«Пикспедиция 33» в круассановой скорлупе и ее художественная ценность как произведения

Причем тут какой-то эскапизм, зачем спит собака, че за светотень, и куда, все-таки, подевались остальные тридцать две экспедиции?

Вечер в хату обитателям Lumière, а жителям Парижа соболезную.

Как-то вот получилось, что совсем недавно вышел восьмичасовой альбом Лорьена Тестара, куда невзначай подсунули в комплект так называемую видеоигру: французскую компьютерную бродилку с элементами аниме в жанре Je'RPG. О том, насколько игра хороша или плоха успели пообщаться уже все; даже те, кто эту игру ни разу не запускал и понятия не имеет, о чем в ней вообще идет речь.

А о чем, собственно, идет речь в Экспедиции? Может, если вы жесть какой умный и внимательный малыш, то наверняка заметили заезженную тему принятия неизбежного? Или там опять что-то про семью, да? Там же дед какой-то ходит? Главный герой выступает перед превосходящими силами, сравнимыми с божественными, против которых у них нет никакого шанса — опять эти ваши китайские мультики! Ну короче, ничего нового, можно вырубать, правильно?

Экспедиция — это одна из тех игр, в которой знание твистов в значительной мере может испортить опыт, полученный от прохождения,

поэтому остановитесь, если не прошли игру. Реально, идите отсюда.

Clair Obscur? Я что, похож на француза? Мало того, что английский с японским пришлось учить, чтобы эти ваши заморские произведения оценивать с превеликим кайфом, так я теперь еще и должен учить французский, что понимать названия игр? Не чето не хочу…

С удивлением для себя я обнаружил, что Clair Obscur — это уже пережеванное английским языком французское «chiaroscuro», что можно перевести у нас как «светотень», или же «свет-тьма», если прямо раскладывать на составляющие, ведь Clair — это буквально «свет», или же «ясность» (как небо), а Obscur — это «тьма», «тень». В игре очень часто обыгрывается это название как художественными приемами (гоммаж, контраст), так и в буквальном смысле, когда против тебя сражается противник с названием «Clair Obscur».

При желании, притянуть за уши к «Clair Obscur» в игре можно жесть как много чего, взять в пример двух главных героев — Маэль и Версо. Помимо их художественных образов (если, конечно, не менять стандартные костюмы на прикольные купальники из мини-игр), где Маэль явно представляет свет, а Версо тьму, есть и другие, более малозаметные детальки.

К примеру, Версо упоминает, что некогда потерял свой естественный цвет, и его волосы обратились серыми (даже со стандартной прической в игре вы все еще можете увидеть серый локон у Версо), но благо что в деревне жестралей нашелся умелец, что смог перекрасить его обратно. С Маэль, своевременно, произошла схожая «неприятность», но бежать в деревню жестралей перекрашивать свои волосы она не спешила, оставив серый.

Черные и белые волосы лишний раз подчеркивают тон их образов, и особо сильно это заметно в конце третьего акта, ведь Версо и Маэль противопоставляются друг другу.

В умениях Сиэль фигурирует такая вещь как «twilight», или же сумрак, полумрак, на пару с солнцем и луной, что, как нельзя лучше, подходит к понятию «Clair Obscur». Лунэ же, в свою очередь, помимо элементальных зарядов, собирает заряды «света» и «тьмы».

Гоммаж — это не просто смешное французское слово, и даже не средство для отшелушивания кожи (как вы могли бы подумать из гугла). В контексте игры, гоммаж — это художественный прием со «стиранием», который, зачастую, используется угадайте для чего? Правильно, для создания контраста в картине! Тоже Clair Obscur, получается.

Серые, монохромные фрагменты в игре — это тоже Clair Obscur. По сути, нарисованная Алисия является частью этого приема, ведь даже в цветном мире ее лицо остается черно-белым, ну и, собственно, каждое ее появление сопровождается серыми тонами. Особо сильно это заметно в ее личном квесте, когда цвета вокруг все же присутствуют, но при этом во мгновении, когда Маэль попадает в ее личный мирок, все снова становится черно-белым, контрастным, или же серым, называйте это как угодно, все равно Clair Obscur.

