ввели цензурный устав, в котором оговаривалось, почему государство контролирует искусство и культуру. В документе говорилось, что запреты нужны, чтобы обеспечить права и внутреннюю безопасность, а также направление общественного мнения согласно с настоящими обстоятельствами и видами правительства и для развития науки и воспитания юношества.

В России появился Главный цензурный комитет в Петербурге и местные представительства в различных городах. Несмотря на то, что в первую очередь цензура относилась к книгоизданию, постепенно она стала проникать и в другие сферы: на театральные подмостки и музыкальные концерты. Появилась особая отметка «с дозволения начальства», без которой ни одно произведение не могло дойти до народа.

В дальнейшем под запрет попадали как отдельные авторы, так и целые журналы и газеты. Особую жёсткость руководство проявляло во время войн, которые вела страна, и революций, которые сотрясали Европу. Если официально цензуру и отменяли, например, в 1905 году, то несколькими годами позже её снова вводили.

Неудивительно, что вскоре запреты коснулись всех направлений искусства и науки. Одним из главных идеологов начала 20 века был Владимир Ленин, который, в свою очередь, настаивал на пристальном внимании к киноиндустрии.

Цензура не могла обойти ни один вид искусства, поэтому коснулась она и музыки. Как не удивительно, но первыми под запреты попали… рояли. Для большевиков этот музыкальный инструмент был олицетворением дворянства, с которым они так неистово боролись. Звуки рояля раздражали революционеров, поэтому, придя к власти, они закрыли фортепианные фабрики Дидерихса, Мюльбеха и национализировали производства Шредера, Беккера.

На полном серьёзе композитор-революционер Арсений Авраамов, положивший жизнь на борьбу с Бахом и его музыкой, которая, по его мнению, резала слух народу, однажды предложил Анатолию Луначарскому сжечь все рояли в стране. Он считал, что звуки этого инструмента — антипатриотичны, а музыка после Революции имела тогда лишь одно предназначение — агитационное. Вся остальная язвительно называлась «художественной» и противопоставлялась «правильной».

В разные годы идеологически «неправильными» считались опера Глинки «Жизнь за царя» (за пропаганду монархизма) или «Сказание о невидимом граде Китеже» Римского-Корсакова. И, соответственно, произведения попали под запрет. Первым же опальным советским композитором принято считать Дмитрия Шостаковича.

В 1934 году на сцене практически всех основных музыкальных театров СССР состоялась премьера оперы «Леди Макбет Мценского уезда» по мотивам одноимённой повести Николая Лескова. Реакция критики и публики была хорошей. Спектакль с успехом шёл не только по стране, но и за её пределами: в Великобритании, США, Австрии, Швеции и на многих других площадках.

Однако в 1936 году в рамках «Фестиваля советской музыки» на оперу пришёл сам Иосиф Сталин с соратниками. Высшему руководству страны очень не понравилось то, что они увидели и услышали. Вскоре в газете «Правда» появилась разгромная статья «Сумбур вместо музыки».

Анонимный автор всячески ругал композитора за антинародный и формальный характер музыки, называя её «грубой, примитивной, вульгарной». В конце заметки шло прямое предупреждение музыканту: «Это игра в заумные вещи, которая может кончиться очень плохо».

Вскоре опера «Леди Макбет Мценского уезда» пропала со всех театральных подмосток СССР. В опалу попали и другие произведения автора. По одной из версий, кампания против Шостаковича была местью руководства страны. Незадолго до разгоревшегося скандала, композитор высказал своё мнение в газете «Вечерняя Москва» по поводу вышедшей оперы Ивана Джержинского «Тихий Дон» по произведению Михаила Шолохова.

Шостакович остался не в восторге от этой работы и открыто назвал её слабой, в то время как Сталин, конечно, одобрял этот спектакль и всячески поддерживал его автора. Совпадение или нет, но вскоре по ложному обвинению был арестован муж сестры Шостаковича — физик Всеволод Фредерикс.

Следом за «участие в фашистской террористической организации в Астрономическом институте» была арестована тёща композитора, астроном Софья Варзар. А также дядя музыканта — Максим Кострикин. Знакомство с композитором грозило неприятностями окружающим его людям, бывшие товарищи стали избегать музыканта.

Сам Шостакович также ожидал ареста и сидел, буквально, на чемодане — тот стоял наготове в коридоре. А пока — он продолжал работать, правда, предусмотрительно решив, что Четвёртая симфония также не понравится руководству страны, композитор убрал её в стол и создал Пятую симфонию, написанную под народный стиль.

