«ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЗАПАД», ИЛИ ПЕРВОЕ ФИЛЕРНОЕ АНИМЕ

Сей древний фолиант о путешествии праведного монаха я решил прочитать не просто так: в этом году вышла, пожалуй, первая крупная и высококачественная китайская игра - Black Myth Wukong, а она основана на этой истории, и это оказался замечательный повод познакомиться с китайской литературой и культурой в целом, с которой я раньше не соприкасался кроме как опосредованно через Геншин и более прямо через пару серий сериала про Мао Цзэдуна(сериал замечательный, надо бы досмотреть), который глядел с бывшей. К тому же как раз издательство «Иностранка» начало издавать в новых и качественных изданиях китайскую классику(так-то я раньше собирался сначала прочесть «Троецарствие», но игра поменяла планы).

В этом году «Иностранка» напечатало «Путешествие на запад» в двух томах в серии «Большие книги». Визуально они отличные: бумага, твёрдая обложка, иллюстрации, на полке просто загляденье, прекрасная вступительная статья Рогачева с пояснениями о первоисточнике, хоть и отдающее тленом марксисткой обязаловки, но внутри есть существенные проблемы, о которых необходимо знать:

1. Первый и второй тома, каждый по 50 глав, имеют разный перевод прозы: в первом переводчик – А.П. Рогачев, классический и всем известный перевод, второй том – В. С. Колоколов. Догадался о разных переводах я, даже не заглянув, кто переводил, а заметил по тексту. Оба перевода вполне приемлемые, но на мой взгляд у Рогачева слог более подходящий под смысл романа, но оба толмача придерживаются одного стиля, видно, который был и в оригинале, – сказочного. Основная проблема в разном переводе некоторых имён собственных, где приходится догадываться по контексту, например, дворец и зал Нефритового императора называется по-разному, ну и есть всякие забавности, вроде того, что у Рогаечева существуют только оборотни и духи, а у Колоколова оборотни, духи, духи-оборотни и духи-мары. Переводчиков стихов на два тома 3-4 и тут сложно сказать переводчики плохие или в оригинале такая же дрянь, а не поэзия.

2. Примечания, а они в таких текстах с обилием отсылок и непонятных культурных конструкций очень важны, есть и их много, но они не пронумерованы и не внизу страницы, а в конце – понимаю, что в конец поставили, чтоб не сильно увеличивать объём книги, но это всё равно неудобно.

«Путешествие на запад» для современного читателя – это совершенно не то, что было для современников У Чэн-эня, для нас, нынешних людей европейской культуры, – это тоже путешествие, но путешествие на восток, в его культуру и особенно в духовный мир типичного средневекового и отчасти современного китайца.

Необходимо сказать, что роман погружает именно в конкретно китайский духовный мир, а не объясняет глубоко буддизм вообще. Да, там объясняется буддизм, но буддизм в понимании китайского обывателя. Понимание образованного обывателя, как в стихах с буддийскими догматами и элементами учения, где, например, есть стихотворение, которое описывает учение Будды о пустоте и вещественном, которое предвосхищает диалектику Гегеля:

В небытии родившись – бытие

В свой вид первоначальный переходит,

Из жизни тлен, из тлена жизнь выходит,

Меняя лишь обличие своё,

Всё будущее скрыто в пустоте,

Пустое – содержанием богато,

Невидимое – зримым чревато,Грядущий свет таится в темноте.

Что пустота? – она лишь пустота,

Пустое невесомо и незримо,

И не вещественно, но это только мнимо.

В ней ширь и глубь, объем и высота!

Однако глубь и высь, объём и широта

Вовек от пустоты неотделимы:

Всё то, что осязаемо и зримо,

По сути дела – та же пустота!

Но пустота – не пустота, поскольку

Хранит в себе и суть вещей, и вид,

А всё вещественное пустоту таит,

Не будучи вещественным нисколько,

Лишь тот, кто сказанное мной постичь сумеет,

все тайны бытия уразумеет!

Прям так и веет учением о ничто и бытии одного немца с лицом трактирщика. Также образованный китаец знает о буддистских драгоценностях, заповедях и других элементах, то есть неплохо показывает, что в позднем средневековом Китае вообще знали о буддизме, но дальше поверхностного уровня учение не раскрывается. Показывается понимание и необразованного китайца, который знает, что есть какой-то Будда, бодисатвы и т.д. и он приносит им жертвы и молится для получения всяких плюшек.

