Мой напарник утонул 20 лет назад. Сегодня он пришёл на смену
Запись из дневника Эда Картера, спасателя озера "Зеркальная Гладь", летний лагерь "Солнечный Берег".
1 Июля, 2025. Солнце палит, как в аду.
Черт возьми, жара. Воздух над озером дрожит, как желатин. Вода – тёплая ванна, маслянисто-спокойная. Идеальные условия для того, чтобы какой-нибудь городской щенок, ослеплённый солнцем и криками, вдруг забыл, что плавать-то не умеет. Вот почему я здесь, на этой выцветшей от солнца вышке, с рацией, свистком и вечной тенью тревоги под лопаткой. Спасатель. Глянцевая брошюра лагеря называет это "ангелом-хранителем вод". По мне, так больше похоже на сторожа у ворот в преисподнюю, которая иногда открывается прямо здесь, среди смеха и брызг.
Все началось… черт, даже не знаю, когда именно. Может, пару дней назад, с этого странного чувства. Как будто кто-то постоянно смотрит в затылок. Не дети – их взгляды колючие, быстрые. И не вожатые – их взгляды усталые. Что-то… тяжелое. Влажное. Как взгляд из глубины.
А сегодня утром… Сегодня утром я чуть не выронил термос с кофе.
Пришел открывать пляж. Рассвет только-только пробивался сквозь сосны, озеро было гладким и темным, как чернильное зеркало. Воздух пах хвоей и тиной. Я шел по мосткам к вышке, ключи бренчали в кармане шорт. И тут увидел его.
На скамейке у самой воды сидел человек.
Спиной ко мне. Сидел абсолютно неподвижно. Высокий, плечистый, в красных спасательных шортах – точь-в-точь как наши, лагерные, только вид у них… старый. Выцветший до грязно-розового. На голове – такая же выцветшая бейсболка с потускневшей эмблемой "Солнечного Берега".
Сердце у меня ёкнуло, потом застучало, как барабан на параде. Кто это? Новый вожатый? Но вожатые в такую рань не шастают, да и форма… Форма старая. Такую не носили лет десять, наверное.
– Эй! – крикнул я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Пляж ещё закрыт!
Человек не шелохнулся. Ни мускула. Будто из камня.
Я сделал шаг вперед, потом еще один. Песок хрустел под кроссовками.
– Я серьёзно, приятель! До смены полчаса. Тебе надо…
Он медленно повернул голову.
Не всё лицо. Только профиль. Резкий подбородок, впалая щека, мокрый темный завиток волны из-под козырька бейсболки. И кожа… Боже, кожа. Она была серовато-белой, как у вытащенной из воды налима. Влажной. И на ней, на щеке, прямо под скулой – шрам. Кривой, белесый, как старая молния.
Меня будто током ударило. Я знал этот шрам. Видел его на пожелтевшей фотографии в конторе директора. Фотографии, подписанной: "Команда спасателей, 2005. Памяти Бена Райли".
Бен Райли. Парень, который утонул здесь, на "Зеркальной Глади", двадцать лет назад. Во время шторма. Тело так и не нашли. Говорили, озеро глубокое, с омутами. Говорили, оно иногда не отдает своих.
А теперь он сидел здесь. На моей скамейке. В его старой форме. Мокрый.
Я замер. В горле пересохло. Мысли метались, как испуганные птицы. Галлюцинация? Солнечный удар? Слишком много дешевого кофе?
Он медленно, очень медленно, повернул голову дальше, как будто шея у него была ржавая. Я ждал, что увижу его лицо, его глаза… Боже, что я увижу в этих глазах?
Но он не успел. Раздался визг тормозов – подъезжал первый автобус с детьми. Я рефлекторно обернулся на шум. На мгновение.
Когда я снова взглянул на скамейку…
Она была пуста.
Только на мокром дереве сиденья осталось темное, влажное пятно. Формы человека. Как будто кто-то очень мокрый только что сидел там. И слабый, едва уловимый запах… Запах старой воды. Застоявшейся. И тины.