Неожиданно произведение получило одобрение генсека, который, согласно истории, сказал: «Деловой творческий ответ советского художника на справедливую критику». Позже эта фраза появилась на страницах газет и Шостакович понял, что прощён. Но перемирие с властью было недолгим.

В 1947 году состоялась премьера оперы Вано Мурадели «Великая дружба» о межнациональных отношениях на Кавказе. Произведение создали по указу Сталина, как дань памяти Серго Орджоникидзе, чья история легла в основу либретто. На одно из представлений пришло руководство страны, после чего состоялся разбор оперы и выяснилось, что:

В специальном постановлении Политбюро оперу жёстко раскритиковали, но заодно с Мурадели в формализме обвинили сразу несколько других советских композиторов. В числе которых был и Шостакович, которому припомнили его «провал» с оперой «Леди Макбет Мценского уезда».

Композиторы потеряли государственные должности, были жёстко ограничены в музыкальной деятельности, их произведения до смерти Сталина практически исчезли со всех театральных площадок страны. Многие такие и не успели насладиться славой: так, Сергей Прокофьев скончался в один день с советским генсеком, из-за чего его смерть даже осталась незамеченной для страны. Уже после кончины вождя народа, Шостакович грустно отметил:

Для многих постановление по поводу «Великой дружбы» лишь подтвердило, что теперь будут играть только ту музыку, которую заказывает руководство страны. Обвинения в западнопоклонничестве окончательно поставило крест на американском джазе. Хотя почву под его запрет готовили заранее.

В 1939 году по всем ме­ждународным стандартам был создан талантливый джаз-оркестр Всесоюзного радиокомитета под управлением пианиста, композитора и дирижера Алек­сандра Цфасмана. Несколько лет оркестр играл настоящий американский джаз. Но постепенно руководству страны перестала нравиться популярность этой музыки у советского народа.

В 1944 году на одного из лидеров большевиков Андрея Жданова возложили руко­водство идеологиче­ской работой, от него теперь зависели все деятели культуры и искусства. В истории этот период получил название «ждановщина». Именно ему пришла в голову идея создания эстрад­ного оркестра Всесоюзного радио, который возглавил композитор и дирижер Вик­тор Кнушевицкий.

Очевидно, что советское руководство решило действовать аккуратно и использовало привычное правило «параллельных структур». По сути, новый эстрадный оркестр ставил под сомнение смысл существования джаз-оркестра Цфасмана. Вскоре появилась и соответствующая докладная записка от Жданова.

Дирижёр не стал ждать увольнения и в 1946 году ушёл сам, и, по сути, единственный в стране джаз-оркестр распался. Поэтому, когда через два года появилось постановление, выступавшее против всего западного, джаз в СССР окончательно перестал существовать. На долгие восемь лет стало невозможным даже упоминание слова «джаз» в прессе и официальных документах.

Началась «эпоха разгибания саксофонов», ведь под запрет попали и сами музыкальные инструменты. Помимо джазовых цензура исключила и другие инструменты, исполнявшие западную музыку, например, шестиструнную («испанскую») гитару.

Вытеснение любой музыкальной американской продукции привело к запрету играть на танцах танго, фокстроты, уан-степы, буги-вуги. Из магазинов изъяли все пластинки с записями подобной музыки, с экранов пропали такие фильмы, как «Серенада солнечной долины», «Джорд­ж из Динки-джаза».

Но истинной угрозой коммунистической идеологии считался рок-н-ролл.

Западная и, в частности, американская культура после войны просто не могла не проникнуть в СССР. Поэтому, неудивительно, что в конце 1940-х годов появилось направление стиляг — молодых людей и девушек, увлекающихся джазом, а затем рок-н-роллом, ярко одевающихся и мечтающих о свободе.

Для советского руководства вся эта музыка была олицетворением тех идеалов, с которыми они так неистово боролись. Коммунистическую молодёжь для начала просто пытались убедить, что все эти кривляния под звуковую какофонию не достойны звания советского гражданина, но напрасно — в стране процветали подпольные танцы. Тогда за это стали сажать — молодёжь забирали прямо с дискотек.

В кинофильмах, прессе, на страницах книг стиляг высмеивали, приравнивая их к тунеядцам, бездельникам, хулиганам, преступникам. А они продолжали слушать свободную музыку — несмотря на всю цензуру, западным группам всё-таки как-то удавалось проникнуть за «железный занавес». Правда, достать их записи было задачей архисложной — пластинок практически не было. Зато в СССР появилось понятие «музыка на костях».