Самое главное, что мы, люди европейской культуры, можем увидеть в романе, на мой взгляд, – это китайское восприятие религии. Во-первых, что в Китае нет понятия религии: то, что мы называем религией, у них перемешано с философией(натурфилософия, этика т.д) и магией, скорее можно назвать «религии» «учениями», в романе они так и называются – три великих учения: буддизм, даосизм и конфуцианство. Во-вторых, в Китае есть представление о некой равнозначности разных учений, которые ведут к одной цели – совершенству, бессмертию, могуществу, благоденствию и т.д., вероятно, у индоевропейских народов севера и Средиземноморья было что-то похожее во времена язычества, когда все боги и поклонение им считались одинаково верными, также у нас было, как и китайцев взаимное проникновение в культы друг друга практик, потусторонних существ и различных представлений, но у китайцев это развилось гораздо шире, культ смешался с философией – такая альтернативная версия Античной истории, если бы Сократ и компания не отрицали греческих богов, а эллины и римляне реально верили в свой культ и ритуалы, а не считали их традиционной формальностью, сохраняя в душе своей во многом атеистические воззрения с долей суеверности. Таким образом нам показывают этакое альтернативное развитие Средневековья, если бы язычество не пало под натиском авраамической веры и всё это в обществе уровнем развития не ниже европейского. Полагаю, европейское язычество тоже бы могло слиться с философией, как позже тоже самое сделала иудейская вера, которая в результате синтеза с греческой философией породила христианство с развитой философской частью. Культура Китая также показывает, что это слияние язычества с философией возможно тем, что в Срединном государстве, как и в Греции, сначала было отдельное чисто философское учение Дао, которое придумал то ли легендарный Жёлтый император, то ли Лао-цзы, а уже позже оно слилось с местными культами, буддизмом и стало подобием религии со своей мифологией, но в Европе платонизм, арестотелизм слился не с культом Одина, Афины или кого-то ещё, а с далеким монотеистическим иудаизмом.

Как выше было сказано, китайская культура, сохраняя языческую толерантность, легко допускает синкретизм, в романе это наглядно видно, как переплетаются местные верования и большие учения, включая взаимопроникновение больших учений друг в друга. Так, например, Ад, судилище грозного Янь-вана, в романе у буддистов и даосов один, а рай, расположение верховного начальства, – разный. Также адом правит бодисатсва, то есть последователь учения Будды, а не сексты Тай-и. У Чэн-энь равнозначность учения тонким образов выражает в том, каким образом верховные божества буддизма и даосизма общаются – равным образом, то есть Будда равен Нефритовому императору, Лао-цюнь равен Гуаньинь, Гуаньинь ниже рангом Императора, но занимает такое же второе место в Небесных чертогах, как и на горе Линьшань перед лотосовым троном Будды Татагаты. Отношение небожителей и других магических существ между собой отражают конфуцианскую этику, которой проникнуты все три мира – небесный, земной и подземный. Законы Конфуция стараются соблюдать как боги, так и духи с людьми. Само Небо, как держатель всеобщего Закона, следит за соблюдением учения Фу и строго наказывает за отступления от него. Конфуций говорил о почтении к старшим, а старший – это предки, особенно родители, также старшим является правитель или управляющий чиновник, первый выступает этаким всеобщим отцом, которого должны почитать все, даже если он несправедлив, так как он сын Неба и порицать, и наказывать его может только само Небо, а правитель может наказывать всех нижестоящих и так по нисходящей, в семейных отношениях это выражено не менее ярко, чем в политических, так как за сыновью непочтительность может быть наказание вплоть до смертной казни, как было с непутёвым сыном царя драконов.

