Обречённый проклятый мир: почему история Средиземья мрачнее, чем вы думали

Мелкие победы добра на фоне торжества зла.

На «Властелин колец» и другие книги Толкина нынче принято смотреть как на нечто светлое и более доброе на фоне таких фэнтезийных серий, как «Песнь Льда и Пламени» или «Сага о Ведьмаке».

Но это — заблуждение. В произведениях о Средиземье отражён болезненный опыт Первой Мировой, ни у одного из народов нет надежды на светлое будущее, а «Властелин колец» — книга о событиях, предшествующих чему-то сродни истлевшему миру Dark Souls.

Битва тёмного властелина Моргота с эльфом Финголфином. Хоть эльфу и удалось ранить своего соперника, Моргот раздавил шею соперника ногой <a href="https://api.dtf.ru/v2.8/redirect?to=https%3A%2F%2Fwww.john-howe.com%2Fportfolio%2Fgallery%2F&postId=43896" rel="nofollow noreferrer noopener" target="_blank"> John Howe </a>
Битва тёмного властелина Моргота с эльфом Финголфином. Хоть эльфу и удалось ранить своего соперника, Моргот раздавил шею соперника ногой John Howe

Ветеран Первой мировой

В обсуждениях «Властелина колец» нередко появляются высказывания о том, что это произведение — аллегория на Вторую мировую войну, где Мордор — это то ли нацисткая Германия, то ли Советский Союз. Причём это часто происходило ещё при жизни Толкина, из-за чего он был вынужден к некоторым изданиям «Властелина колец» добавить предисловие, где отрицал связь книг со Второй мировой.

Настоящая война [Вторая мировая] не повлияла ни на ход, ни на завершение войны легендарной. Если бы недавние события вдохновили или повлияли на развитие легенды, то Кольцо бы оказалось захвачено силой и использовано против Саурона. Он не был бы уничтожен, а порабощён, а Барад-дур избежал бы разрушения, и был оккупирован. Саруман, не сумев завладеть Кольцом, обманом и хитростью бы нашёл со временем на землях Мордора недостающие частицы к своему знанию о природе Колец, и создал бы собственное Великое Кольцо, бросив другим вызов за власть над Средиземьем. В этой войне обе стороны были бы враждебны к хоббитам, и те не пережили бы её даже в положении рабов.

Предисловие ко второму изданию «Властелина колец»

Это неправда уже хотя бы потому, что основы описываемого Толкином мира были придуманы ещё до наступления Второй мировой.

На него несравнимо большее влияние оказала Первая мировая, на которой он служил связистом в чине лейтенанта. По воспоминаниям его друзей и родственников можно сделать вывод, что у Толкина вообще был посттравматический синдром после той войны.

Конечно же, в книгах Толкина нет прямых ассоциаций, вроде представления орков как немцев. Но опыт пережитой тотальной войны всё равно проглядывается в книгах о Средиземье.

Внешность назгул вдохновлена всадниками в плащах и противогазах. На визг назгул гондорские воины реагировали, как новобранцы в окопах на свист артобстрела 
Внешность назгул вдохновлена всадниками в плащах и противогазах. На визг назгул гондорские воины реагировали, как новобранцы в окопах на свист артобстрела 

Толкин был далеко не Адриан де Виар, который мог хладнокровно оторвать себе два пальца, демонстрируя хирургу, что руку уже нужно ампутировать. Поэтому хоть Толкин и провёл на фронте меньше полугода, ужасы Первой Мировой произвели на него глубочайшее впечатление. Чтобы представить, что он там мог увидеть, достаточно прочитать воспоминания другого писателя, видевшего на передовой последствия рядового артобстрела:

Мы видим людей, которые ещё живы, хотя у них нет головы; мы видим солдат, которые бегут, хотя у них срезаны обе ступни; они ковыляют на своих обрубках с торчащими осколками костей до ближайшей воронки; один ефрейтор ползёт два километра на руках, волоча за собой перебитые ноги; другой идёт на перевязочный пункт, прижимая руками к животу расползающиеся кишки; мы видим людей без губ, без нижней челюсти, без лица; мы подбираем солдата, который в течение двух часов прижимал зубами артерию на своей руке, чтобы не истечь кровью; восходит солнце, приходит ночь, снаряды свистят, жизнь кончена.