Таким образом Гоммаж (резкое стирание, образно говоря), контрастность, и даже черно-белые тона — это все задумка, соответствующая названию игры, а не случайность.

И щас будет одно из самых интересных, если всего вышеперечисленного было мало: сценарист экспедиции очень любит имена со значениями. Взять ту же Маэль — в игре упоминается, что это имя означает не только «принцессу», но и «правительницу», подразумевая, что ей будет отведена воистину великая роль, что, в итоге, и впрямь оправдывается, несмотря на то что сама Маэль отшучивается по этому поводу в диалоге.

С Алисией все еще проще: это имя буквально значит «noble of kind», или же аристократ, что очень даже коррелируется с тем фактом, что Алисия является членом семьи Дессандр.

Или вот Гюстав, тут очень милая отсылка: в Париже, даже в реальности, стоит прикольная такая высокая башня, называется она Эйфелева, в честь человека, что построил ее. И между прочим, Эйфель был очень даже крутым инженерном, прямо как один из персонажей в игре. Да, вы все правильно поняли, его полное имя — Александр Гюстав Эйфель, так что наш Гюстав из экспедиции не так уж и прост, как могло показаться, хоть и едва ли он спроектировал искривленную башню, что так уютно стоит на фоне в игре.

Из менее очевидных и «подтвержденных» могу сказать, что Версо, или же Verso, это «обратная сторона», reverso, если говорить по-человечески, что как нельзя лучше подходит персонажу, ведь Версо в игре — это буквально портрет Версо из реальности, его копия, но им доподлинно не являющееся (симулякр, не иначе). Если выбрасывать «reverso» и брать именно «verso», то это будет «противоположной страницей книги», или же «левой страницей» в книгах, читающихся слева направо, то есть verso читается вторым. Версо в игре — это буквально второй Версо, обратная сторона оригинального.

Но причем тут имена и Clair Obscur, спросите вы? А при том, что у нас в команде есть такие милашки как Lune и Ciel, и если с первой все очевидно (ее имя символизирует луну, тьму), то со значением имени второй уже не так просто. С французского, оно означает «небеса» («heaven»), или же «небо». Эти две душки буквально день и ночь, что является прямым намеком на название игры, где Ciel — это Clair, а Lune — это Obscur. Cool, right?

Ну и, конечно же, контраст света и тьмы знаменует собой два мира в повествовании игры. Какой из них Clair, а какой из них Obscur, я уж рекомендую додумать собственноручно.

Таких примеров в игре очень много, и если изначально выбор такого названия кажется странным, то со временем все обретает смысл. Такие крутые параллели… ну, это просто мое уважение, честно, ибо не все так сильно запариваются над своими произведениями.

Вложили частичку своей души в игру, все как завещал Версо.

Бывало ли у вас такое, что вернувшись после шестнадцатичасовой смены на заводе, вы встаете под струю душа, чтобы смыть с себя въевшееся масло, и ваше сознание… замирает? Вопль недовольной жены, что мгновение назад казался невыносимо громким, полностью заглушается шумом капель воды, что ударяются об чугунную ванную под вашими ногами. Вы даже забываете о том, что завтра вам на такую же шестнадцатичасовую смену, и вы…

Конечно же не бывало такого, лол, откуда у вас тогда вообще время на игры? Я в вашем возрасте уже слесарем третьего разряда был, а вы тут все статейки про игрульки читаете.

Не стыдно?

Если не стыдно, то давайте просто оставим абстрактный образ душа и факт того, что вы забываетесь на секунды, минуты, или даже часы, если говорить о особо запущенных случаях. Бывает ли у вас такое, что вы ложитесь спать, и вместо желаемых сновидений вы, сами того не осознавая (или осознавая), устраиваете себе побег из реальности, выдумывая самые разнообразные сценарии у себя в голове, прокручивая их раз за разом?