Весь день я был как на иголках. Дети визжали, плескались, вожатая Сара что-то кричала мне в рацию – я едва слышал. Взгляд то и дело соскальзывал на ту скамейку. На воду. На темную зелень глубины под моей вышкой. Казалось, что из этой глубины что-то смотрит вверх. Ждет.
После смены, когда пляж опустел, я подошел к скамейке. Пятно высохло, но на песке, прямо перед ней… Отпечатки. Отпечатки босых ног. Ведущие из озера. К скамейке. И обратно – в озеро. Глубокие, словно человек был очень тяжелым. Или нес что-то тяжелое. Вода в отпечатках уже впиталась, но форма… Она была неестественно правильной. И пальцы… слишком длинные.
Я знаю Бена Райли только по фотографиям и старым лагерным байкам. Но на тех фотографиях – молодой парень, улыбчивый, с живыми глазами. Тот, кто сидел сегодня утром… в нем не было ничего живого. Только холодная, мокрая тяжесть. И ожидание.
Зачем он пришел? Зачем явился мне? Что он хочет?
Директор, старина Грэм, отмахнулся, когда я, запинаясь, попробовал рассказать ему про "странного парня в старой форме".
– Эд, дружище, жара, – хлопнул он меня по плечу. – И стресс. Помнишь, в прошлом году с тем мальчишкой, чуть не утонул? Это давит. Выспись. Выпей холодного пива. Забудь.
Но я не могу забыть. Потому что сегодня вечером, когда я запирал лодочный сарай, я услышал звук.
Шлеп. Шлеп. Шлеп.
Мокрые шаги по деревянному настилу мостков.
Я замер, прижавшись спиной к прохладной двери сарая. Сердце бешено колотилось о ребра. Луна, почти полная, бросала длинные, искаженные тени. Я видел, как по мокрому настилу, оставляя темные, блестящие следы, кто-то шел. Медленно. Тяжело. Шлеп. Шлеп. Шлеп.
Он не дошел до меня метров десяти. Остановился. Стоял там, в лунной дорожке, спиной ко мне. Высокий. Плечистый. В старых, темных от воды красных шортах. Капли падали с него на дерево. Кап. Кап. Кап.
Он не поворачивался. Просто стоял. Смотрел на озеро? На лагерь, где спали ничего не подозревающие дети? На меня?
Я не дышал. Кровь стучала в висках. Я ждал… ждал, когда он обернется. Ждал, что увижу его лицо. Этот шрам. Его глаза.
Он поднял руку. Не поворачиваясь. Медленно. И указал. Не на озеро.
Он указал пальцем – длинным, бледным, неестественно гибким – на спасательную вышку. Мою вышку.
Потом опустил руку. И, не оборачиваясь, пошел обратно. К воде. Шлеп. Шлеп. Шлеп. Следы сливались в одну темную ленту.
Он вошел в озеро. Не плескаясь. Не создавая волн. Просто растворился в черной глади, как будто вода была его домом. Или могилой. Какая разница?
Я стоял, прилипший к двери, еще долго после того, как последний след исчез, а рябь успокоилась. Указал на вышку… Что это значит? Предупреждение? Напоминание? Или… приглашение?
Завтра моя смена. Снова солнце, смех, брызги. И я буду сидеть на вышке. С рацией. Свистком. И с леденящим знанием, что подо мной, в темной, холодной глубине, кто-то тоже дежурит. Мой напарник. Тот, кто утонул 20 лет назад.
И я больше не знаю, от чего – или от кого – я должен спасать этих детей.
Конец записи.
===== ЛИЧНОЕ ДЕЛО № [GRAF] =====
Субъект: Андрей Граф
Специализация: Генерация нарративных кошмаров (Хоррор/Триллер)
Статус: Активен. Проникновение в сознание читателя продолжается.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА:
===== ДОСТУП РАЗРЕШЕН =====