Звукозаписями запрещённой западной музыки занимались подпольные студии, но у них не хватало материала для изготовления пластинок. Тогда вдруг выяснилось, что для этого хорошо подходят рентгеновские снимки. Именно на костях, черепах и рёбрах советская молодёжь получила возможность слушать Элвиса Пресли, Beatles, Rolling Stones.

За изготовление таких пластинок студиям грозил срок. Для отлова преступников создали даже музыкальные патрули. А тем временем руководство страны призывало не слушать западную безыдейную музыку на страницах СМИ. Ярким примером стала нашумевший фельетон Никиты Богословского, высмеивавшего группу Beatles.

Как показало время, советский композитор Богословский был неправ. Многие были уверены, что когда он писал этот фельетон, он так не думал, а создал его под давлением руководства. Позже в интервью Богословский опроверг эту версию.

Несмотря на то, что, казалось бы, советское руководство со временем смирилось с западной музыкой, десятилетия спустя, в 1985 году появился очередной список идейно вредных зарубежных артистов. Для особо непонятливых в документе даже разъясняли, чем именно опасен тот или иной исполнитель.

Но боролись коммунистические работники не только с тлетворным влиянием запада. «Бей своих, чтоб чужие боялись» — вполне подходящий лозунг для советской политики в отношении деятелей культуры. Примером такого гонения стал Александр Галич.

До начала 1960-х годов драматург Александр Галич не мог пожаловаться на притеснения со стороны власти — его сценарии были нарасхват, его самого включили в Союз писателей СССР, а позже в Союз кинематографистов. Однако вскоре автор сделал крутой поворот — пожертвовав имеющимися благами, он начал писать стихи о том, что думает, а позже стал наигрывать их под гитару. Знаковой песней того времени стала «Старательский вальсок»:

Изначально Галич ограничивался домашними концертами и магнитофонными записями передаваемыми из рук в руки, позже их при обысках стали изымать сотрудники КГБ. Чем больше росла популярность поэта, тем острее становились его тексты. Неудивительно, что в конце концов ему запретили выступать в СССР, а его записи издавались только за границей.

В начале 1970-х годов в Политбюро был поднят вопрос об антисоветских песнях Галича и, несмотря на предыдущие заслуги, он стал запрещённым исполнителем. Вскоре его исключили из всех Союзов и лишили возможности заниматься профессией. Но руководству страны было этого мало — оно стало прикладывать усилия не только, чтобы лишить Галича работы, но и возможности проживать в СССР.

Когда в 1973 году Галич должен был выехать по приглашению на семинар за границу, местный ОВИР отказал ему в визе. Сотрудники открыто заявили: «Зачем вам виза? Езжайте насовсем». Специально уполномоченные службы обещали помочь барду в быстром оформлении всех документов для эмиграции, и Галичу ничего не оставалось, как уехать. А спустя несколько месяцев все книги и ранее изданные произведения драматурга были запрещены.

Не нравился советскому начальству и бард Булат Окуджава, его песни часто вырезала цензура из телепередач, а его концерты прерывались, едва успев начаться. Сын врага народа, участник Великой Отечественной войны, даже после смерти Сталина и реабилитации отца, вызывал раздражение своими броскими текстами и ярким авторским стилем у коммунистической номенклатуры.

Однажды Никита Хрущев разносил представителей советской культуры, в числе вызвавших недовольство генсека был и Булат Окуджава.

Советские рецензенты не раз вызывали Окуджаву на разговор и возмущались его текстами. Например, они негодовали, как можно было войну называть «подлой», когда она была великой (речь идёт о песне «До свиданья, мальчики», где есть такие слова «Ах, война, что ж ты сделала, подлая: стали тихими наши дворы…»).

А из «Кинопанорамы» как антисоветская была вырезана «Песня о дураках». Окуджаве не давали записывать песни на студии «Мелодия» и не печатали прозу. В тоже время популярность автора росла за границей, где распространялись его записи и стихи. В конце концов Окуджаву исключили из партии и не допускали до телевидения и радио. Однако, в отличие от Галича, из страны его решили не выдворять, полагая, что в стране он нанесёт меньше вреда, чем за рубежом.

Весной 1968 года советские средства массовой информации устроили настоящую «охоту» на ещё одного народного любимца — Владимира Высоцкого. Если до этого советская власть предпочитала просто на замечать артиста, то в конце 1960-х игнорирование закончилось и началась травля. Его творчество обвиняли в антигражданской позиции, воспевании уголовщины, вульгарности и примитивизме стиля.

У Высоцкого не могли отобрать награды или исключить его из Союза композиторов или партии, потому что его никогда туда не принимали и не награждали никакими званиями. Поэтому и была выбрана тактика критики и порицания. Как это часто бывало в СССР, всё началось с газеты «Правда», где обласканный властью скульптор Евгений Вучетич написал статью «Прекрасное в каждый дом».

