“Выше ноги от земли” Михаила Турбина: настоящий роман о моем поколении

В промежутке между двумя сложными романами по древней рекомендации Аси Шевченко я прочитал книгу, о какой мечтал с самого начала "волны 30-летних" в современной русской литературе – изображающую моих реальных ровесников, а не раскрашенный под запросы издательств и юных читательниц (самая покупающая аудитория) картон.

Книгу я открывал без особых ожиданий, и поначалу она успешно маскировалась под проходняк. Зачин у нее самый обычный для "волны 30-летних": человек со страшной травмой пытается как-то выползти из болота страданий. Это уже стандарт; нет травмы – нет конфликта и нет надежды опубликоваться в "Редакции Елены Шубиной". Высушенный язык с кляксами метафор в произвольных местах, ориентированное на переработку в ТВ-сценарий повествование и шаблонная композиция "глава основной истории – глава флэшбэка" даже заставили меня проверить, не проходил ли Турбин через прокрустовы жернова Creative Writing School, очень уж характерные приметы – и таки да, не миновала его чаша сия, а именно мастерская Елены Холмогоровой (она же значится в издании как литературный редактор).

Поскольку текст легко читался, я не сдался на первых ста страницах, несмотря на личную усталость от продукции CWS и РЕШ, и ни капли не пожалел - напротив, остался в восторге, и теперь рекомендую всем-всем-всем "Выше ноги от земли" как наконец-то настоящую книгу о поколении рожденных в 80-е. Кратенько поясню, на каком фоне по моему усталому мнению так сильно выделяется книга Михаила Турбина.

Моя кардинальная претензия к литературе о миллениалах в том, что моих ровесников сейчас почему-то принято изображать исключительно как психических инвалидов-инфантилов, раздавленных родителями-уродами, намертво повернутых лицом в детское прошлое и не устроившихся в жизни ни одним краешком – к 35-ти у них, если верить книжкам, ни нормальной семьи, ни любых иных отношений с людьми, ни нормальной работы, ни перспектив на будущее, а уж здоровой головы как будто с 1980-го ни одному новорожденному не полагалось.

Персонажей, которые воспитывают обычных детей в полных семьях, не будучи наглухо отбитыми маньяками, в книги не пускают вовсе. Взрослые вменяемые 35-летние не проходят в соврулите фейс-контроль, не знаю, кто тому виной. Я понимаю, что нытье в наши дни отлично продается, но в итоге возникает глобальный раскол между реальностью, где миллениалы - обычные люди с семьей и работой, обычно преодолевающие все те же вызовы судьбы, что их родители и прародители, - и художественной литературой, где миллениалы объявлены поколением бесплодия, бессилия, безумия и бесперспективняка. Пожалуйста, “Новые вялые” писатели и их стареющие издатели, не надо врать, жалобных задохликов среди нас не больше, чем среди вас.

Роман "Выше ноги от земли" Михаила Турбина за вычетом последствий Creative Writing School написан в совершенно ином ключе. Его главный герой, детский реаниматолог Илья Руднев помещен в те же трудные жизненные условия, что и персонажные картонки из книг "Новых вялых", но реагирует на них как живой человек. У Ильи рано умерла мать, отец спился, и вместе с приемным братом Зазой герою пришлось расти в неполной семье, где из взрослых только батя-алкаш. Он влюбился в девушку Сашу, тяжело болеющую биполярным аффективным расстройством, женился на ней, у них родился сын, все было очень непросто из-за болезни Саши, а потом жена и сын внезапно умерли. И в 34 года детский реаниматолог Илья Руднев оказался вдовцом с огромной дырой на месте сердца.

Звучит как база для соврулита? Безусловно. Основной сюжет тоже совершенно базовый: год спустя спивающемуся по примеру покойного отца Илье привезут в реанимацию четырехлетнего Костю, сбитого где-то в области, и герой решит найти родственников мальчика, так похожего на покойного сына; на самом деле расследование будет ритуалом искупления вины Ильи перед умершими любимыми за то, что он не защитил их от гибели. Однако по расстановке стандартных декораций муза Турбина немедленно начинает поражать, как завещал классик, лица необщим выраженьем и речей спокойной простотой, заслуживая не только небрежной, но и бережной похвалы.