Все равно нет? Тогда примите мои поздравления, ведь вы — шлепа-гигачад, сигма-мейл, высшая ступень эволюции рода нашего, и вас абсолютно ничего не беспокоит; вы полностью довольны своей жизнью, и проблемы черни вам далеки. Быть может, у вас даже есть ультравайд-монитор — ультимативный показатель человеческого достатка.

Ну или примите мои соболезнования, ведь в ином случае вы, возможно, человек подверженный слепому воображению — афантазии, и представляя крутящуюся корову в своей голове вы видите крутящиеся буквы, а не корову, задающуюся вопросом, что она тут забыла у вас в башке. Впрочем, даже так вполне вероятно, что вы уходите в себя, хоть и представить конкретно ничего не можете. Крутящиеся буквы — это тоже прикольно, нет?

Но если у вас и впрямь бывает такое, что вы временами проваливаетесь в свое воображение, осознанно или нет, то поздравляю — вы стали счастливой жертвой эскапизма. Страшно? Захотелось пойти к врачу? Не стоит; а то вдруг в дурку улетите.

Если вы не знаете, что такое эскапизм, то вкратце — это буквально побег от действительности. Не только при помощи мыслей, но и при помощи творчества, или всевозможных развлечений. Так что да, когда вы смотреть шортсы на ютубе в четыре часа ночи, в каком-то смысле вы занимаетесь эскапизмом, убегая от скучной реальности.

В то же самое время, уехать на дачу летом чтобы кайфануть и отвлечься от городской жизни, — это тоже форма эскапизма, хоть и оно напрямую связано с реальностью.

Эскапизм необязательно является последствием скучной жизни, о нет: горе — наиболее яркое явление, заставляющее человека возжелать уйти куда-нибудь подальше, провалиться под землю, чтобы его никто не нашел, или… погрезить о лучшем мире, где никаких бед и горя этому самому человеку и не видать. Собственно, это именно то, что сделала Алин в Экспедиции; вы еще можете знать ее как ту самую «художницу» с числами.

Версо погиб в пожаре, пожертвовав собой ради спасения Маэль (Алисии) — это факт, который Алин, как мать Версо, не может принять, отрицая его всеми возможными способами. Чувство горя затмевает все остальное для нее, и Алин принимает весьма роковое решение, от которого она некогда спасла Ренуара, своего мужа: она с головой уходит в картину, что некогда нарисовал ее дорогой сын. В картину с частичкой его души.

Там, в картине Версо, Алин создает себе «новую» семью, не забывая о том, чтобы воссоздать «портрет» погибшего сына в виде его точной, абсолютной копии, намеренно упуская факт, что это в любом случае не тот Версо, который был вне пределов холста. Это не значит, что он ненастоящий (и к этому мы еще вернемся), просто этот Версо другой.

Он выглядит и звучит точно так же, как оригинальный Версо, даже более — он так же увлечен больше музыкой, нежели рисованием, хоть и Алин на протяжении всей жизни вынуждала его рисовать, что, в некоторым смысле, даже было жестоко по отношению к нему. Обитатели холста в Clair Obscur достаточно «настоящие», чтобы не подчиниться желаниям и грезам своего создателя, что были заложены в них на концептуальном уровне.

Вместе с этим, Алин не забывает и о том, чтобы воссоздать портрет Алисии, с одной лишь маленькой деталью: пламя, что поразило ее, никуда не исчезло. Не потому, что оно настолько сильное, но потому, что Алин сама этого захотела. Почему? Потому что, в ее искаженном горем сознании, именно Алисия виновата в том, что погиб ее сын, Версо. Если бы ее не было, Версо не пришлось никого спасать, а значит, он остался бы жив и здоров.

Да и само пламя, прежде всего, появилось как раз из-за слепого доверия Алисии к недругам, что в повествовании представлены как «писатели». Из-за нее случился пожар, из-за нее погиб дорогой ей брат, и именно из-за нее ее мать предпочла сбежать от реальности, оставив свою настоящую семью позади. Она — катализатор этой трагедии.

