Бог явил себя миру и смерти прекратились
Четверг начался непримечательно. А завершился концом эпохи. Именно в тот день Создатель явил свое присутствие для каждого жителя планеты.
Середина дня. Внезапно – ощущение инородной теплоты в груди, и голос, возникший прямо в сознании, беззвучный и всеобъемлющий:
«Я здесь».
Оказалось, это испытали все. Люди стихийно высыпали на улицы, подняли взоры. Небеса очистились от облаков, и на миг вспыхнул свет, затмивший солнце – чистый, неземной, абсолютный. И в сердце каждого отпечаталась несомненная истина: Господь реален. Он пришел.
Последствия были предсказуемы, как учебник по социологии.
Мир смягчил черты. Милосердие, сострадание, благотворительность – все это расцвело пышным, но искусственным цветком. Не от любви к ближнему, а от ледяного страха перед немедленным воздаянием. Кто рискнет оскорбить или ударить, когда Небесный Надзиратель дышит в затылок? Жизнь превратилась в спектакль: «Подставь щеку», «Подай милостыню», «Улыбнись». Притворяйся, пока сам не поверишь в свою роль.
Я наблюдал. Мы все были под колпаком, но Создатель словно устранился от дел после грандиозного дебюта. Его вмешательство было минимальным, почти номинальным.
Потом пришло осознание главного изменения: Смерть капитулировала.
Кто-то узнал сразу – неизлечимые родственники в хосписах вдруг поднялись с постелей. Другие – позже, когда статистики, ошарашенные, заявили: показатели смертности по всем категориям – катастрофы, болезни, несчастные случаи – резко обнулились. Шестнадцать тысяч в день? Теперь – зеро. Навсегда.
Жизнь потекла дальше, но в ее русле зародился новый шепот: «стояние». Так окрестили то, к чему призывали. Интерпретации разнились: от восторженных до леденящих душу.
Я не вникал, пока очередь не дошла до матери. Помню с кристальной ясностью.
Семь вечера. Ужин завершен. Мать поднялась с дивана, надела пальто, подошла к прихожей.
«Ты куда, дорогая?» – спросил отец, морща лоб.
«Меня отозвали», – ее голос звучал отстраненно.
«Прости?»
«Всевышний требует моего присутствия для стояния».
Сюрреализм момента. Жизнь и так потеряла опору после Ответа на Главный Вопрос. Видеть, как мать движется к двери, было логично и одновременно абсурдно. В любую другую эпоху мы решили бы, что это шутка.
«Тебя… подвезти?» – неуверенно предложил отец.
«Путь должен быть пройден ногами», – ответила она. Поворот ручки. Шаг за порог.
Мне семнадцать. Брату – двадцать. Мы метнулись к отцу:
«Идти за ней?» Он велел остаться – сам проводит, сам разберется.
Он вернулся лишь к вечеру следующего дня. Один. Лицо – маска усталости и подавленности. Взгляд, которым он окинул нас, я запомню навеки.
«Она… застыла. В поле», – выдохнул он. И добавил, словно споткнувшись:
«Их там… тысячи».
Четыре месяца минуло с тех пор, как мать отозвали.
Мы узнали больше о «правилах» новой реальности. Я мысленно звал их Новыми Скрижалями:
- Ты не умрешь. (Болезни, катастрофы, насилие – бессильны).
- Ты будешь отозван в случайный час. (На «стояние»).
Не столь поэтично, как оригинал, но суть ясна. Официальных скрижалей не было – лишь наблюдения.
Третье правило открылось… не во сне. На ролике в сети. Уличная потасовка. Один из дерущихся, явно сильнейший, занес нож над поверженным… и замер. Затем оба, словно куклы на нитках, синхронно поднялись и ушли, забыв о вражде.
Вывод: Попытка убийства = немедленный отзыв.
Но что такое «стояние»?
Я отправился к матери за ответом.
Место, куда она ушла, было в часе езды. Пешком она шла много часов.
Поле. Тысячи фигур. Равномерная сетка, три фута промежуток между фигурами. Взгляд устремлен в небо. Абсолютная статика. Ни дыхания, ни дрожи.
Я брел сквозь этот лес неподвижных тел. Найти мать было чудом.
«Мама», – голос сорвался. Эмоции накрыли.К моему изумлению, ее губы дрогнули:
«Здравствуй, сынок».
«Как ты?»
«Я в стоянии».Она была не собой.
«Мама, ты можешь пошевелиться?»
