Кино-2023. Анатомия падения

Продолжаем.

Когда берешься за просмотр очередного каннского лауреата, опасаешься, прежде всего, одного – фирменного европейского занудства. Чего-то такого современного и с актуальной повесткой, с обязательным элементом документальности и трясущейся камерой. Либо, напротив, – махровой старомодной эстетики, никуда не спешащей и погружающей в беседы, в литературщину, в невнятную и избыточную метафоричность.

В случае же «Анатомии падения» мы имеем, пожалуй, некий микс. Стиль, с одной стороны, выверенно европейский (но не занудный и не слишком холодный), а, с другой стороны, – узнаваемо американский, в лучших традициях судебных драм Голливуда. Стиль одновременно века двадцатого и века двадцать первого. То же самое можно сказать и о темах, очевидно всем знакомых и давно в кинематографе заезженных, но с оттенками и взглядами западного общества, что актуальны именно теперь.

Я сравнил этот фильм с классическими голливудскими драмами, но сходство тут – больше в обстоятельности, в тех процессуальных деталях, что добротно фиксируются на экране для вовлечения нас в происходящее. А вот манера подачи – совершенно иная, да и ритм расследования – гораздо более плавный, совсем даже не эффектный, не пытающийся как-то впечатлить. (Хотя и здесь, конечно, действуют и таятся известные киношные приемчики. Просто они лучше замаскированы под «реальность», работают тоньше и умнее голливудских). И многим такой ритм покажется медлительным, не очень-то по-зрительски оправданным – чересчур все-таки «европейским».

Вообще-то говоря, верный, гармонично рассчитанный ритм произведения – чуть ли не мой главный бзик, мой самый частый повод для придирок. Но именно к Жюстин Трие у меня таковых не имеется. Повествование развивается и набирает обороты с той скоростью, что прямо отвечает характеру и стилю, центральной «задаче» «Анатомии падения», если рассуждать об этом чисто функционально. (А уже даже и название фильма подталкивает к такому подходу. Но об этом позже). Нужно лишь смотреть внимательно и полностью отдаться повествованию.

Тем более что все в этой картине заточено под нагнетание напряжения, под создание ненавязчивого психологического дискомфорта. Это достигается и благодаря реалистичному в меру сюжету, и через постоянные неясности-недосказанности, и через умело встроенные флешбэки, не говоря уже о продвижении собственно расследования и все новых нюансах отношений. Да, все мы уже вдоволь насмотрелись семейных драм, где вытаскивание скелетов из шкафов, изливание накопившихся обид и разочарований, попытки досконально все обговорить, объяснить и сжечь в итоге последние мосты – обычные и неизбежные элементы драмы, избитой как сама жизнь.

В этом смысле нельзя сказать, что в «Анатомии падения» придумали и показали хоть что-нибудь новое, но все же отсутствие одной из сторон (погибшего мужа) – определяющий момент истории. Лишь в одной сцене – сцене ссоры между ним и женой, состоявшейся за день до смерти, – мы увидим их рядом друг с другом. И сила этого эпизода – не только в точном воспроизведении конфликта, всегда вырастающего как будто бы из ничего, но и в том, как именно он вписывается в расследование, в какой момент и каким образом разыгрывается эта кульминация. Градус психологического давления, – как на участников процесса, так и на самих зрителей, – достигает здесь своего пика, хотя и все время до, и после упомянутой сцены Трие занималась тем же.

И, пожалуй, именно в момент ссоры проблемность характера Сандры (главной героини) сделалась мне предельно понятной. Да, для нас она, особенно на старте, – фигура вроде бы невиновная. Все так хорошо и ясно проговаривающая, старающаяся помочь следствию и маленькому сыну, искренне сбитая с толку и расстроенная – в общем, как будто бы положительная. Но именно эти ее всегда готовые и ясные объяснения, ее спокойно-разумные (поначалу) возражения мужу как раз более всего свидетельствуют об эгоизме Сандры, что подспудно давит и подчиняет себе остальных, вынужденных подстраиваться под ее привычки.

А она, стоит заметить, – писательница, и писательница, судя по всему, успешная. Ей нужны определенные условия, определенный ритм и распорядок жизни, а главное – конечно же, время. Время на себя и на свое творчество, которым так легко можно все оправдать, все очень рационально и правильно обосновать, так что сам ты, хотя бы на поверхности, выйдешь обязательно чистеньким. И вроде бы она любит своего сына – но часы вдохновения ему едва ли пожертвует. Вроде бы и любит мужа, сочувствует ему – но в итоге виноватым во всем окажется он. Его ведь проблемы, его ведь решения.

Двусмысленность образа героини неплохо обыгрывается и через языковой барьер. Ведь Сандра (вообще-то немка по происхождению) почти постоянно говорит на английском, однако вынуждена жить и общаться с французами, с чьей речью у нее возникают трудности. (В дубляже, я полагаю, этого не прочувствуешь). С одной стороны, в рамках судебного процесса, это делает ее еще более уязвимой, чуждой для окружающих, отчего враждебная неуютность сложившихся обстоятельств еще острее ощущается и нами. С другой стороны, она и здесь, незаметно и, вероятно, не со зла навязывает всем собственные условия, иначе говоря – английский язык. С самого рождения их сына, Даниэля, мать и его приучает к речи, не родной ни для мальчика, ни для его отца, не говоря уже о месте жительства.