Автор не стал называть имён, но в строках «Исполнитель не пел, а сипло причитал, смакуя воровской жаргон. Песенки, если то, что неслось из магнитофона, можно назвать песенками, были пересыпаны намёками дурного свойства, видимо, претендующими на „творческую“ смелость», легко угадывался Высоцкий.

Следующей была «Советская Россия» со статьёй «Если друг оказался вдруг…», где уже называлась песня барда, но ещё не его имя. Авторы обвиняли музыканта в том, что он привлекает публику песнями, «что крутят в подворотне, да на пьяных вечеринках».

И, наконец, в той же газете вышла заметка «О чём поёт Высоцкий», где артисту окончательно вынесли приговор в пошлости.

Темперамент Высоцкого не позволил ему промолчать, тем более, что в статье приводились примеры песен, которые даже ему не принадлежали. Артист направил свой справедливый гнев в отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС, написав им письмо:

Переписка с номенклатурными работниками никакого результата не дала — формально певцу ответили, что его замечания направлены в газеты и редакции обещали быть более точными в следующий раз. А вот в желании Высоцкого опубликовать на страницах этих СМИ свой ответ, ему отказали. Тогда музыкант решил действовать единственным доступным для него способом. В августе 1968 года он написал «Охоту на волков».

До конца жизни Высоцкого продолжалось противостояние музыканта и советской власти, и чем больше на него давили, тем яростнее были его тексты. Записи его песен передавали из рук в руки на самодельных магнитофонных носителях, а официально запрещали гастроли и любые выступления. Тем не менее музыкант находил способы петь — играл на творческих вечерах труппы театра, где служил, давал концерты по просьбам трудящихся или по приглашению друзей.

О смерти Высоцкого сообщили лишь две советские газеты, в те дни в Москве шла Олимпиада и говорить о певце никто не хотел. Несмотря на замалчивание, на прощание с музыкантом пришло более 100 тысяч людей — поклонники в последний раз продемонстрировали официальной власти своё отношение к противостоянию руководства и Владимира Высоцкого.

1980-ые годы ознаменовались популярностью рок-музыки. Неудивительно, что после борьбы с бардами советское правительство вышло на тропу войны с советскими рокерами. Одной из первых жертв стал питерская группа «Аквариум». Сложно сказать, что именно тогда не нравилось руководству — формулировка была достаточно размытая. В запрещённый список попадали «рок-группы, допускающие в творчестве искажения советской действительности и пропагандирующие чуждые нашему обществу идеалы и настроения».

Первое же официальное выступление «Аквариума» перед большой аудиторией на рок-фестивале в Тбилиси в 1980 году стало для них и последним. Жюри возмутила эпатажная манера исполнения группы, да и тексты казались им бессмысленными. В итоге группу обвинили в пропаганде гомосексуализма, непристойном поведении на сцене и как следствие — запретили.

Вердикт «компетентного» жюри привёл к тому, что Бориса Гребенщикова исключили из комсомола и уволили с работы. Единственное место, куда взяли БГ с такой репутацией — это сторожем в гараж. О концертах, казалось бы, можно было даже забыть, но лазейка нашлась — полуподпольно «Аквариум» продолжил выступать.

Если «Аквариум» не нравился руководству страны манерой исполнения, в которой слышалось влияние запада, то группу «ДДТ» запрещали за тексты песен. С момента своего основания в 1980 году творчество Юрия Шевчука и его музыкантов носило социальный характер. Группа открыто выражала свою политическую позицию и рвалась бороться с несправедливостью. Даже название коллектива было говорящим: «ДДТ» — ядохимикат для травли вредителей.

Шанс заявить о себе у группы появился в 1982 году, когда они услышали о конкурсе газеты «Комсомольская правда» «Золотой камертон». Победителям обещали запись пластинки на студии «Мелодия». Для участия требовалось предоставить три песни, в их числе ДДТ отправили композицию «Не стреляй». К удивлению многих, песня взяла первую премию, однако перед счастливым музыкантом поставили условие — для записи первой пластинки он должен исполнять песни официальных советских авторов. Шевчук отказался, чем заработал себе «дурную» репутацию.

На следующий год группа ДДТ на фестивале «Рок за мир» исполнила «Не стреляй» перед публикой, но в телевизионную версию выступление не попало — начальству не понравился антивоенный посыл песни во времена событий в Афганистане. Окончательную точку в отношениях с советской властью поставил альбом «Периферия» 1984 года — в газетах появились разгромные статьи, которые называли Шевчука не иначе, как «агентом Ватикана».