Хорошая почва для проявления эскапизма, не правда ли? Вся в свою матушку.

Алисия, или же Маэль, сбежала в картину не из-за горя; она в принципе никуда не сбегала, ведь изначально Клеа попросила ее помочь вытащить отца и мать из злосчастной картины, но в следствии своей неопытности она позволила своей матери нарисовать поверх себя, явившись в мире Экспедиции как его естественный обитатель, а не условный художник.

Но пожив в нарисованном мире, она осознала, что будучи Алисией не жила, но существовала: особенно после того, как огонь изуродовал ее внешность и лишил голоса. В картине, Алисия стала Маэль — лучшей версией себя, способной говорить и без опаски смотреть в глаза другим людям, не переживая о том, что ее безобразное лицо вызовет отторжение у окружающих ее людей.

Несмотря на то, что Маэль неоднократно упоминает, что в Люмьере она чувствует себя лишней, даже чужой, в таком образе она именно живет, а не существует, как существовала в реальности. Когда наступает переломный момент повествования, Маэль не приходится делать никакого выбора, ведь для себя она уже давно решила, что не хочет возвращаться в «реальность».

Да зачем ей в принципе реальность? Сестра то и дело издевается над ней, подшучивая над ее несостоятельностью как личности, мать винит в смерти ее собственного брата… а в случае с Ренуаром, отцом, Маэль просто неспособна увидеть его доброту, если таковая есть, ведь тяжесть от осознания собственной беспомощности заглушает все остальное. Да что уж там, Маэль и сама винит себя в смерти Версо, она ведь не совсем глупенькая. В реальности — она лишь призрак человека, но в холсте Версо… она по-настоящему живет.

Все верно, для Маэль эскапизм — это не инструмент, а реальность, которую она сделала своей необходимостью. Она слишком слаба, чтобы принять жизнь таковой, какая она есть. Ее реальность слишком тяжела, чтобы она могла признать ее этой самой «реальностью».

В холсте, Маэль раскрывает свой потенциал как художника, побеждая мать, отца и даже искаженное отражение сестры. И в самом конце, когда уже никто не может ей помешать создать счастливый для всех мир, перед Маэль встает последнее препятствие на пути к желанному забвению — то, что осталось от брата, что пожертвовал собой ради нее. Версо.

Особо часто на DTF сливки общества в виде ценителей хороших произведений называют сценарий Экспедиции всего лишь «сном собаки», подразумевая, что никакой художественной ценности он на самом деле не имеет, и вообще зачем все это было, если происходящее до конца просто оказалось ненастоящим. Ну сценарист глупенький, right?

Для начала, что вообще за сон собаки? Если честно, мне тоже не до конца ясно, поэтому давайте поступим как истинные надмозги и обратимся по этому поводу к ответам мейл.ру.

Прежде всего замечу, что сон собаки, в действительности, — просто выдуманный термин, который, по большей части, существует лишь в русскоговорящем сегменте. Могу ошибаться, но при общении с так называемыми «англичанами» мне подобное выражение никогда не встречалось. Может надо было больше со спящими собаками общаться, хз.

У америкосов самое ближайшее это литературный приемчик «it was all just a dream». Не такое лаконичное и смешное название как сын собаки, зато очень прямолинейное.

Под сыном собаки, или сном собаки подразумевается вовсе не сам факт того, что происходящее существует вне условной реальности, но то, что это самое «происходящее» на самом деле не имело никакого смысла, потому что события в произведении оказались «нереальным» в рамках его мира. Из примеров часто приводят концовку сериала Lost, фильм Остров Проклятых и, конечно же, игру Silent Hill 2, откуда (поправьте если не так) это глупенькое выражение и пошло, из-за наличия знаменитой концовки с этой самой собакой. И в чем же проблема, спросите вы? Почему Экспедиция — это не «сон собаки»?

Да потому что холст Версо, мир, созданный им — не чертоги чьего-то разума, не условная выдумка; все, что происходит в холсте, происходит на самом деле. Этот самый «холст» во вселенной Clair Obscur — это целый мир, в котором живут и умирают настоящие люди. Настоящие не для «реального» Парижа, но для тех, кто находится внутри этого холста.