Эрих Мария Ремарк, «На Западном фронте без перемен»
Мёртвые Топи созданы под впечатлением от полей северной Франции, размытых дождём осенью 1916-го. В грязи можно было легко увязнуть, а в глубоких лужах не переставали находить трупы
Мёртвые Топи созданы под впечатлением от полей северной Франции, размытых дождём осенью 1916-го. В грязи можно было легко увязнуть, а в глубоких лужах не переставали находить трупы

Пережитое отразилось на многих образах из того же «Властелина колец».

Как на Первой мировой, на пути Братства Кольца постоянно были руины и разорённые войной земли. Безжизненный Мордор и его окрестности вообще чуть ли не прямая отсылка к испепелённым полям Первой мировой.

Среди персонажей такое влияние особенно сильно заметно по Фродо Бэггинсу и Сэмуайзу Гэмджи, что шли к Роковой горе, чтобы уничтожить Кольцо Всевластия. Они совершенно не походили на могучих воителей из мифов и говардовского героического фэнтези.

После того, как они ввязались в Войну Кольца, Фродо и Сэм шли вперёд к своей цели несмотря ни на что, как самые простые солдаты Первой мировой. И у них было только два желания: поскорее закончить войну и вернуться к привычной мирной жизни.

Война серьёзней всего сказалась на Фродо. В третьей книге он уже показывал все синдромы как посттравматического расстройства, так и тяжёлой контузии: у него была временная слепота, тремор конечностей, потеря вкуса и обоняния, нервное истощение, постоянное чувство тревоги.

Даже после разрушения Кольца Всевластия Фродо не мог смириться с пережитым, как и многие ветераны Первой мировой. Когда Саруман захватил его родной Шир, он даже отказывался прикасаться к оружию. Терзаемый воспоминаниями, Фродо в итоге уплыл из Средиземья с надеждой, что эту боль сумеют унять Валар — боги этого мира. И владения этих богов были подобны статичному царству мёртвых.

Толкин писал, что пережитое научило его «глубокой симпатии и сочувствию к простым солдатам, особенно из аграрных стран». 
Толкин писал, что пережитое научило его «глубокой симпатии и сочувствию к простым солдатам, особенно из аграрных стран». 

Первая мировая отразилась не только на отдельных образах, но и на философии произведений о Средиземье. К примеру, Толкин начал гораздо мрачнее смотреть на будущее: по его мнению, если люди допускают такие разрушительные войны, то и шансов на что-то лучшее у них почти нет.

Особенно Толкин разочаровался в технологиях и прогрессе, как и многие другие писатели. Если раньше в механизмах видели лишь благо, то тотальная война показала, что промышленность и новые изобретения могут с лёгкостью превратиться в средство массовых убийств. Как и немецкий философ Шпенглер, Толкин считал, что развитые технологии — вообще один из признаков скорой гибели цивилизации.

Красноречивей всего о взглядах писателя говорят его письма к сыну во время Второй мировой войны.

Но особый ужас современного мира состоит в том, что весь он, треклятый, — в одном мешке. И бежать некуда. Подозреваю, что даже несчастные маленькие самоеды питаются консервами, а деревенский репродуктор рассказывает им на ночь сталинские сказочки про Демократию и гадких фашистов, которые едят младенцев и воруют упряжных собачек. Есть во всем этом лишь одна светлая сторона, и это — крепнущая привычка недовольных взрывать фабрики и электростанции; надеюсь, что этот обычай, ныне поощряемый как проявление «патриотизма», со временем войдет в привычку! Да только что с того толку, если привычка эта не распространится по всему миру!

Письмо Джона Р.Р. Толкина к Кристоферу Толкину, 29 ноября 1943 года

Вот — безысходная трагедия всех машин, как на ладони. В отличие от искусства, которое довольствуется тем, что создаёт новый, вторичный мир в воображении, техника пытается претворить желание в жизнь и так создать некую могучую силу в этом Мире; а ведь на самом деле подлинного удовлетворения это ни за что не принесет. Трудосберегающие машины лишь порождают труд ещё более тяжкий и нескончаемый. А к этому врожденному бессилию тварного существа добавляется ещё и Падение, в силу которого наши изобретения не только не исполняют наших желаний, но обращаются к новому, кошмарному злу. Так мы неизбежно приходим от Дедала и Икара к Тяжелому Бомбардировщику. Это ли не прогресс, разве не обогатились мы новой мудростью?

Письмо Джона Р.Р. Толкина к Кристоферу Толкину, 7 июля 1944 года

Ну что ж, первая Война Машин, похоже, близится к своему конечному, незавершенному этапу — при том, что в результате, увы, все обеднели, многие осиротели или стали калеками, а миллионы погибли, а победило одно: Машины. А поскольку слуги Машин становятся привилегированным классом, Машины обретут непомерно большую власть. Каков же будет их следующий шаг?