В детстве Илья Руднев – типичный для семей с рано умершим родителем и резко ушедшим в бутылку другим родителем ребенок: он очень самостоятельный мальчик с неизбывным чувством вины; мог бы вырасти социопатом, если бы не старший неродной брат Заза, который как раз социопат. Я аплодирую Михаилу Турбину за сцену, где шестилетний Илья, обмочившись ночью, спокойно снимает одежду, простынь и пододеяльник, несет их в ванную, по пути обнаруживает папу отрубившимся на полу и просит Зазу помочь перетащить тушу на кровать – замерзнет же! Когда дети не справляются с отцовским весом, они подкладывают папе под голову подушку и накрывают одеялом – хоть так согреется. Вот это я понимаю взрослые люди растут, решают проблемы по мере поступления, сами дела делают, насколько могут.

Не менее сильной является сцена, где маленькому Илье приходится выбирать, кого предать – папу или Зазу. Брат и пьяный отец повздорили, Заза закрыл дверь и оставил ключ в замке, чтобы батя не мог зайти в дом, ушел в свою комнату, и ответственным за решение, вынимать ключ и впускать буйного мужика для расправы над братом или оставлять папу на улице, оказывается Илья. Илья берет на себя ответственность и делает выбор. Таким образом детскими эпизодами Турбин показывает, как проявляются врожденные черты и формируется характер главного героя – активного, ответственного, заботящегося о других и умеющего по-настоящему любить человека. Вот он, настоящий герой нашего споткнувшегося о соблазны виртуальности времени, Человек Реальный, живущий вместе с другими и для других.

Я поначалу недоумевал, зачем герой мучается со взбалмошной девицей, терпит ее упреки в тряпочности, вытаскивает ее из притонов, выполняет ее капризы, тем более зачем он женится на ней и заводит ребенка, когда уже понятно, что Саша тяжело больна и по-человечески может вести себя только под таблетками. А потом понял. Илья ее любит. И никакие сложности его не пугают. Как в сцене с отцом за закрытой дверью, герой сделал выбор и следует ему. Появляются проблемы – решает. Опять появляются проблемы – решает опять. Собственно, так и выглядит человеческая зрелость. Обоссался? – помылся, постирал испачканное, перевернул матрас, оделся в свежее, застелил свежее. У жены поехала крыша? – нашел толкового врача, подобрали лечение, следишь, чтобы пила таблетки как положено. Младенец проголодался, а жена наелась не тех таблеток и ей нельзя кормить грудью? – разводишь смесь, кормишь смесью, даже если малыш первый раз соску плюнет, потом все равно присосется.

Да, на эпизоде первого кормления из бутылочки я прям прослезился, такое прицельное попадание в сердечко случилось. Вот она, настоящая жизнь моего 30+летнего поколения, а не тот унылый мусор, которым нас пичкают "Новые вялые": завел семью, родил детей, сидишь в ночи кормишь пупса смесью, пока жена в отрубозе (или ей нельзя кормить грудью) (или у нее пропало молоко) (или жену из роддома увезли в больницу с осложнениями). Делаешь, а не ноешь. Зарабатываешь-аккуратно тратишь-откладываешь деньги, ремонтируешь дом, лечишь детей, звонишь родителям, любишь домашних. Когда возникает что-то серьезное, не просишься на ручки, потому что ты и есть эти самые ручки, на которых и дети, и стареющие предки. В общем, после 30 твоя очередь быть родителем (тем человеком, о ком следующая волна литературных нытиков напишет как об уроде, растоптавшем их прекрасное детство).