Будь обстоятельства благосклоннее, холст Люмьер можно было просто оставить в покое, и картина продолжала бы жить своей жизнью. Это не просчет сценариста, но его задумка.

Версо — не иначе как бог этого мира, как и другие члены семьи, что посмели вмешаться в процесс «рисования», но это не делает Люмьер ненастоящим. Все что произошло на протяжении повествование может не иметь значения для людей извне, но оно имеет прямое значение не только для Алисии, но и для семьи Дессандр в целом; в этом и смысл.

Это и есть дилемма всей игры, а не заурядное «ну блин это был просто сон собаки». В том и проблема, что не был, иначе бы не было никакой тяжести выбора в конце этой истории. Мир, который желает Маэль, существует — вот он, прямо перед ней. Все люди в нем живые, реальные, и благодаря своему потенциалу она сможет воскресить всех, кто несправедливо погиб; она сможет счастливо жить сама и сделать всех вокруг счастливыми.

Всех, кроме одного.

За исключением одной катсцены в серых тонах, Версо, которого мы видим в игре — не настоящий, он из «сна собаки», как сказали бы господа ДТФеры. Он жил десятки, да что уж там, сотню лет; он любил, он горевал, переживая все то, что переживали другие, и даже больше, но все это время он так же нес за собой бремя, что росло до тех пор, пока не настигло условной точки кипения, заставив его перестать сомневаться и сорваться.

Художница в реальности — ходячий труп, как ловко приметил сам Ренуар, рассказывая о семье; о том, как тяжело ему находиться в одном доме с ними, наблюдая за всем этим. И Алисия тоже станет таким же ходячим трупом, если ее не остановить, — Версо это понимал.

Не выдержав, в последний момент, он прыгает за пределы картины, за пределы мира, попадая в условное ядро, где нет ничего, кроме холста и маленького, уже знакомого безликого мальчика, что продолжает рисовать картину, в которой Версо провел всю свою долгую жизнь. Жизнь, о которой он никогда не просил и которую он уже давно не хочет, но просто не может ее закончить из-за дурацкого дара бессмертия, преследующего его.

В конце, Версо, наконец-то, встречает самого себя — последнюю частичку души, которая осталась от человека, с которого и был срисован он сам. Версо продолжает рисовать вопреки тому, что всегда, на самом деле, любил музыку, а не рисование. И пока мальчик рисует, Люмьер будет продолжать существовать, в том или ином виде. Пока он будет продолжать рисовать, все будут жить, включая Эскье и Моноко, что так дороги ему, ведь он сам создал их. Они все будут существовать, и, возможно, даже будут жить счастливо.

Но сам Версо никогда не будет счастлив. Не только тот Версо, которого создала Алин, даже не спрашивая, желает ли тот бессмертия, которым был так любезно обременен, но и Версо, от которого не осталось в реальности ничего, кроме частички души в холсте его картины.

И осознание этого сокрушительно. Он — не Версо, что создал эту картину, этот мир, но он обитатель этого мира. Для него нет никакой «реальности», какая есть для Ренуара или Алисии, ему некуда возвращаться, кроме как в Люмьер, который он любит всем сердцем. Версо — не злодей, ведь для него все дороги так же, как дороги для Маэль, и даже больше, ибо это ЕГО мир, во многих смыслах. Но в то же самое время… он не хочет такой жизни.

Версо потерял больше, чем кто-либо в этом мире — возможно, даже больше, чем любой взятый из семьи Дессандр. Его друзья из нулевой экспедиции, и, что самое важное, его возлюбленная, запомнили его не как друга, но как чудовище, против которого они должны были сражаться. Он оказался не в силах ничего объяснить ни ей, ни кому-либо то еще.

