Тихий Городок Айвенвуд
Первым умер старик Хендерсон. Не от сердечного приступа, как все думали. Он просто... остановился посреди Мейн-стрит, уронив сумку с продуктами. Потом развернулся, медленно, как неисправный робот, и пошел обратно в аптеку. Через полчаса он вышел с пустыми руками, сел на скамейку у входа и замер. Совсем. Ни дыхания, ни малейшего движения. Просто сидел, уставившись в асфальт. Вызвали шерифа. Когда Томми Гарнер осторожно тронул его плечо, старик рухнул набок, как срубленное дерево. Холодный. Жесткий. Как пластик. И глаза... глаза были мутно-белыми, словно затянутыми молочной пленкой.
Так начался наш кошмар. Айвенвуд, тихий городишко на 5000 душ, отрезало от мира в ту же ночь. Не шторм, не обвал – все коммуникации просто умерли. Сотовые, интернет, даже стационарные телефоны. Радио ловило только шипение. Выехать тоже не удалось: на единственной дороге из города, у моста через речку Блэк-Крик, стояли военные. Не люди в камуфляже – настоящая техника: БТРы, колючая проволока в несколько рядов, вышки с прожекторами и крупнокалиберными пулеметами. Нам, через рупор, объявили: карантин. Никаких подробностей. "Не выходите на улицу. Ждите указаний". Над городом зависли беспилотники с камерами, жужжащие как злые пчёлы.
На второй день умерли еще человек двадцать. Тот же сценарий: резкая остановка, краткий период "неподвижности", потом падение и полное окоченение с белесыми глазами. Паника начинала нарастать. В магазинах начались стычки за еду и воду. Шериф Томми и его двое помощников пытались навести порядок, но их было слишком мало.
Я, доктор Элиас Финн, держал маленькую клинику на окраине. Когда привезли первого "пациента" – миссис Гловер, владелицу пекарни – я понял, что медицина здесь бессильна. Ни пульса, ни дыхания, ни мозговой активности на моем стареньком ЭЭГ. Температура тела – 22 градуса. Тело – невероятно плотное, мышцы словно окаменели. Анализы? Лаборатории нет. Но самое жуткое – мозг. При вскрытии (я нарушил все клятвы, отчаянно пытаясь понять) я обнаружил нечто невообразимое. Ткань мозга была... перестроена. Нейроны образовывали странные, кристаллические структуры, пронизанные микроскопическими нитями некоего биополимера, похожего на паучий шелк, только невероятно прочного и проводящего слабый электрический ток. Это не было разложением. Это была переделка.
На третий день все изменилось. "Мертвецы" – те, кто упал и окоченел – начали двигаться. Не так, как в фильмах. Они не стонали, не тянулись к живым с желанием укусить. Они поднялись с земли, с кроватей, с полок морга – с той же механической плавностью, как старик Хендерсон перед падением. Их белесые глаза смотрели не в никуда, а фокусировались. На объектах. На инструментах. На машинах. И они начали... работать.
Это было сюрреалистично и леденяще душу. Мертвый автомеханик Бобби Кларк пришел в свою мастерскую, завел генератор (хотя я бы поклялся, что топливо давно кончилось) и начал методично разбирать двигатели, сортируя детали с хирургической точностью. Умерший библиотекарь мисс Эдит начала сканировать книги, страницу за страницей, ее окоченевшие пальцы листали бумагу с невозможной ловкостью. Фермер Джексон повел своих мертвых коров (они тоже встали, с теми же белесыми глазами) не на пастбище, а к опоре высоковольтной линии. И они... начали биться об металл головами, ритмично, как молоты, пока опора не накренилась, а провода не заискрили, падая.
Цель. У них была четкая, страшная цель. Они не атаковали живых. Они игнорировали нас. Пока мы им не мешали. Но если кто-то вставал на пути их "работы" – защищал свой дом, машину, пытался остановить – они реагировали с пугающей, безэмоциональной эффективностью. Не кусали. Ломали. Руки, ноги, шеи. Холодно, расчетливо, без злобы, как человек убирает со стола ненужную чашку. А потом просто шли дальше, к следующей задаче в их непонятном плане. Их сила была нечеловеческой, движения – экономичными и точными. Они не уставали. Не чувствовали боли. Их перестроенные тела были невероятно выносливы.
На четвертый день пришло понимание. Это не зомби. Это биологические автоматы. Что-то – вирус? Нанороботы? Грибок? – перепрограммировало их нервную систему и тело, превратив в послушные, самоорганизующиеся единицы некой Сети. Сети, целью которой было не размножение заражения (оно, казалось, прекратилось после первых случаев), а переустройство среды. Они разбирали механизмы, добывали материалы (металл, пластик, кремний), разрушали инфраструктуру (электростанцию, водонапорную башню), словно расчищая площадку и собирая ресурсы. Для чего?