«Я в стоянии», – повторила она монотонно.
«Хочешь домой?»Тон не изменился, но в словах проступила странная глубина, будто она боролась с невидимыми оковами:
«Не могу, сынок».
Затем четче:
«Иди. Пока тебя не заставили остаться».
«Но…»
«Домой. Сейчас».
Я сказал, что люблю ее, и поспешил прочь. Сквозь строй живых статуй. Каждая – памятник вечному ожиданию. Где место мне? Отцу? Брату? Друзьям?
Другие посетители шептали слова любви своим застывшим близким, получая в ответ обрывочные, богопосвященные фразы. Похоже на кладбище, где надгробия дышат.
Но они не исчезли! Мать – здесь. Значит, стояние должно закончиться? Через недели? Месяцы? И ее место займет другой?
Время для стоящих остановилось. Они не старели.
Четвертое правило стало очевидным через год.
Число отозванных росло в геометрической прогрессии. «Святилища» множились: парки, площади, пляжи – везде стояли ровные шеренги замерших тел, взирающих в небо. Трансляции шли круглосуточно.
Я предполагал, что мое место – в том же поле. Если только оно не заполнится раньше.
Факт отсутствия старения у стоящих подтвердили ученые. Жизнь «свободных» текла, но под постоянной угрозой отзыва. «Скорбь Отзыва» – так называли потерю близких для Стояния. Но еще страшнее был неозвученный, глубинный страх – страх самого стояния. Вечного осознанного заточения.
Я старался гнать кощунственные мысли. Боялся, что даже они приблизят мой час. Появились группы поддержки. Там говорили, что нестарение – благо. Я кивал, не веря.
Мир деградировал. В поездах на лицах пассажиров читался не стресс, а немой ужас. Видел, как женщина рыдала на перроне:
«Не хочу идти…».
Или мне показалось? Кошмары изменились. Самое страшное – не монстры, а момент, когда тело предательски застынет посреди шага, а в голове прозвучит:
«Отозван».
Четыре года спустя стояло уже около 30% человечества. Среди них – мой отец.
Брата мы не успели предупредить. Он уехал по делам – машина, физиотерапевт… Не вернулся. Поле матери было переполнено, в городе появились новые святилища. Мы искали отца, но тщетно.
Тогда же я заподозрил Пятое правило. Наблюдал людей на крышах небоскребов, у края, словно готовых к прыжку… но они разворачивались и уходили. Видел механически шагающих по опасным мостам. Цинизм или предчувствие?
История брата расставила точки.
Зашел в его комнату. Он сидел за столом, пистолет приставлен к виску. Палец на спуске. Рука дрожала.Я замер. И подумал, к своему ужасу:
«Пожалуйста, пусть пуля сработает. Пусть умрет».
Но пистолет выпал из ослабевшей руки. Дрожь прекратилась. Он встал, натянул куртку.
«Марк?» – голос предательски дрогнул.
«Просто прогуляюсь», – его тон был пуст.
«Куда?»
«На стояние. Отозван».
Он двинулся к двери. Я – следом.
«Марк… Скажи… ты контролируешь тело? Хоть чуть?»
«Нет. Я отозван».
«Ты даже не можешь…»
«Почувствуешь зов – поймешь. Мне идти».
Он обулся. Я прошагал с ним пять часов до заброшенной парковки старого луна-парка. Тысячи уже стояли там.
Он молчал. Я – тоже. Лишь хруст гравия под ногами.
Правило Пять:
Попытка самоубийства = немедленный отзыв.
Стояло уже около 70% человечества.
Я старался не думать о вечности в неподвижности. О матери, отце… теперь и брате. Вечность осознания.
Навещать мать стало пыткой. Краткое «люблю тебя», боковое касание – и бегство. Она всегда отвечала:
«И я тебя, сынок». Слишком осознанно. Слишком… здесь. Это леденило душу. Миф о блаженном трансе рассыпался.
В сетях и группах страх стояния стал открытой темой. Появились «гуру», предлагавшие способы умереть «в обход»: медитации, ритуалы. Видео с богохульствами и призывами к бунту. Безумие.
Два ролика врезались в память:
- Отчаянный Побег: Мужчина в комнате, залитой бензином. Веревка, лезвие над головой, таймер на взрывчатке. Он бросает спичку. Пламя вспыхивает… и гаснет, едва коснувшись его. Лезвие замирает. Взрыв не срабатывает. Он встает, облитый горючим, и уходит из кадра. Правило Пять в действии.