Версо путешествовал, словно в замкнутом цикле. Разные экспедиции — всегда одинаковый исход. И боль, которую Версо испытывал от потери друзей, была очень даже реальной. Картина, в которую он вложил частичку своей души, превратилась для него в кошмар наяву; в тюрьму, с тюремщицей в виде его матери, которая не хочет его отпускать.

Так больше не могло продолжаться.

Версо не может спасти себя, только освободить, но он все еще может спасти свою семью. Он все еще может спасти свою сестру так же, как некогда спас ее другой Версо. Он может помочь Алисии осознать, что ей не нужен чужой холст, чтобы называть себя Маэль. Спасти ее не из пламени огня, как это сделал другой Версо, но из пламени того самого эскапизма.

Алин больше не вернется в картину, чтобы удержать частичку своего сына, а Алисия вырастет как личность, осознав, что она может сотворить десятки и сотни других миров.

Но цена у этого, как для игрока, так и для самого Версо, весьма велика: ему нужно погубить всех, кого он когда-либо любил, и даже самого себя. Ему нужно стереть картину; не просто совершить милосердный гоммаж, как делал это Ренуар, но полное уничтожение.

И, что самое ужасное, ему придется сделать это прямо на глазах у своих друзей: Моноко, Эскье и Сиэль безразлично жертвуют собой, ступая туда, где им не место, чтобы попрощаться с Версо, принимая свою судьбу. Лунэ выбирает иную дорогу, ведь она, словно в протесте, садится прямо между ее реальным миром и каким-то там далеким «настоящим», который она даже никогда не видела. Она окидывает Версо ненавистным взглядом и ждет, когда все закончится, потому что она не в силах ему противостоять.

Выбирая концовку Версо, вы не обесцениваете все то, что пережили вместе с героями игры, но жертвуете всем этим ради того, чтобы Алисия могла продолжить жить уже в реальности. Она создаст множество других миров, и никогда уже не будет одинока, но за эту возможность придется заплатить высокую цену. Целый мир в обмен на счастье одной семьи. Да и счастьем это, в самом деле, особо не назовешь… просто возможное счастье.

Быть может, в дополнениях что-нибудь изменится, но в данный момент, концовки игры как нельзя лучше подходят под ее название: либо белое забвение Маэль, либо черная реальность Версо. Иронично, ведь Маэль, что существует в реальности, сражается за «ненастоящий» для нее мир, в то время как нарисованный Версо сражается за реальный.

История Экспедиции 33 — это выдумка, но то, как люди теряются, пытаясь убежать от реальности, осознанно или нет, это вполне реальное явление, хоть и без интересных условностей в виде художников, что своей кистью способны создавать целые живые миры.

Впрочем, даже в нашей с вами реальности, миры, что создают художники и писатели, или любые другие творческие люди, можно назвать живыми. И, как правило, те кто действительно горят этим делом, всегда вкладывают в свое произведение частичку своей души, подобно тому, как это сделал Версо, даже с учетом того, что он и не любил рисование так, как музыку. Все еще, это было его произведение, и он любил его, в чем можно убедиться, поговорив с безликим мальчиком, что стоит в витающем особняке.

Это и есть одна из многих мыслей, которую пытается донести Экспедиция как произведение. Люди собственные руками создают миры, и для некоторых это служит своеобразным побегом из реальности. Как побегом из реальности для многих других служат те же самые миры, произведения, созданные этими самыми другими людьми.

Произведения других людей не только помогают нам проводить досуг и навести на мысли: они становятся инструментами эскапизма, помогая пережить неприятные моменты жизни.

Но и сам эскапизм — это инструмент. Подобно огню, что так сильно помогает нам в повседневной жизни, эскапизмом так же можно обжечься без особых усилий, стоит лишь забыться. А в некоторых, в особо запущенным случаях, когда человека буквально уничтожает нечто горестное, или просто печальное, в огне эскапизма можно и сгореть.

Экспедиция 33 существует не только чтобы развлечь вас, но и за тем, чтобы напомнить, что не стоит бояться эскапизма как явления, ведь подобно Алисии, в «других мирах» вы можете не только отвлечься от горестной или скучной реальности, но и осознать нечто, что может помочь вам двигаться вперед, даже если вы считаете, что не нуждаетесь в этом.

