Послевкусие смазанного конца — почему «Игрожуру» Андрея Подшибякина стоило оставаться незаконченным

Впечатления от «Великого русского романа про игры».

В своё время Александр Кузьменко в рецензии на Half-Life 2 для «Игромании» написал, мол, изначальная идея обзора состояла в том, чтобы большими буквами напечатать: «Это лучшая игра на этой планете — просто купите её». С текстом об «Игрожуре» Андрея Подшибякина мне хотелось провернуть нечто подобное: отобрать десяток-другой цитат, да и закончить. Они были бы куда красноречивее любых рецензий.

Потому что рецензировать тут, по большому счёту, нечего. Роману, первые главы которого публиковались в начале нулевых в PC Gamer, и дописанному в период вынужденного карантинного безделья, стоило остаться в прошлом. Стоило остаться затянувшейся шуткой для своих, из-за которой, по словам автора, «произошли множественные разрывы некоторых его прототипов и их сочувствующих».

Однако, разросшийся до двенадцати с половиной авторских листов текст — вот он, издаётся тиражом в 4 тысячи экземпляров, выходит в конце марта 2021-го. За этот текст вряд ли возьмутся серьёзные литературные критики, но теперь он будет продаваться в магазинах и требовать на себя раза в три больше времени, поэтому и спрос с него выше, чем прежде. А ещё всё новое в нём — абсолютно такая же «злобная почеркушка», как и старое.

Послевкусие смазанного конца — почему «Игрожуру» Андрея Подшибякина стоило оставаться незаконченным

«Игрожур» рассказывает о мытарствах Юры Гноя, подростка, мечтающего о работе игрового журналиста. У него нет друзей, а интересуется он исключительно видеоиграми и боевой фантастикой про межгалактических витязей и прочие космические корабли «Коловрат». Когда любимое издание — «Мания Страны Навигаторов» — внезапно публикует фрагмент его письма, Гной отправляется в Москву, чтобы стать игрожуром.

Дальше следуют попойки, заказные обзоры, пресс-тур, и снова попойки. Реальность, созданная Подшибякиным, состоит из штампов о русском игрожуре начала нулевых, призвана, наверное, высмеивать тот период и среду. Однако автор в своей сатире редко продвигается дальше коверкания названий существующих и существовавших компаний. «2Ж», «Муссобит-Г», «Восьмой волк» — за ними угадываются реальные прототипы, но толку от этого нет.

Дело в том, что «Игрожур» — катастрофически несмешной текст. Возможно, он способен вызвать хохот у «тусовочки», узнающей себя в тех или иных персонажах, вспомнившей о каких-то событиях, искажённых художественным вымыслом. Но у людей, не погружённых в контекст, все эти сцены с косплеем и неудачными интервью вызовут скорее недоумение. А шутки вне контекста тут обычно связаны с говном, мочой, блевотиной или замыкаются на том, что кто-то внезапно несёт чушь.

Новоприбывший начал говорить, как будто возобновляя только что прерванную беседу:

— ...ить оно вот как, писюн, бывает. В космос летали, Семёныч был ого-го, профессор, нет, подымай выше, Семёныч был генерал, вот такие писюны ему честь отдавали, а теперь чо — просрали все, нету космоса, нету генералов, вишь, писюн...

Гной с неудовольствием понял, что под «писюном» имелся в виду он сам. Собеседник тем временем продолжал монолог:

— ...еду по Красной площади, Сталин мне честь отдаёт, а теперь чо, теперь вот так: ни Сталина, ни советскои власти трудящих!

С этими словами Семёныч с чувством харкнул Гною на ботинок.

Понятно, что Подшибякин гиперболизирует действительность, но в своём стремлении к преувеличению он настолько неуёмен, что воспринимать происходящее не получается даже как карикатуру. Это нивелирует и всю, как выражался сам автор, «грязюку» и «жестянку», мешая порассуждать о том, например, какие персонажи книги мрази, трусы и тупицы. Потому что персонажей в тексте нет, а вместо них — наборы даже не характеристик, а характерных словечек и запахов.

Есть, например, парень, который постоянно повторяет «это». Есть дядька, каждую свою фразу заканчивающий междометием «на». А ещё есть дед, говорящий цитатами из писем Мартину Алексеевичу. И все они чем-то воняют, но об этом ниже.

Что же до непосредственно «жестянки», то Андрей Подшибякин под ней, видимо, понимает рвоту, говно и ругань. Конечно, изысканному насилию Сорокина и Мамлеева в «Игрожуре» места нет, однако русская литература за прошедшие почти 20 лет с момента публикации первых глав ушла вперёд от бестолкового перечисления выделений (весьма, кстати, незамысловатых), и способна, простите, шокировать иначе.

Помимо прочего, это ещё и жутко сексистский текст. Практически все женщины, которые играют хоть какую-то роль в сюжете, оказываются либо стервами, либо карьеристками, а описание каждой из них сводится либо к упоминанию о том, насколько она толстая, либо к описанию размера груди. При этом повествование ведётся от третьего лица, поэтому списать всё на восприятие главного героя не получается.

Прекрасные серые Алинины глаза смеялись. Под синим свитером угадывалась неприлично большая для десятиклассницы грудь.