Не стоит думать, что в Китае идеальная перманентная свобода вероисповедания и взаимоуважения разных конфессий; периодически в реальной его истории случались вспышки гонения на буддистов и на даосов, достаточно вспомнить три бедствия У, когда монастыри разрушали, отнимали имущество и казнили монахов, конфуцианство тоже было подвергнуто остракизму, но уже только в эпоху Мао, однако среди народа конфуцианские принципы всё ещё господствовали, но это вызвано было скорее тем, что Конфуций брал свои идеи из изначальной китайской культуры, а не сам всё придумал с нуля, подобно тому, как Джон Локк всего лишь описал действительность политэкономического бытия Шотландии своего времени, а не создал принципы либерализма из головы. В «Путешествии» возможная и крайняя нетерпимость демонстрируются двумя историями и относиться только к угнетению буддистов: в первой даосы-оборотни при помощи своего волшебства вызова дождя смогли приобрести великое уважение государя страны, затем они возвысили даоское учение и подговорили самодержца обратить буддистов в рабство, во второй истории, как говорит Гуаньинь в образе старухи, государь другой страны – страна под названием Искоренение учения Будды(да, он настолько ненавидит буддизм),– поклялся истребить 10 000 буддистских монахов, поскольку поссорился с Буддой в прошлом своём перевоплощении. Более мягкий конфликт чисто мировоззренческого характера тоже присутствует: Трипитаку похитили 4 духа-дерева, они к нему питают бесконечное уважение, но во время праздной беседы один из духов начинает критику буддизма с точки зрения даосизма. Один из аргументов, помимо философских, у него был, что зачем китайцу изучать буддизм, который находится далеко на Западе, когда есть даосизм, а Дао, как известно, зародилось и имеет источник в Срединном цветущем государстве – разве это не прекрасная демонстрация присутствия националистического духа уже у средневекового китайца? В историческом Китае, как и у всякой империи, действительно было легкое чувство презрение ко всему извне и все вне Китая считались варварами, но в романе этот момент упущен, ко всем иностранным государям и народам Танский монах относится с большим уважением, а о Западных странах говорится только с восхищением – может быть это уже показывает, что в Средние века у китайцев была и другая точка зрения на людей извне, или такая точка зрения была только у буддистов, которые относились к западным странам с пиететом из-за того, что их учение оттуда? Ещё вызывает определённый интерес, что даосизм в некоторых местах Чэн-энь называет ложным учением, но делает это в контексте злых поступков даосов, хотя, возможно, такой эпитет относится и ко всему даосизму. Но в романе зато показана бесконечная любовь автора к своей стране, уровня стихотворений про берёзки у Есенина.У китайцев очень китаецентричное мировоззрение, было даже представление, что Китай – это центр мира, поэтому, полагаю, и Срединное государство. На пути монахов встречаются множество стран и весьма далёких, но абсолютно везде живут люди с китайскими именами, традициями и государственным устройством, хотя оригинальные записки настоящего Сюань-цзана содержали немного другие сведения, но Чэн-энь выражает взгляд типичного ханьца, а ханец думает, что везде, как у них. Даже у правителей всех государств также три дворца для трёх жён, 6 палат для наложниц, царский зал с золотыми колокольчиками и, естественно, во всех западных странах есть чисто китайские даосы.

Для знакомства с китайской мифологией роман неплохо подходит, но тут стоит понимать, что мифология вещь сама по себе очень не канонизированная, даже официальный культ в некоторых местах достаточно расплывчаты и переодически менялся, у Чэн-эня мифология не официального культа, очень много вольностей, у него скорее этакая авторская мифология, чем общепринятая, но она также, как и многое другое у него, отражает, что было в миру и что думали люди. Базовое представление, что любой предмет, существо может достигнуть совершенства, стать духом, оборотнем, структура Небес, Земли и Ада, колоссальный синкретизма в мифологическом сознании тоже, поэтому роман может служить подспорьем для изучения мифов Китая, или уже для знающих будет развлечение видеть то, что они знают.

Быт же никак не представлен: чем живут простые и непростые люди никак не рассказывается, максимум будут стишки о беззаботной жизни рыбака и дровосека, земледелец, основной житель Китая, в романе просто не существует, будто землю никто не пашет. В этом плане Китай не смог опередить Европу, в которой тоже до 19 века крестьян не существовала в литературе и землепашец был безмолвной, невидимой и огромной массой. Но материальная культура представлена религиозными практиками, часто упоминается сожжение ритуальной бумаги в виде вещей. Этот ритуал до сих пор широко распространен, а правительство пытается его искоренить. Также маленький кусочек быта можно увидеть в чествовании сдавшего экзамен на чиновника лучше всех, сразу видна значимость экзаменов в Китае.