Ответ на этот вопрос очень прост: все прошлые экспедиции были убиты лютыми басами, прямиком из шедеврального саундтрека, запиленного для этой замечательной игры.

Восемь часов чистого, нереального кайфа, с моментами проскальзывающим Виктором Борбой. Тот случай, когда музыка в игре это не просто приятное дополнение, но ее основная часть, ибо не будь этого ОСТа в игре, то это бы была уже не Экспедиция 33.

Основная тема игры и тема Люмьера в различных вариациях просто услада для ушей, иначе не скажешь. И, что в некоторой мере забавно, если вам не повезло быть французом, и вы решили перед релизом игры послушать ОСТ, который разработчики из Sandfall Games так любезно предоставили, то вы рисковали проспойлерить себе добрую половину игры, сами того не осознавая. Ну, это если вы умеете складывать два плюс два и слушать.

С темой Люмьер (или Clair Obscur) все просто — это, в моем понимании, весьма далекий от повествования мелодичный трек, который можно отнести больше к абстрактной, поэтичной реальности, нежели к событиям в игре, а значит, он безобиден для повествования. Даже будучи французом, текст этой песни может показаться вам весьма… загадочным, возможно даже лишенным смысла.

Trouble de rature, courbera Eiffel — здесь говорится о погнутой Эйфелевой башне, которую мы имеем счастье лицезреть прямо в игре.

Lutece séra — а это, например, старое название Парижа, Лютеция, и сама строка подразумевает под собой то, что «Лютеция засияет».

Les toits à ce Renoir — крыши (города), подобные картинам Ренуара. Имеется ввиду Ренуар художник, но не тот, что в игре, а тот, что в реальности. А, быть может, и тот и тот… ну и как вы могли сами догадаться, Ренуар в игре назван Ренуаром тоже не просто так.

Et Gustave dôme guardéam — «Гюстав купол хранит». Опять же, имеется ввиду, скорее всего, Гюстав, который инженер из реальности, но вот какой там купол он хранит мне сказать сложно.

Призываю всех французов в тред, чтобы пояснить о значении этой песни.

А вот в случае с главной темой игры (Une vie à t'aimer и ее вариаций вроде We Lost), все намного интереснее, и тут уже действительно можно заспойлерить себе чуть ли не весь сценарий игры, если вы особо догадливый.

Начну сразу же с ядерной бомбы:

Verso enlacé, Verso effacé — дословно я бы перевел это как «Verso embraced, Verso erased». Да, я не шутил по поводу бомбы: это буквально жирнющий спойлер к самому концу игры.

Aline, au clair-obscur; Renoir, au clair-obscur; Alicia, au clair-obscur; Verso, au clair-obscur — без комментариев. Мать, отец дочь и сын — центральные фигуры в сценарии игры.

L’aimer toujours même s’il n’est plus ici — дословный перевод будет чем-то вроде «будем любить его всегда, хоть и его больше нет». Речь, очевидно, идет про Версо.

Lâche ce pinceau, Quitte cette toile — «брось кисточку и оставь этот холст», дословно, речь идет о Алин и Ренуаре. Подходит по смыслу для игры как нельзя лучше.

Параллели лирики песен и сюжета в игре лишний раз говорят о том, с какой любовью была сделана Экспедиция. Сделать саундтрек к игре с осмысленным вокалом — тяжело, но еще тяжелее поставить этот вокал так, чтобы он дополнял игру, а не находился где-то сбоку.

Из похожего я могу вспомнить саундтрек к Limbus Company, где каждый финальный босс в последних Канто сопровождается просто нереально зубодробительными треками от Mili.

Забавно, но в трейлере игры, несмотря на наличие именно этого трека в аудиодорожке, Sandfall Games выбрали фрагменты, где не фигурируют фрагменты со спойлерами, так что коренные французы могли спать спокойно, если сами не трогали ОСТ до конца игры.

#лонг #expedition33 #clairobscur