Бойня номер 5 (или Крестовый поход детей)

Курт Воннегут — настоящий классик, писавший на стыке постмодернизма, научной фантастики и социальной сатиры. Его «Бойня номер пять» — одна из самых известных антивоенных книг, наряду с «Уловкой-22» Хеллера и «Радугой тяготения» Пинчона. "Бойня.." наверно самое популярное из этой троицы, но не менее занимательное.

Для контекста: в феврале 1945 года союзная авиация начала бомбардировку города, и за несколько дней на него было сброшено больше взрывчатки в тротиловом эквиваленте, чем на Хиросиму и Нагасаки. Не приходится говорить, что Дрезден — «Жемчужина Севера» — не имел военной ценности: население давно мобилизовано, военных производств нет. Это был акт устрашения, демонстрация силы почти поверженному противнику.

Асфальт плавился и растекался по улицам. Некогда один из красивейших городов Германии лежал в руинах. Воннегут пережил этот апокалипсис, будучи пленником немецкой армии, а спустя 20 лет написал книгу, вдохновлённую этим опытом — книгу, которая войдёт во многие списки самых значимых произведений мировой литературы.

Если задуматься, книга говорит о куда более страшной вещи, чем просто война. Нам может казаться, что война и убийства противоестественны, что они идут вразрез с природой человеческого разума. Но, быть может, именно они — продукт его работы. Стоит только попытаться понять, как этот разум устроен.

Суть культуры — дать нам опору, встроить внешний, чуждый и равнодушный к нашему существованию мир в систему координат, в которой мы способны его осмыслить. Человечество редуцирует окружающее до схем и формул, чтобы сделать его понятным, логичным и удобным — чтобы возвысить себя над хаосом.

А война — это не разрушение ради разрушения. Это стремление натянуть собственные воззрения на реальность, сохранить только то, что вписывается в нашу картину мира, и уничтожить остальное. Война — как скульптура: отсечь всё лишнее от глыбы, чтобы придать ей очертания идеального образа. В этом смысле Дрезден — Содом и Гоморра, город, отклонившийся от «изначального замысла». И потому он был уничтожен.

В книге есть и многое другое: размышления о судьбе, восприятии времени, параллели с библейскими сюжетами, абсурд, инопланетяне и травма. В отличие от того же Пинчона, интеллектуальный слой не давит на читателя, а органично встроен в нарратив. Авторская эрудиция здесь — не барьер, а путеводная нить к интерпретациям и заложенным смыслам.

Такие дела.