Помимо широких антропологических сокровищ у романа есть единственное художественное достоинство – У Чэн-эню удаётся создать завлекающую атмосферу, свой отдельный фентезийный мир со своими законами, связями, культурой, стилем – благодатная почва для игр, стилей, пьес, фильмов, собственно, всё это есть, часто что-то заимствуют у него.

Увы, но это единственный плюс с художественной точки зрения, ведь средневековый роман как художественное произведение совершенно убог для современного читателя, ведь в нём с этой стороны либо плохо, либо посредственно, из-за чего его читать с какого-то момента становиться просто обязанностью, ведь ты уже начал читать.Не знаю, насколько хорош слог автора в оригинале, но в романе он средний – читать можно, но явно не «Страдания юного Вертера» по владению пером, под конец сказочный стиль надоедает, не зря всё-таки сказки обычно короткие, а не на 2000+ страниц. Некоторых такой образ изложения может взбесить, так как для него характерный повторения, почти точный пересказ одного и того же для создания определённого эффекта. Например, персонажи регулярно по несколько раз пересказывают всю канву событий и предыстории максимально подробно, бесконечные повторяющиеся обороты вроде «Ну и молодец Царь обезьян!»

В копилку посредственности или откровенной халтуры добавляется поэзия. Для китайцев, особенно дореволюционного периода, поэзия – это признак образованного культурного человека, поэтому каждый писал стихотворения разного качества, включая чиновников, даже особенно чиновников, ведь они и были основными людьми с хоть каким-то образованием и стихосложение и знание стихов входили в государственный экзамен на учёную степень для получения чина. У Чэн-энь не исключение, при чём в приступе графомании он их вставил в прозу на целый сборник. В других прозаических произведениях тоже их вставляли, но в гораздо меньшем количестве. Чэн-энь решил выбрать количество вместо качества, посему вас ждёт десятки самых примитивных и однообразных стихотворений с описанием природы, пиров, еды, сражений, архитектуры. В каждом описательном стихотворении вот эта гора самая красивая, а вот следующая гора, уже она самая прекрасная во вселенной. Эта битва самая свирепая, всё небо дрожит, нет вот следующее битва с очередным оборотнем, она уже самая мощная. Да, стихотворение в некотором роде выполняют роль создания атмосферы а-ля прекрасный сказочный вид, везде облака, такое воспроизведение китайских картин и барельефов на бумаге, но это не отменяет низкой ценности этих стишков. С главы этак 80-й я просто стал все природные и гастрономические стихотворения пропускать. Есть пару средних стихотворений и все они посвящены либо описанию событий(не битв и пиров, а другого рода), как жалоба Драконов и судей смерти на Сунь У-куна, либо различным поучениям буддистов и даосов. Возможно, У Чэн-энь за 35+ проваливал все экзамены на чиновника из-за того, что он был совершенно бездарным поэтом, так как если он так и в оригинале пишет, то не удивительно, что он не воплотил свою мечту получить хоть какой-то чин.

После 1/4 текста роман становиться читать уже сложно. Первые главы, где рассказывается предыстория до похода на Запад Царя обезьян - он же Великий мудрец, равный небу,- и Сюань-Цзана, увлекательные и, что самое главное, неповторяющиеся. Но затем, как монах пересекает пограничную гору начинается то, из-за чего я и назвал «Путешествие на запад» первым филерным аниме. После пересечения начинаются повторятся, при чём иногда даже не тасуясь, а одно и тоже подряд, несколько сюжетов:

Бывают и оригинальные сюжеты, которые более не повторяются, например, как с Богатым чиновником, который щедро принял монахов, но после его убили и ограбили, а в преступлении ложно обвинили этих четырёх последователей Будды, но такое явление – большая редкость. При чём даже способы исправление проблем у автора одни и те же: Сунь не справляется и ищет кого-то, кто-то не справляется и потом находит того самого, кто сможет всё исправить. В первых главах он просто завёт Гуаньинь и она, как мамочка, решает проблемы игривого сынка. Филлерным аниме роман является по основному признаку филлеров – почти все истории с монахом на его праведном пути абсолютно никак не влияют на общую историю и характер героев. Но есть примеры, когда прошлые приключения проявляют свои последствия, а самой длинной цепочкой можно считать про семью Князя с головой быка: Мудрец, равный небу усмиряет Священного ребёнка, князя пещеры Огненных облаков и тот начинает прислуживать Гуаньинь, постигая истинное учение, затем наши приключенцы на своём пути встречаются с родственниками этого Священного ребёнка, которые конфликт начинают не по стандартной схеме, что желают съесть монаха, а по причине мести конкретно Царю Обезьян. Ещё отличный пример – это история с черепахой, обитающей в Небесной реке. Каждый раз, когда натыкался на такое, то будто вдыхал свежий воздух после пребывания в душной комнате.Схожесть с аниме, а точнее с его отрицательными чертами, не только в филлерах, но и в так называемых «уровнях силы». Многие, возможно, замечали, как в некоторых сёненах персонажи чуть ли не полубогов побеждают, а потом(часто в филлерах) огребают от каких-то бомжей, ну и иерархия силы почти никак не указана, хотя, что в сёненах, что в романе сражения и магическая мощь занимают центральное место. Мне из-за подобного было очень сложно смотреть «Наруто». С «Наруто», кстати, у «Путешествия...» есть кое-что ещё общее – Сунь У-кун умеет создавать кучу клонов, видно, создатели, когда придумывали технику теневого клонирования, вдохновлялись китайской классикой, ну и это отличный повод сказать китайскую присказку о том, что всё японское – это китайское. Важным для современного читателя будет полное отсутствие развития характеров персонажей, которые абсолютно не меняются за исключением Сунь У-куна, но процесс изменения показан достаточно плохо, точнее показан только тем, что его Будда придавил горой и Царь обезьян жутко испугался, что могут такое повторить и больше не дерзил свыше меры, а после пары раз прочтения заклинания о сжатии обруча стал задумываться перед тем, как убивать людей и дума приводило к тому, что убивать не стоит, а то опять прочтут заклинание для пыток бедной обезьянки – в романе вообще тонкой, но яркой линей, показывают, что учения о добре, сострадании и отрицании насилие легче всего распространяется путём причинения страдания и принуждению, как с этими обручами, есть ещё забавный момент, когда Император за насмешки над учением Будды ввёл отрубание рук. Чжу Ба-це, Ша-сэн и монах остаются такими же, как и в начале, только у монаха появляется чуть больше доверия к своему первому ученику. Ба-це же как был наглой, грубой, прожорливой, лживой, самолюбивой и т.д. свиньёй(видно, у китайцев свинья – это тоже оскорбление), так ей и остаётся, желудок унимается только благодаря волшебным яствам на священной Горе. Забавно, что автор сам устами Будды подмечает, что Чжу толком не изменил своих пороков, поэтому ему дали самое низкое повышение в виде простого духа пожирателя подношений. Ша-сэн же самый обделенный персонаж, он этакий самый нормис и адекват, которого автор заставляет весь роман сторожить поклажа и коня, пока Сунь У-кун и Чжу Ба-це участвуют в приключениях и лишь изредка он что-то делает. Коня вообще сложно назвать персонажем, он являет себя по сути только один раз. Монах за своё длительное приключение, как был трусом и плаксой, так им и остался, хотя, наверно, после многих опасностей характер должен закаливаться. Одной из скрытых целей путешествия как раз было, чтоб Сюань-цзан, который в прошлой жизни был архатом Золотой кузнечик, исправился, но, видно, исправление было в предыстории, а не во время путешествия.

Если вы хотите получить хорошую литературу, то однозначно нет, здесь вы ничего не найдёте, по современным меркам роман просто ужасен и даже ниже среднего, во многом это связано с тем, что он написан в Средневековье, тогда, например, русская литература была ещё хуже и паскуднее по качеству, чем Чэн-энявский вольный пересказ сказаний о Танском монахе. Большой объём также понижает художественную ценность, так как самоповторов в итоге больше. Если же хотите получить культурный багаж, антропологическое знание, то роман вполне подойдёт, всё-таки «Путешествие...» – это огромный культурный феномен, который повлиял на всю культуру Восточной Азии, наверно, только из-за влияния его можно считать одним из 4 великих китайских романов. У одного литературоведа услышал, что беллетристика, которая часто является посредственной или ужасной литературой, лучше всего отражает своё время, в этом есть доля правд.