Но главная проблема «Игрожура» заключается в том, как он написан. Из-за этого и возникает смешение автора с героями, когда неясно, кому принадлежит та или иная мысль — это Юра вечно фиксируется на женской груди или сам Андрей Подшибякин. То, что выглядело сносно в качестве прикола на страницах PC Gamer или в ЖЖ, в формате книги вызывает вопрос: а был ли у текста вообще литературный редактор?

Все без исключения персонажи и помещения тут воняют, смердят или пахнут — алкоголем, блевотиной, мочой или калом. Можно списать это на пресловутую «грязюку» мира романа, но Подшибякин использует запах чуть ли не как доминирующую характеристику, добавляя, если речь идёт о месте, неизменно грязный пол, а если о людях — волосы в цвет лошадиного окраса.

Спать он явно не ложился и был мертвецки пьян; на покрытой редкими пегими волосами голове красовалась свежая кровавая ссадина, полуоторванный рукав с «АЦ молния ДЦ» волочился по полу, оставляя за собой клочки ваты.

[...]

У мужской части пары обнаружилась пегая борода лопатой и пронзительные впалые глаза.

[...]

Игорёк отскочил от усатого фотографа и, приплясывая, бросился к новоприбывшему; клетчатая мини-юбка при каждом шаге обнажала тощие ляжки, поросшие пегими волосами.

Автор, похоже, чрезвычайно боится повторов, поэтому главного героя в тексте называет Юрой, Юркой, Юриком, Юрием, Гноем, Черепом, Dark Skull, игровым журналистом, объективным журналистом и ещё кем только не. То же касается и других персонажей: человека в кожаной куртке Подшибякин, например, именует «кожаным», а в крокодильей — «крокодиловым».

Страх повторений порой рождает и неуклюжие эвфемизмы вроде «самодвижущаяся лестница» вместо эскалатора. Избыточность имён отдаёт неуверенностью в тексте, не добавляет ему ни ироничности, ни разнообразия, а только перегружает его.

В «Игрожуре» полно и попросту дурно составленных конструкций вроде «почти не открытой банки майонеза» или вот такого.

Следующая секунда растянулась в восприятии Гноя на несколько световых лет (в других обстоятельствах он отругал бы сам себя за фактику, но сейчас было не до того). Глаза голой невесты приняли вопросительное выражение; Игорёк медленно, словно бы в режиме bullet time из игры Max Payne, начал говорить необратимые слова, после которых были только тьма, конец света и слизистые щупальца плотоядных древних богов.

[...]

Это была настоящая редакция игрового журнала, словно бы материализовавшаяся из разреженного воздуха посредством злой, но всё равно доброй магии.

Герои «горестно» вздыхают, думают и кричат; «крупно» дрожат и трясутся; непременно «оглушительно» пускают газы, а текст автора неоднократно, как бы невзначай, вдруг обрывается чьей-то репликой с переходом через многозначительное «...». Но нельзя сказать, что «Игрожур» скуп на описания — напротив, иногда встречаются дикие, чрезмерные в образности и абсурдные метафоры.

В его мозгу натянулась и с треском лопнула гигантская резинка от трусов, превратив объективного журналиста в пустую человекообразную оболочку.

[...]

По дороге от метро к логову лакшери-дистрибьюторов на Гноя навалилось странное состояние: словно сверху надавил столб гирь, сделанных из ваты.

Метафоры соседствуют с невнятными характеристиками. Например, в последней трети повествования Юра Гной покупает сорокинское «Голубое сало», на обложке которого «красовался портрет какого-то бомжеватого деда». Остаётся загадкой, кого Андрей Подшибякин считает «бомжеватым дедом»: актёра Михаила Жарова или самого Владимира Сорокина. Ясно только, что считает так не главный герой, потому что это — слова автора, а не Юры.

Наконец, текст можно и «отругать за фактику». Так, ближе к концу книги говорится об «изделиях ребят из студии Lucasfilm Games», однако события романа происходят в начале нулевых, когда студия уже больше десяти лет носила название LucasArts. Своё изначальное Lucasfilm Games она вернула только в начале 2021-го. Иронично, что в первых главах, написанных ещё для PC Gamer, упоминается именно LucasArts.

Некоторым потенциально великим, но нереализованным вещам, лучше оставаться нереализованными — они ценнее именно как идея своего времени. В «Игрожуре», несмотря на ироничный подзаголовок, ничего великого нет, но ему тоже стоило пропасть. Даже как идея в 2021 году он кажется запоздалым и затянутым стёбом над ушедшей эпохой.

Тут можно возразить, что роман будет непонятен тем, кто не застал то время, а вот «своим»-то точно зайдёт. И это отчасти справедливо, но книга не просто несвоевременна — она дурно написана и никак не отредактирована. И пусть конец у начатого давно романа вышел не смазанным, послевкусие осталось именно такое.

300300
192 комментария

 Послевкусие смазанного конца

Звучит, как название гей-порно.

246
Ответить

"Сующий пожарный 2: послевкусие смазанного конца"

18
Ответить

Это древний прикол с Башорга, ваш К.О. )

3
Ответить

Надо было в гачи разделе публиковать, да

Ответить

Там такой воды еще в первой книге было навалом. 
Когда слова добавлялись чтобы растянуть 100 страничек на 200. 

Ответить

смазанного чем??? 

Ответить