Блокадный Ленинград, смех сквозь слёзы и «сталинское ружьё»: обзор фильма «Праздник»

Скандальная комедия, режиссёр которой даже не пытался получить право на показ в кино.

В ночь на третье января на YouTube вышел фильм «Праздник» — трагикомедия Алексея Красовского о богатой семье в блокадном Ленинграде, которая пытается отметить Новый год, но сталкивается с непрошенными гостями. Ещё задолго до выхода картина обросла скандалами, связанными, разумеется, с её темой — именно по этой причине режиссёр даже не попытался получить прокатное удостоверение, а сразу опубликовал фильм в сети.

Мы посмотрели фильм и рассказываем, так страшен ли «Праздник», как его малюют. Спойлер: конечно же, нет.

Бывают такие фильмы, которые ещё до выхода оказываются в своеобразной творческой западне. Когда общественный резонанс, скандалы и прочие связанные с картиной события настолько громче самого произведения, что и судить его в итоге будут именно по ним, а не по его непосредственному содержанию. Что-то подобное случилось, например, со «Смертью Сталина», так было с «Матильдой» и, вот теперь, с «Праздником» Алексея Красовского.

Подумать только, «комедия про блокаду Ленинграда» — как же так? Ужас, мрак, непотребство, запретить, сжечь. Депутаты кричат, простые зрители вторят им и пропагандистским передачам: «Нельзя над таким смеяться!».

Во-первых, конечно, вопрос сомнительный — для юмора запретных тем быть не должно. Но дело в том, что смеяться над бедными голодающими людьми никто и не собирался, а само понятие «комедии» в случае с «Праздником» — скорее жанровая условность. Ведь тут нет ни провокации, ни каких-либо попыток поддеть, очернить или поиронизировать над историческими событиями.

Что самое смешное — люди, действительно читавшие сценарий, давно об этом говорили. Да и сам Красовский, режиссёр отличного «Коллектора», не был похож на бездумного провокатора. В ответ на крики и протесты защитники спокойно отвечали, мол, да успокойтесь же вы, там ничего такого нет, кино совершенно безобидное и уважительно относится к истории. Но никто не слушал: зачем, ведь гораздо интереснее запрещать, чем слушать. Теперь люди удивляются: как же так, ждали дерзкую провокацию — а на деле всё стерильненько, приземлённо, без какой-либо «чернухи». Да неужели?

Напрашивается любопытный вывод: те, кто усердно лил желчь на фильм из-за его тематики, больше всех ждали и хотели, чтобы это действительно была «комедия про блокаду». Чтобы были язвительные шутки про умирающих людей, чтобы трупы повсюду, голод, каннибализм. В общем, чтобы было, на что оскорбляться.

На деле же «Праздник» — вообще ни в коем разе не кино «про блокаду». Блокада — лишь удобный сеттинг, в котором проще всего рассказать о том, что Красовского действительно интересует. Устроить камерное столкновение двух миров, аллегорическая суть которого вполне очевидна и однозначна.

Блокада здесь — лишь абстрактный символ войны и нищеты как таковой. А дом Воскресенских — семьи, которая живёт намного лучше голодающих ленинградцев — не зря находится на удалении от города. Конечно, это важный маркер дистанции между разными слоями общества: как социальной, так и буквальной физической. До боли простенькая метафора уровня школьной литературы.

Это может звучать как претензия, но простота и прямолинейность в фильме Красовского оправданы. В «Празднике» он в принципе работает с архетипами, строит притчевую историю, которая не нуждается в глубоком психоанализе или сложных сюжетных конструкциях.

Его герои в начале предстают, опять же, баналейшими архетипами: зацикленный на работе отец, которому дали важное правительственное задание. Стервозная жена, негодующая, что им на праздничный ужин прислали всего лишь курицу, а не утку. Эксцентричная дочь, что привела с собой мужчину вдвое старше себя в качестве мести родителям за то, что те не полюбили её прошлого жениха. Наконец, застенчивый сын, тоже приведший с собой человека с улицы — голодную блокадницу, которая спит стоя и падает в обморок от вида большого количества еды.

Красовский забрасывает эти односложные образы в общий котёл — узкое помещение одного дома, в котором страсти закипают, архетипы и мировоззрения сталкиваются, рождая множество смешных и, чаще, ироничных ситуаций. Это всё больше напоминает не фильм, а театр — причём не современные авангардные постановки, а именно старомодный, замшелый, классический театр. Где герои вслух говорят реплики «в сторону», где каждый диалог нереалистично идеален по темпу, где актёрская игра, в конце концов, крайне условна и чрезмерна.