Наконец, даже Сандра Хюллер – актриса, исполнившая главную роль, – умудряется воплощать эту двусмысленность в себе и своем типаже, в своих интонациях и мимике. Тем более, что идентифицировать себя с героиней ей тем проще, чем больше у них внешних сходств (имя, творческая профессия, национальность, необходимость говорить на разных европейских языках).

Хотя еще более точно постановщица угадала с мальчиком. Его добрый, покорный и страдальческий взгляд, чувство отчаянной беспомощности от происходящей трагедии, когда всеми силами желаешь помочь, предотвратить, но ужас происходящего оказывается сильнее, всплывающая правда слишком невыносима, – все это, как кажется, эмоционально нечестная, да и типичная, в общем-то, манипуляция, особенно если учитывать трагедию, случившуюся в детстве с Даниэлем и почти напрочь лишившую его зрения. Тем не менее, Трие все же знает, рассчитывает меру и воздействует на нас довольно тактично. Такие же невероятные глаза здесь и у собаки-поводыря, глаза пугающие и запредельные. Как будто животное знает и понимает нечто такое, что недоступно и неведомо людям.

Наконец, очень удачно само это слово в заглавии – «анатомия» (оммаж «Анатомии убийства» 59-го года получился, по словам постановщицы, ненамеренным), как и вообще название фильма, который, по сути своей, – далеко не только судебная драма, не только и не столько расследование. Да, это не «ложный детектив», как, скажем, «Фотоувеличение» Антониони, поскольку судебная часть составляет основу картины Трие – как буквально, так и на уровне логики сюжета.

Тем не менее, ни расследование, ни вынесенное по итогу суда решение не приводят нас к однозначной правде, как не приводят и к утешающему финалу. Центральный нерв «Анатомии падения» – именно падение, разлад, крушение прежней жизни. Думаю, что идея эта довольно очевидна и уже многократно была высказана другими, но как человеку, не читавшему ни одной рецензии, мне хочется проговорить ее для себя самому.

Случившееся значимо и воздействует на нас вне зависимости от того, убила ли Сандра Войтер своего мужа или не имела к этому никакого отношения. Но, если все-таки пытаться рассуждать и анализировать этот момент, ответ «нет» представляется мне более правдивым, а главное более соответствующим уровню фильма. В том смысле, что, если все это – не более, чем успешный обман со стороны ловкой и расчетливой героини, то это слишком уж просто, слишком по-голливудски, пусть даже и сделано, повторюсь, в лучших жанровых традициях. (Нечастый, кстати, случай, когда прокурор ярче адвоката, – притом что тип он явно неприятный). Кроме того, учитывая всю травматичность правды, невольно явленной в процессе (прежде всего – с точки зрения воздействия на душу ребенка), было бы и жестоко и странно задумывать такое кино, ведь это не эффектный «Свидетель обвинения», да и не просто пустое развлекалово.

Да, отсутствие прямого ответа оставляет шанс и на вердикт «виновна». Но это – всего лишь естественная черта и возможность для жизни всякого без исключения человека, чьи поступки и мотивы никогда не бывают однозначными и кристально порядочными. В общем, долгожданное «невиновна» кажется мне более уместным и даже логичным именно потому, что такое решение – вовсе не хэппи-энд, не спасение, ведь «падение» все равно совершилось. Да, Даниэль рад, что его мать невиновна, и это совершенно естественно.

Но каково теперь будет жить с ней вдвоем, под одной крышей, зная и помня все произошедшее? Даже если и не веря, а хотя бы просто допуская возможность, что убийство действительно было? А, даже если отмести и само допущение, ведь он столько всего узнал о родителях, столько всего теперь видит в матери. Каково, в конце концов, будет и Сандре, которая тоже все это понимает, а, может быть, – и скрывает что-то? Пускай не преступление, но нечто, что грузом висит на душе и не имеет возможности выйти.

Как бы там ни было, но внимание постановщицы к лицам, к словам, к атмосфере, использование лишь внутренней, не фоновой музыки, а также и упомянутые вначале неспешность, плавность развития истории, как и плавность самой эстетики, не взирая на смешанность операторских приемов (в использовании то статики, то ручной камеры, а также элементов документальной съемки при общем художественном подходе), – все это создает неуютную, напряженную, довольно печальную, но главное не интерпретируемую однозначно картину, запечатлевает не улавливаемую до конца суть происходящего, оставляя зазор для мысли и зрительской фантазии, которым есть здесь над чем поработать.

Таким образом, «Анатомия падения» заглядывает уже в область серьезного, настоящего кино и заметно перешагивает жанровые границы, хотя все-таки и не является ни особенно умным, ни особенно оригинальным произведением, затрагивающим экзистенциальные глубины. Так как весь психологизм, все гипнотизирующие и проработанные нюансы этой картины являются, в большинстве, лишь мастерством, демонстрируют отменную профессиональную сделанность, что все же не равняется большому таланту.

Но даже и подобный художественный уровень крайне редок для современного кинематографа, – уж простите, что заело пластинку. Так или иначе, свои награды мадам Трие заслужила, и ее фильм стал для меня одним из самых больших сюрпризов года. Пусть и не радостью для души и сердца, но таким, что нельзя не отметить умом.

Оценка: 7,5 из 10

Еще из просмотренного:

«Зона интересов» – 6,5

«Мое преступление» – 6

«Маэстро» – 5,5