Письмо Джона Р.Р. Толкина к Кристоферу Толкину, 30 января 1945 года
Различные машины и механизмы — непременный атрибут зла в книгах о Средиземье <a href="https://api.dtf.ru/v2.8/redirect?to=https%3A%2F%2Fwww.artstation.com%2Fjuliankok&postId=43896" rel="nofollow noreferrer noopener" target="_blank"> Julian Kok </a>
Различные машины и механизмы — непременный атрибут зла в книгах о Средиземье Julian Kok

Из-за таких взглядов в Средиземье технологии присущи либо исключительно злым народам, либо государствам с сильным влиянием тёмных сил накануне гибели.

Наука острова Нуменор была вершиной технологического прогресса — и со времён его падения тысячелетиями шёл только регресс. Правда он, как и технологии, неминуемо вёл к новым войнам и полной катастрофе. То есть, даже без развитых технологий люди Средиземья обречены на страдания.

Но и магия не приносит особого счастья жителям Арды — мира, где расположено Средиземье. Просто она ничего не могут поделать с тем, что этот мир проклят с самого начала.

Космология Арды

У истории о создании Арды и главных лейтмотивов «Сильмариллиона» трудно не усмотреть библейские корни.

Люцифер Иллюстрация к «Потерянному Раю», Гюстав Доре
Люцифер Иллюстрация к «Потерянному Раю», Гюстав Доре

Также, как и в Библии, в «Сильмариллионе» мир создал бог-творец, окруживший себя ангелами. В истории Толкина это бог Эру Илуватар и ангелы-Айнур, внемлющие мелодии творения Илуватара.

Но среди ангелов нашёлся тот, что возгордился и захотел быть равным самому богу-творцу. Его низвергли с небес и он превратился в высшее олицетворение зла. В христианстве это Люцифер, в Арде — Мелькор, которого все потом будут знать под именем Моргот. В обоих случаях падшие ангелы извратили божественный замысел и продолжили творить зло.

Люцифер превратился в Змея-искусителя и склонил Адама и Еву к первородному греху, после чего продолжил побуждать людей ко всё новым и новым грехам. Мелькор же с самого начала извратил многие творения Илуватара.

К примеру, в финальной версии «Сильмариллиона» орки — это эльфы, искажённые волей Моргота. Кроме управления тёмными силами он постоянно подталкивал всех к отступлению от праведной жизни. После изгнания Мелькора из Арды это тёмное дело продолжил его главный слуга — Саурон.

«Грехопадение», Хуго ван Гус
«Грехопадение», Хуго ван Гус

Да, в мире Толкина не все существа греховны, свои грехи можно искупить, а добро вполне может победить зло. Но ничто не может остановить постепенный упадок практически во всём — это вообще судьба всех народов Средиземья. И всё из-за историй, похожих на исход из Эдема.

...я ныне не стыжусь «мифа» об Эдеме и не ставлю его под сомнение. Разумеется, мы не найдем в нем той историчности, что в Новом 3авете, который, по сути дела, — свод свидетельств современников, в то время как Книга Бытия отделена от Падения невесть сколькими поколениями горьких изгнанников; но, бесспорно, на этой нашей злосчастной земле Эдем некогда существовал. Все мы о нем тоскуем, и все мы непрестанно его прозреваем; вся природа наша в лучшем своём, наименее испорченном проявлении, в наиболее кротком и человечном, до сих пор насквозь пропитана ощущением «изгнания».

Письмо Джона Р.Р. Толкина к Кристоферу Толкину, 30 января 1945 года

В Арде, искажённой Морготом, эльфы хоть и продолжили жить вечно, но со временем их тела истончались настолько, что они превращались в призраков. Этот процесс раньше могли остановить блеск драгоценных камней-Сильмариллов и эльфийские кольца силы — сильнейшие эльфийские артефакты.

Бунт Феанора против Валар привёл к краже Сильмариллов Морготом. Их потом удалось вернуть, но Валар за такие поступки эльфов, как массовые резни в миролюбивых поселениях, лишили Средиземье света Сильмариллов.

После этого создали эльфийские кольца силы, которые могли замедлить истончение в таких местах, как Ривенделл и Лотлориэн. Мощь этих колец была непосредственно связана с Кольцом Всевластия, поэтому с его разрушением померкла и их мощь.