Конечно же, есть тут и своё «чеховское ружьё» — только тут это «сталинский пистолет». Есть важный внесценический герой — немая бабушка, которая живёт где-то наверху и, когда ей что-то надо, стучит по полу (опять же, несложная метафора). Так она заставляет героев отвлекаться и, тем самым, разделяет своими ударами части истории.

Здесь даже почти выдержано правило «трёх единств»: время абсолютно линейно, а камера за весь фильм так и не выберется из дома Воскресенских. Разве что с единством действия не выходит — у «Праздника» вряд ли получится найти один магистральный сюжет. Каждый герой решает какие-то свои мелкие задачи, в которые лишь иногда вклиниваются другие персонажи. И все они, естественно, мало к чему приведут — финал прозрачно намекает, что «статус кво» изменить никак не выйдет.

Обращаясь к устаревшей форме, режиссёр ещё больше выносит свой фильм за рамки времени и создаёт интересный контраст: вроде и место истории, и метод её донесения — из прошлого, но говорит то он, очевидно, о настоящем. К тому же, театральная форма позволяет комедийной части фильма выглядеть безобидно, не теряя при этом в остроумии. Ведь в театре можно преувеличивать и играть с простыми символами — а в кино это могут счесть за пошлость.

Тут, правда, возникает другая проблема — не все актёры в «Празднике» одинаково хороши в «игре в театр». Оказывается, грамотно «переигрывать» тоже надо уметь: и если, например, у Алёны Бабенко с Яном Цапником это получается отлично, а Тимофей Трибунцев вообще прекрасен в любом виде эксцентрики — вспомнить хотя бы его «Монаха и беса» — то вот наблюдать за ужимками Анфисы Черных (она играет дочь, Лизу Воскресенскую) порой физически больно. Ясно, что её персонаж и должен быть раздражающим, громким, избыточным, так что едва ли можно ругать актрису. Но когда всё вокруг и так чрезмерное и избыточное, минус на минус вовсе не даёт плюс.

По этой же причине условности и архетипичности фильма для него так важна Блокада как сеттинг. Многие противники «Праздника» корили фильм, дескать, раз это всё метафора, почему нельзя было взять более нейтральную тему. Да потому, что ни одно другое историческое событие — а уж тем более событие вымышленное — не смогло бы настолько подсознательно создать в голове зрителей тот эмоциональный фон, на котором должно разворачиваться действие фильма.

Потому что метафора социального расслоения — в котором, в данном случае, не виноваты ни бедные, ни привилегированные — не была бы в «Празднике» такой острой, если бы за окном дома Воскресенских не простирался голодный, страшный, полумёртвый город. Да, в этом желании сыграть на реальных ужасающих событиях есть некоторая манипуляция, но она совершенно не критичная и уж тем более совсем не злая.

Как всякий приличный драматург, Красовский не делит героев на плохих и хороших, не пытается навязать одностороннюю мораль — хотя, казалось бы, тема располагает. Он не критикует Воскресенских за то, что они пользуются благами, ниспосланными властью. Он не критикует блокадников Машу и Виталия, которые — и это фильм явно даёт понять — оказавшись на месте «богатых», едва ли бы отказались от хорошей еды и тёплой печки в пользу нуждающихся. Виновата, по мнению Красовского, лишь сама система, что потакает такому расслоению.

Но даже эту критику власти, в отличие от своей же короткометражки «Экстремист», он не пихает зрителю «в лоб». Все выводы, которые можно сделать из «Праздника», весьма прямолинейны, но в контексте фильма они кажутся абсолютно естественными. Режиссёр не пытается навязать своё непреклонное видение — в фильме нет манифестальной фальши, лишь чистое наблюдение. Камерный, микроскопический слепок большой проблемы, который интересно рассматривать и над которым интересно размышлять.

Это совсем не идеальное кино и уж точно не такое важное, каким могло бы стать, окажись оно чуть смелее. Возможно, оно и как событие могло стать куда заметнее, не сдайся Красовский перед лицом системы и не откажись он от идеи проката (пускай и заранее обречённой). Теперь «Праздник» почти точно останется маленьким незаметным фильмом, который когда-то там поднял шуму и про который все благополучно забыли. А жаль: кино определённо любопытное и с точки зрения формы, и с точки зрения идеи, которую оно пытается донести. К тому же, действительно смешное — хоть и за окном его блокадный Ленинград.