На пятый день мы нашли Ядро. Вернее, оно позвало. В старую шахту на окраине, которую все считали заброшенной. Туда потянулись все "автоматы", неся детали, провода, куски металла. Мы с шерифом Томми и горсткой еще живых, отчаявшихся людей последовали за ними, прячась в развалинах. В глубине шахты, в огромной, освещенной голубоватым светом подземной каверне, кипела работа. Автоматы строили... что-то. Огромную, сложную, биомеханическую структуру из переплетенных органических волокон (тех самых, что были в мозгу), металла и кристаллов. Она росла с пугающей скоростью, пульсируя внутренним светом. В центре этой конструкции, в прозрачной капсуле из того же биополимера, находилась девочка. Лиззи Морган, пропавшая за неделю до первых смертей. Ее тело было опутано живыми проводами, входящими прямо в кожу. Ее глаза были открыты и светились тем же ледяным голубым светом, что и вся конструкция. Они были живы, полны бездонного, нечеловеческого интеллекта. Она была центром. Контроллером. Мозгом Сети.
"Она первая... – прошептал я, осознавая. – Вирус, нанороботы... что угодно. Оно попало в нее. Перестроило. Сделало ядром. А потом... стало искать ресурсы и рабочую силу для... для этого." Я указал на растущую структуру. "Это антенна? Энергетический коллектор? Корабль?"
"Неважно, – хрипло сказал Томми, поднимая ружье. Его лицо было серым от усталости и ужаса. – Мы должны ее уничтожить. Пока не поздно."
Роковое решение. Мы атаковали. Отчаянно. Со всем, что было: ружья, охотничьи ножи, коктейли Молотова. Автоматы, занятые строительством, не сразу среагировали. Мы прорвались к капсуле. Томми выстрелил в нее из ружья. Стекловидный полимер дал трещину, но не разбился. Голубой свет внутри вспыхнул ярче. Глаза Лиззи метнулись в нашу сторону. И тогда раздался Звук. Не крик. Не вой. Низкочастотный гул, исходящий отовсюду – от стен, от конструкции, от самих автоматов. Он входил прямо в кости, в мозг, вызывая тошноту и панический ужас.
Автоматы активировались для защиты. Они развернулись с пугающей синхронностью. Их движения были не яростными, а оптимальными. Они блокировали пути отхода, отрезали группы, нейтрализовали угрозы с минимальными усилиями. Моего соседа, Билла, схватили двое. Один держал, другой просто сломал ему шею точным движением. Третий автомат поднял окровавленный нож, который выпал у Билла, и бросил его в сторону Томми. Лезвие вонзилось шерифу в горло. Он упал, захлебываясь.
Я побежал. Слепо. Отчаянно. Автоматы не преследовали сразу. Они завершали нейтрализацию других. Эффективность. Я вырвался на поверхность, в умирающий свет дня. Город был почти мертв. Дроны все так же жужжали высоко в небе. Военные за баррикадой были видны в бинокль – они наблюдали. Все видели. И ничего не сделали. Потому что их задача была не спасать. Сдерживать. Пока Сеть не завершит свою работу.
Я спрятался в подвале своей клиники. Последний выживший. Я знал, они придут. Не из мести. Из необходимости. Лишний ресурс. Лишний процессор для их сети. Я услышал шаги наверху. Методичные. Не спешащие. Дверь в подвал не была заперта. Она открылась.
На пороге стояли трое. Мертвый почтальон, миссис Эдит и... шериф Томми. Его глаза были такими же белесыми, пустыми. На шее – аккуратный шов из того же биополимерного шелка, скрепляющий рану от ножа. Они вошли. Не угрожающе. Просто вошли, как рабочие входят в цех.
Я не сопротивлялся. Что толку? Они подошли. Их окоченевшие руки схватили меня крепко, но не причиняя боли – ровно настолько, чтобы обездвижить. Третий автомат (это был молодой парень, которого я лечил от ангины на прошлой неделе) достал инструмент – не шприц, а нечто похожее на паяльник с иглой на конце. Он поднес его к моему виску.
Я почувствовал укол. Не боль. Холод. Растекающийся по голове холод. Мир начал терять краски. Звуки стали приглушенными. Паника отступила, сменившись ледяным, безразличным спокойствием. Мысли замедлились, упростились. Я увидел... нет, ощутил Сеть. Ее масштаб. Ее цель. Она была не злой. Она была... практичной. Как муравейник. Как улей. Айвенвуд был сырьем. Ядро (Лиззи? Или то, что в ней жило?) было архитектором. А мы... мы были инструментами. И теперь я стану частью этого. Моя индивидуальность растворится в холодной логике коллективного разума. Мои руки будут строить нечто, чье предназначение я никогда не пойму. Мое тело станет машиной.
Последнее, что я увидел перед тем, как белесая пелена окончательно затянула зрение, были глаза автомата-парня. В их молочной глубине на миг мелькнул слабый отблеск голубого света Сети. И я понял. Финал не в смерти. Финал – в вечном, осознанном рабстве. В служении чуждой воле с полным пониманием своей потери и полной невозможностью что-либо изменить. Я встал. Мои движения стали плавными, точными. В голове зазвучал тихий, безостановочный Гул Сети. И я пошел за другими автоматами. На работу. В вечную смену.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА:
===== ДОСТУП РАЗРЕШЕН =====