Как и следовало ожидать, группу запретили, а Шевчука вызвали в КГБ, где потребовали от него прекратить музыкальную деятельность. Шевчук выстоял, но ему пришлось переехать из Уфы в Ленинград. С собой он звал и других коллег по группе, но не видя в переезде никакой перспективы, музыканты предпочли остаться.

В городе на Неве Шевчук собрал новый коллектив и продолжил выступать по подвалам и в ленинградском рок-клубе. До начала перестройки у группы ДДТ так и не было возможности официально записать альбом или выступить с концертом.

Ещё одной группой, попавшей в немилость у советского руководства, стала «Машина времени». Однако история этого коллектива не похожа на другие — начав выступать в начале 1970-х годов, группа сразу попала в поле зрения советской номенклатуры. К музыкантам даже был прикреплён куратор из отдела культуры горкома КПСС Москвы, который уговаривал авторов писать более мягкие, весёлые советские тексты. Особое недовольство вызывала песня «Поворот», которая явно призывала советских слушателей к переменам.

Под жёстким контролем и не видя перспектив для группы оставаться на полулегальном положении, Андрей Макаревич принял решение вступить в ряды «Росконцерта». «Машину времени» прикрепили к труппе Московского гастрольного областного театра и комедии.

Только напрасно Макаревич надеялся, что теперь группе дадут возможность свободно выступать и записывать альбомы. Спустя всего несколько месяцев чиновники из ЦК КПСС не разрешили показывать концертную программу «Маленький принц» в Театре Эстрады и вообще запретили коллективу выступать в Москве.

Группа поехала на гастроли по стране, имея большую популярность у народа — их записи, как положено для того периода, распространялись нелегальным путём. Но и эта концертная деятельность могла быстро закончиться — в 1982 году после концерта в Красноярске в «Комсомольской правде» вышла очередная для советской прессы обличительная статья «Рагу из синей птицы».

Особое нарекание вызвала песня «Синяя птица», в которой автор статьи Николай Кривомазов и представители местных учреждений культуры обвинили «Машину времени» в очернении мечт советских граждан. Неожиданно именно эти самые советские граждане и заступились за группу. Используя проверенный сценарий, противники «Машины времени» запустили в прессу кампанию против музыкантов, которая ожидаемо должна была привести к полному запрету на выступления. Но публика оказалась не согласна и завалила редакцию «Комсомольской правды» гневными письмами.

Макаревич даже решился написать письмо в отдел культуру ЦК ВЛКСМ, где изложил свою точку зрения и раскритиковал неточности в статье, где автор цитировал песни, не из репертуара «Машины времени». Музыкант предположил, что журналист даже не был на их концерте, а писал статью в кабинете, выполняя социальный заказ.

Несмотря на то, что закрыть группу не получилось, до перестройки «Машина времени» не могла записать ни один свой альбом, при том, что некоторые их песни даже попали в ротацию на радио. До 1986 года продержался и запрет на концерты в столице. С телевидением происходила странная история, если коллектив и приглашали выступать в телепередаче, то неизменно потом вырезали. Как выяснилось, запрет исходил напрямую от председателя Гостелерадио СССР Сергея Лапина.

Но всё-таки табу номер один в 1980-х годах была песня «Хочу перемен» группы «Кино». История коллектива не сильно отличалась от других того же периода — творчество коллектива, ожидаемо, было под запретом и выступали музыканты только на полуподвальных концертах. Песни «Кино» считались антисоветскими, им приписывали пропаганду алкоголя, сигарет и наркотиков.

Отличием от коллег стало то, что Цой, возможно, сам того не желая, сочинил революционную песню, которая точно попала во время и в публику. Если в других песнях представители власти выискивали скрытый смысл и видели тройной подтект, то в песне «Хочу перемен» даже не надо было ничего искать — композиция чуть ли не официально стала гимном оппозиции.

Многие коллеги Цоя позже утверждали, что музыкант был вне политики и писал её совершенно про другие перемены, но слушателей уже было не переубедить. Интересно, что спустя десятилетия даже после смерти самого музыканта, песня «Хочу перемен» опять оказалась под запретом — на этот раз в Беларуси.

В июле 2022 года появился очередной список неугодных музыкантов — российские СМИ опубликовали список артистов, чьи выступления в России, якобы, нежелательны.

В списке несложно найти знакомые имена музыкантов уже однажды запрещённых только советской цензурой. Как сказал писатель Марк Твен:

Сообщество развивается при поддержке «Яндекс Музыки»

#лонг #цензура #рок