Силу конфликта главного героя с реальностью определяет то, как много он сделал для любимых, но все-таки не смог их спасти. В один ужасный день Илья пришел со смены в больнице, где спасал жизни чужих детей, и узнал, что ни Саши, ни сына больше нет. Чувство вины, заложенное в детстве смертью матери и алкоголизмом отца, поглощает его целиком, потеря семьи превращает в пустую оболочку, безразличную к окружающему миру, но - снова Турбин выходит из ряда вон - как зрелый человек Илья самостоятельно ищет возможности справиться с болью. Его характер остается неизменным, он ожидаемо находит небольшое укрытие от горя не только в алкоголе, но и в работе: автор очень сдержанно показывает, что покалеченные самым разным образом (сами, сверстники, родственники, чужие взрослые) дети поступают в больницы ежедневно, и многих приходится буквально вытаскивать с того света, куда ушли Саша и Ваня.

Травма такова, что Илья уже мало что ощущает, даже спустя год находясь в состоянии шока. Окружающие относятся к нему с уважением и опаской: и до трагедии главный герой отличался прямолинейным нравом, умением срезать высокомерных собеседников и спокойно говорить правду в глаза, невзирая на чины, а после ему попросту нечего стало терять. Все понимают, что пропал человек - хороший, не заслуживающий такой судьбы - и помочь ему едва ли чем-то можно. Начальство дает отпуск - в безделье Илье становится только хуже. Медсестра подкатывает булки - в Илье ничто не шевелится. Брат зовет переехать в Питер, где и зарплаты выше, и условия лучше - Илья не может расстаться с призраками родных. В итоге из тупика его выводит только сбитый машиной мальчик, которого герой может спасти вместо сына.

Михаил Турбин, по моей предвзято восторженной оценке, на отлично моделирует переживание травмы, полученной в зрелости, а также изображает то, что принято называть “скупые мужские чувства”. Зрелый человек укоренен в жизни многосторонне, и если с какой-то стороны древо его судьбы подрубили, он держится, не падает, пусть даже сильно накренившись, за счет других корней. Он не носится со своей раной как с признаком превосходства над окружением, а старается излечить ее - жизнь и так слишком большая (и постоянно углубляющаяся) жопа, чтобы позволять геморроям множиться. Пусть он не до конца осознает, как выбраться из горя, поскольку изнутри себя почти не видно, но не отказывается пробовать и разрешать другим попытки привести его в норму. Сходить на свидание с медсестрой, съездить на рыбалку с братом, купить мороженого детям соседа, кстати помочь соседу выбрать между работой и семьей - Илья не закрывается от людей, хотя ему и почти нечем с ними взаимодействовать.

За передачу нормальных человеческих чувств мужчины автору мое отдельное спасибо. За упрямство главного героя, который решил и не сдается. За трудную любовь, какую выберет не каждый. За переживания из-за обстоятельств и собственных рискованных действий, и в то же время за умение эти переживания очень дозированно, аккуратно выдавать наружу. За постоянные колебания, и в то же время за способность заставлять себя удерживать равновесие. Саша была не права, Илья Руднев - не тряпка, он кремень. Живой, все чувствующий, все боли испытывающий кремень, только в силу характера мало что выпускающий на поверхность. Растрескавшийся, даже раскрошенный ударами судьбы кремень, с трудом собирающий свои осколки в кучку, но не теряющий твердости.

Я в прошлом году, благодаря “Пустоте Волопаса” Егора Фетисова и “Все любят капибару” Сергея Авилова, обнаружил, что мужская мелодрама (это когда про чувства мужчин) существует - и что мне мужские мелодрамы заходят на ура. “Выше ноги от земли” Михаила Турбина - тоже мужская мелодрама, история большой любви, не меньшего горя и излечения травмы через искупление вины. Илья в конце концов, не без помощи небольшой пригородной мистики, выполняет условие “Medice! Cura te ipsum” и находит для своих корней новую почву, простившись с погибшими любимыми и простив себя.

Вот это я понимаю книга о моем поколении от человека моего поколения. Она безупречно, как по учебнику, сделана с точки зрения сюжета - все персонажи нужны истории и ведут себя естественно, все загадки вовремя загаданы и вовремя разгаданы, все линии завершены; с точки зрения языка все очень просто с вкраплениями родовых пятен Creative Writing School. А с точки зрения идей - какой же богатый, взрослый и жизнеутверждающий роман. Желаю Михаилу Турбину и себе, чтобы автор писал еще.