- Стример: Известный блогер, часто пародировавший отзыв. Однажды во время стрима его лицо обездвижилось. Он встал и вышел с камеры – на этот раз по-настоящему. Зрители долго не верили. Жутко и абсурдно.
Жизнь «свободных» стала симулякром. Проповедники на улицах орали: «Ваш час близок!». Компании вроде Apple, потеряв большую часть штата, чудом выпускали новинки. Сериалы показывали повторы – снимать новое стало невозможно. Магазины пустели – от нехватки и продавцов, и покупателей.
В Starbucks еще подавали кофе. Я взял чашку и поехал к брату.
Два года его стояния. Его потеря была самой горькой. Он ненавидел бы мою жалость.
Парковка луна-парка была заполнена до отказа. Я пробирался к нему сквозь каменный лес.
«Привет».
«Привет», – его губы едва шевельнулись. Грудь ритмично вздымалась. Взгляд – ввысь.
«Как ты?» – глупый вопрос.
«Я в стоянии».
«Мой черед близок, Марк. Помоги подготовиться».
Долгая пауза. Тишина давила.
«Знаешь, о чем я думаю чаще всего?» – его голос был шепотом, но яростным. – «О случайной пуле. Выпущенной за сотни миль. Которая проскользнет сквозь божественную защиту. Вонзится мне в затылок. И станет темно. Это моя единственная мечта. Она держит меня».
Я онемел.
«Я чувствую это всем нутром. Это не кончится. Никогда. Вселенная умрет от холода, а стояние продолжится. Вечность. Сознание. Тело. Вот и все».
Я положил руку ему на плечо. Жест бессилия. Искал опору.
«Пожалуйста, найди способ убить меня», – выдохнул он.
Я бежал. Мне почудилось, будто он крикнул:
«Останься! Поговори!». Или это был ветер? Или я просто не смог вынести этого?
Чувство выжившего на тонущем корабле. Твоя палуба еще над водой, но ненадолго.
Статистики замолчали. Почти все исчезли в рядах стоящих.
Моя удача держалась на волоске. Просто везение, что зов обошел меня.
После ухода отца я начал тихие поиски выхода. После разговора с братом – они стали отчаянным крестовым походом.
Я перепробовал все. Медитации, заклинания, молитвы о «завершении сеанса». Ездил по координатам «зон смерти» – слухам о местах, где божественная защита дает сбой. Тщетно. Смерти не было нигде.
Старые константы: Смерть и Налоги.
Новые: Бессмертие и Стояние.
Я ехал на свою восьмидесятую попытку обрести избавление. Приглашение из группы «Ищущие Конец». Листовка с изображением полуразрушенной церкви. Преподобный Люсьен Феррер. Обещание: «Придите! Гарантия избавления от страха Стояния! Отзывов нет – 100% успех! Убедитесь сами!».
Отчаянные времена…
Четыре часа пути. Мимо новых «святилищ» – полей, парков, где тысячи замерли, взирая в небо. Каждый километр – напоминание: я могу выйти из машины прямо сейчас и шагать, шагать, шагать… к своему месту в строю.
Церковь Святой Терезы. Заброшенная. Заросшая. Если это ловушка – то убедительная.
Я вошел. И ощутил… отсутствие. Пустоту в груди, где годами пульсировало присутствие Создателя. Связь оборвалась. Здесь Его не было.
У входа – столик с регистрацией. Я вписал имя.
Внутри – полумрак, пыль, запустение. Несколько человек сидели на скамьях. Ждали.
Через время на алтарь вышел мужчина в потертой сутане. «Преподобный примет вас через пару часов», – пробормотал он. Как в дешевой поликлинике.
Он не появлялся долго.Часы тикали. Руки на коленях.
«Не дергайся. Не вставай непроизвольно…»
Наконец, он вернулся:
«Томас Гилмор?»Томас поднялся, последовал.Тик-так.
«Ив Мерритт?»
«Я!» – женщина вскочила с радостью. Ушла.Тик-так. Солнце клонилось к закату.
«Лили?» – он смотрел в список.
«В уборной», – отозвался кто-то.
«Хорошо. Позовем позже».Я не мог ждать! Не мог вернуться завтра! Каждая секунда – риск.
«Джейк Миллер? Джейк—»
«Я!» – выкрикнул я, вскакивая. Страх: а вдруг тело развернется к двери? Но ноги понесли меня вперед, к мужчине.
«Сюда». Он повел меня лабиринтом обшарпанных коридоров к исповедальне.