Теперь истончение можно было прекратить только в землях богов — Валиноре. И он к событиям «Властелина колец» фактически превратился в печальный загробный мир для эльфов и некоторых представителей других рас.

За тысячелетия до событий «Властелина колец» эльфы были далеко не миролюбивым народом <a href="https://api.dtf.ru/v2.8/redirect?to=https%3A%2F%2Fwww.deviantart.com%2Fnaseilen&postId=43896" rel="nofollow noreferrer noopener" target="_blank">Naseilen</a>
За тысячелетия до событий «Властелина колец» эльфы были далеко не миролюбивым народом Naseilen

Люди, по сути, дважды искупали все свои грехи.

Первый раз это произошло, когда народ аданов помог одолеть тёмного властелина Моргота, пока все остальные люди Средиземья ему прислуживали. За это аданам даровали благословлённый остров Нуменор — фактически Эдем для людской расы.

Но жители Нуменора возгордились и возжелали себе бессмертия. За это боги Валар их наказали, утопили их остров и чуть ли не совсем перестали обращать внимание на Средиземье. Фактически грехи нуменорцев сумели окончательно искупить только их далёкие потомки с триумфом победы над Сауроном.

Однако даже победа над последним тёмным властелином Средиземья не могла остановить падение людских государств. Это явно видно по недописанному продолжению «Властелина колец» — «Новой тени», события которой разворачивались примерно спустя полтора столетия после смерти Саурона.

В той истории магия почти покинула Средиземье. Эльфы, орки, гномы и хоббиты глубоко затаились. Люди позабыли уроки прошлого, погрязли во внутренних распрях, начали массово практиковать тёмные культы и даже возвеличивать орочью культуру. Умертвия активизировались и начали теснить людей.

И черновики этого романа вполне можно считать чем-то, что близко к канону. Толкин не написал его только из-за того, что посчитал слишком незначительным, в сравнении с эпическим противостоянием светлых сил с Мелькором и Сауроном.

Политические интриги уровня «Песни Льда и Пламени» встречались в Средиземье не раз — и даже среди эльфов Сериал «Игра престолов»
Политические интриги уровня «Песни Льда и Пламени» встречались в Средиземье не раз — и даже среди эльфов Сериал «Игра престолов»

Через сотни лет после Войны Кольца все магические создания Средиземья почти что совсем скроются от людских глаз. Человеческие государства либо продолжат деградировать, либо превзойдут нуменорские технологии и построят индустриальное общество — но в любом случае человечество Арды в итоге почти целиком погрязнет во тьме.

В будущем вообще большая часть Средиземья склонится ко мраку. Мелькор с новыми силами, полученными от культистов, вернётся в Арду и поведёт за собой все тёмные силы для Дагор Дагорат — разрушительной последней битвы добра и зла.

Сам Толкин признавался, что на эту деталь истории Арды его натолкнула германо-скандинавская мифология, а именно миф о Рагнарёке. В ходе него, как во время Дагор Дагорат, вселенная будет уничтожена, а немногие оставшиеся в живых постараются создать новый лучший мир.

То есть, единственная надежда всех народов Арды на лучшее — дождаться уничтожения их мира.

Скандинавская мифология, которой активно вдохновлялся Толкин, с самой истории о сотворении мироздания не может быть оптимистичной: мир создали из кусков тела мёртвого великана, а цверги (гномы) были раньше опарышами, копошащимися в этом трупе <a href="https://api.dtf.ru/v2.8/redirect?to=https%3A%2F%2Fhedendom.tumblr.com%2Fpost%2F103721145971%2Fartistic-representations-of-tales-from-norse&postId=43896" rel="nofollow noreferrer noopener" target="_blank"> Helena Rosova</a>
Скандинавская мифология, которой активно вдохновлялся Толкин, с самой истории о сотворении мироздания не может быть оптимистичной: мир создали из кусков тела мёртвого великана, а цверги (гномы) были раньше опарышами, копошащимися в этом трупе Helena Rosova

Мрачность Dark Souls

По-настоящему понимаешь всю мрачность истории Средиземья, когда осознаёшь, что она удивительно во многом походит на Dark Souls, вдохновлённую классическим фэнтези. И мир этой игры никогда не называли хоть насколько-нибудь добрым местом.

Обе вселенные изначально были обречены на постепенный упадок. В Dark Souls первочеловек Манус по своей сути просто не мог не сойти с ума и не создать Бездну, что со временем превратила всех людей в нежить. Причём большинство людей с самого появления человечества несли в себе предпосылки для такого превращения.