«Сюда?»
«Да».
Я вошел в кабинку. На деревянной скамье – темные, засохшие пятна. Кровь. Настоящая. Забытый запах железа.
«Садитесь. Не смотрите на пятна. Всё в порядке», – голос из-за перегородки. Седая, хрупкая тень.
«Преподобный Люсьен?»
Пауза. Слишком долгая.
«Да. Это я. Конечно».
«Я… не знаю процедуры. Начинать с исповеди?»
«Да! Исповедуйтесь. Все, что на душе».
Я собрался. «Хорошо… Я нашел ваше объявление. У меня… страх. Перед Стоянием. Не хочу богохульствовать, но…» – я услышал, как с той стороны что-то шуршит тряпкой, потом – сочный хруст. Он ел?«…не уверен, что хочу простоять сто лет или…»
«Не сто лет», – перебил он, чавкая. – «Вечность. Таков Его Проект. Рай на Земле. Вечное Единение. Явился, когда стадо разрослось до миллиардов – умный ход, да?»
«Что это значит?» – растерялся я.
«Ничего, ничего. Продолжайте».
«В вашем объявлении… было сказано о решении».
«Есть. Я могу вас убить».
«Убить?» – эхо застыло в пыльном воздухе.
«Здесь. Сейчас. Но если сомневаетесь – ответ «нет». И если выйдете за дверь – Он немедленно отзовет вас».
«Откуда вы знаете?»
«Ответ?» – его голос стал жестким.
«Люди ждут. Я занят. Очень занят».
Перегородка с треском рухнула. В тот же миг его рука с ножом метнулась к моему горлу. Молниеносно. Нечеловечески быстро.
Невероятно! Острая боль. Теплая струя по шее, груди.Я захрипел, мир поплыл. Но я успел увидеть его. Сутану, запачканную кровью и… яблочным соком? В другой руке – надкусанный плод. Лицо – нечеловеческой усталости и древности.
«У нас с Ним… договоренность», – прошипел он. Его глаза горели холодным, стальным светом. – «Его владения – там. Мой клочок – здесь. Скромнее прежних апартаментов, но… всё своё».
Моя голова бессильно склонилась. В глазах – лишь красная рубашка.
«Прошу…» – его шепот долетел до меня, полный нечеловеческой муки. – «Прошу тебя…»Тьма.
Эпилог
Тьма не была пустотой. Она была… отсутствием. Отсутствием света, звука, тепла в груди, мысли, страха, времени. Полным, абсолютным небытием. После лет кошмара, после ужаса вечного осознанного заточения – это было… милосердием.
Чудо.
Но Люсьен знал: чуда не было. Был лишь древний, изворотливый обходной путь в системе, созданной Создателем. Он, бывший когда-то чем-то большим, а ныне – смотрителем этой мрачной церкви-ловушки, слышал, как тело Джейка рухнуло на пол кабинки. Оно не исчезло. Оно осталось лежать там, в луже крови, которая уже не пульсировала. Бессмертие было нарушено. Здесь, на этой освященной кровью и отчаянием земле, в этом кармане реальности, вырванном у Владыки Вечного Стояния, смерть – настоящая, окончательная – все еще имела власть. Это был его крест. Его наказание и его единственная власть: дарить небытие тем, кто осмелился прийти.
Он откинул окровавленный нож в угол, доел яблоко, швырнул огрызок. За дверью ждали другие. Отчаявшиеся. Готовые на все ради конца. Он вздохнул – звук, похожий на скрип древних ворот. Он должен был продолжать. Вечно. Пока стоящие смотрели в небо, он, палач-избавитель, оставался здесь, в своей грязной церкви, выполняя мрачную часть договора, о которой не догадывался ни один из стоящих в полях. Бог оказался не пастухом, а коллекционером бабочек. А он, Люсьен, был жалким санитаром, убирающим тех, кто пытался вырваться из коллекции раньше "срока", но лишь в этом проклятом месте ему это удавалось. Джейк обрел покой. Для Люсьена не было покоя. Лишь бесконечная очередь отчаявшихся и нож, который нужно было точить снова и снова. Он крикнул в коридор, голосом, полным вековой усталости:
«Следующий!»
А на поле, где стоял Марк, сквозь вечность его сознания пронеслась лишь одна последняя, ясная мысль, прежде чем тьма поглотила его брата навсегда: "Свобода...".
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА:
===== ДОСТУП РАЗРЕШЕН =====