События в посёлке Олачиль, где впервые проявилась природа Бездны, сродни истории Первой Эпохи Средиземья. В «Сильмариллионе» светлые силы сумели одолеть Моргота, а в Dark Souls главный герой, прибывший из будущего — убил Мануса.

Но всё это лишь замедлило умирание и того, и другого мира.

Если представить будущее Средиземья перед самым Дагор Дагорат, то оно очень сильно напоминает Лордран — королевство, в котором развиваются события оригинального Dark Souls.

Всюду запустение: средиземские тёмные властелины всегда приносили с собой разрушение, даже землям своих слуг — тому пример Мордор. Всюду руины и развалины времён существования более развитой цивилизации. Тех, кто не поддался тьме — меньшинство. Из-за того, что Моргот владел некромантией, всюду пробудятся умертвия. Из самых потаённых уголков земли вылезут ужасающие твари, вроде Глубинного Стража или Балрога.

И в финале Dark Souls возможно устроить глобальную «перезагрузку» мира, как после Дагор Дагорат.

Если из всех произведений о Средиземье познакомиться только с «Хоббитом» и «Властелином колец», то довольно трудно уловить всю мрачность и беспощадность этого мира.

Всё дело во временных рамках событий произведения. Хоть они касаются тех времён, когда проходили разрушительные войны, и мир был завален руинами — всё же в них не раскрывались более кровавые события прошлого и мрачного будущего. Война ещё не затронула многие земли, зло можно не уничтожать ценой целого мира, а у героев есть надежда на лучшее будущее.

Формула сказочной концовки «стали жить-поживать да добра наживать», которую обычно считают столь же типичной, как начальную формулу «в некотором царстве, в некотором государстве», — не более чем искусственный приём. Её никто не принимает всерьёз. Эти формулы можно сравнить с полями чертежа или рамой картины.

Считать, что с произнесением формулы сказка действительно закончилась, вырывать её тем самым из единой фольклорно-мифологической картины — всё равно, что считать, будто пейзаж, изображенный на картине, ограничен рамой, а огромный мир — оконным проемом. У разных картин бывают разные рамы: гладкие, резные, золочёные. Так же разнообразны и формулы сказочных концовок: краткие и длинные, простые и экстравагантные. Их искусственность бросается в глаза, но они необходимы сказке, как рама — картине.

Джон Р.Р. Толкин, «О волшебных сказках»
487487
539 комментариев

Впервые слышу, чтобы произведения Толкина считались более добрыми, чем его последователи. То, что в его книгах идет линия борьбы чистейших добра со злом - да, это говорили, потому что это так. А в дарк соулсе, игре престолов, ведьмаке - там нет чистейшего добра и чистейшего зла. Там... Все серое. И даже если и говорить о схожести дарк соулса со Средиземьем, то это игры похожи на произведения, а не наоборот.

50
Ответить

то это игры похожи на произведения, а не наоборотФух, а я то думал, что Толкин фанат душ.

90
Ответить

В каком месте саурон чистейшее зло? Всё было хорошо и все были довольны, пока эльфы не начали вонять.

6
Ответить

Не сказал бы, что в Дарк соусе все серое. Если смотреть с точки зрения человечества, то очень даже можно поделить на добро и злоб

Ответить

Чистое добро, ага. Это все эльфийская пропаганда. Империя Добра против Мордора, десант хоббитов с ПТСР на склоны горы, апокалипсис сегодня. О истории Сильмариллиона с ее тотальным геноцидом помнят только диссиденты вроде Гэндальфа, остальные клеймят косоглазых орков. А может, они тоже жертвы.

Ответить

В Ведьмаке очень всё однобоко, не вижу там глубины. Только не в плане добро-зло, а в плане того, что Геральт и его друзьяшки-знакомые сплошь философы, интеллигенты и любители порассуждать, а все остальные тупое вонючее быдло, не способное связать и двух слов.

39
Ответить

В эту точку зрения хорошо укладывается, например, десятый том «Истории Средиземья», который называется «Кольцо Моргота». Как и во всех прочих томах, это анализ черновиков отца от Кристофера Толкина, но идея, ставшая заглавием тома, резонирует с мыслями об общей обреченности Арды: если Саурон заключил большую часть своей силы в кольце, то Мелькор-Моргот рассредоточил ее в самой Арде, тем самым сделав ее своим кольцом. Следовательно, сама материя мира содержит в себе злое начало, и только разрушение мира как такового может его изъять.

19
Ответить