«Монстр: История Эда Гина» — монстр, которого Америка не может отпустить

Представьте себе человека, который шил одежду из мёртвых женщин, разговаривал с мумией матери и считал, что смерть — это просто форма близости. Эд Гин — самый страшный маньяк послевоенной Америки, вдохновивший Хичкока и Хупера. Теперь его труп вытащили обратно — отполировали, накрасили и пустили на Netflix.

Третий сезон антологии Monsters возвращает зрителя к истокам самого грязного, первобытного зла — истории Эда Гина, человека, чьи преступления стали шоком для послевоенной Америки. В середине пятидесятых он жил в тишине висконсинской глубинки, но за покосившимся забором его фермы творилось нечто настолько ужасное, что позже это возведут в маскульт. Вскрытые могилы, маски из человеческой кожи, мебель из останков женщин. Некрофилия, о которой писали с омерзением даже таблоиды. Всё это стало символом предела человеческого безумия.

Именно тогда Америка впервые посмотрела в лицо настоящему чудовищу — и ужаснулась тому, что это лицо принадлежит "своему парню из соседнего дома". Из этой истории, как из гниющего корня, проросли самые тёмные побеги американского хоррора — "Психо" Хичкока, "Техасская резня бензопилой" Тоба Хупера, "Молчание ягнят" и десятки культовых фильмов, питающихся образом того самого Плейнфилдского мясника.

Самое любопытное в этом сезоне даже не сюжет, а то, как Мерфи и Бреннан сращивают хоррор с историей американского кино. Эд Гин в их руках — не просто убийца из Висконсина, а первоисточник зла, из которого выросла вся поп-культура. Мы видим, как он становится тенью Нормана Бейтса, как из его безумия вырастает Техасская резня бензопилой, и как его имя отзывается в каждом кадре Молчания ягнят. Для зрителя, который знает эти связи, сезон превращается почти в учебник — болезненно красивый, подробный и местами даже слишком влюблённый в собственные отсылки.

Но есть и оборотная сторона: за цитатами, отсылками, переплетениями и блестящей режиссурой сам Гин иногда просто теряется. Мерфи снова строит спектакль — и делает это так же, как в истории с Дамером: красиво, эффектно и… обезличено.

И во многом Чарли Ханнэм — главное, что вытаскивает сериал из могилы собственных клише. Его Гин не просто реднек-психопат, а человек, который буквально гниёт изнутри. Роль чудовищна, материал омерзителен — но видно, что актёру был нужен этот вызов. Он играет не ради наград, а чтобы доказать себе, что способен быть отвратительным, уязвимым и пугающим одновременно. Это редкий случай, когда актёр через грязь пробивается к трагедии.

Впрочем, Мерфи не удерживается от соблазна сделать монстра привлекательным. В некоторых сценах Ханнэм выглядит скорее как фитнес-модель, чем как фермер-некрофил — и здесь сериал может скользить по тонкому льду романтизации зла... Но только для совсем наглухо отбитых..)

Любопытный элемент — вымышленный (или, возможно, собирательный) образ Аделины, блондинки, которую влечёт смерть и расчленёнка. Она словно вышла из подкаста о true crime и попала в саму историю. В ней чувствуется рука сценаристов — она нужна, чтобы Гин не был чудовищем в вакууме, а стал зеркалом одержимости других. Фигуры вроде Аделины нужны, чтобы показать, что фетиш на ужас живёт не только в маньяках, но и в зрителях. Мы же смотрим, не отрываясь, правда? Даже когда уже тошнит.

Отдельный интерес вызывает то, как Мерфи сплавляет документальное и выдуманное. Сцены, где Гин носится по дому с бензопилой, очевидно, — стилизация под Техасскую резню. Он никогда этого не делал, но символизм понятен: Гин — архетип, первоисточник мифа. Проблема в том, что сериал подаёт художественные вольности с такой уверенностью, будто это хроника. Для неподготовленного зрителя это выглядит как правда, хотя на деле это скорее театр ужасов, чем true crime.

«Монстр: История Эда Гина» — не о маньяке (ок, не только о маньяке). Это сериал о том, как маньяки становятся брендами. О том, как индустрия превращает трагедию и первобытное зло в контент. Мерфи вроде бы критикует этот культ насилия, но делает это так эффектно, что невольно подпитывает его. Финальные эпизоды даже пытаются вызвать сочувствие к Гину — и именно в этот момент сериал сам становится своим героем: отвратительно притягательным, непоследовательным, но чертовски интересным.

У Мёрфи свой узнаваемый коктейль — смесь хоррора, поп-культуры и таблоидной драмы, которую он варит уже много лет.

У Райана Мёрфи хоррор всегда на грани между саспенсом и Бродвеем. Он не пугает — он ставит спектакль. Вспомните American Horror Story: в сезоне "Hotel" кровавые оргии под The Weeknd и зеркала в позолоте — это не декорации, а символы извращённой роскоши. Мёрфи превращает насилие в эстетику, грех — в моду. И даже когда в сезоне "Coven" ведьмы жгут людей заживо, они делают это в чёрных платьях и на каблуках.

Тот же подход прослеживается и в Истории Эда Гина: фетишизация зла, симметрия кадра, неоновый свет, который обрамляет грязь, будто в музее современного искусства. Мёрфи не снимает ужас, он оформляет его — как арт-объект, за который зрителю неловко восхищаться/

Тот же подход прослеживается и в Истории Эда Гина: фетишизация зла, симметрия кадра, неоновый свет, который обрамляет грязь, будто в музее современного искусства. Мёрфи не снимает ужас, он оформляет его — как арт-объект, за который зрителю неловко восхищаться.

При всём уважении к таланту Мёрфи как шоураннера — мастера гротеска, театральности и эстетизации насилия — к American Horror Story у меня остаётся двоякое впечатление. Он подарил нам десятки мощных образов — от графини с бриллиантовыми зубами до ведьм, декламирующих Спилберга на кострах, — и сделал хоррор снова стильным.

Но со временем серия утонула в собственной воук-повестке. Зрителю стали навязчиво объяснять, что важно любить всех и каждого. Феминизм, ЛГБТ, квир — темы важные, но в AHS они со временем перестали быть частью истории и превратились в самоцель. Сериал, некогда исследовавший природу зла, стал площадкой для пропаганды интересов демократов. Иронично, что в итоге самый страшный монстр Мёрфи — это морализатор, стоящий за камерой.

"Monster: The Ed Gein Story" (2025) — это не столько хроника преступлений, сколько отражение того, как кино и телевидение пожирают собственных чудовищ.

Сериал оставляет двоякое послевкусие. Он шокирует откровенностью в одном, и оставляет за кадром в другом. Для поклонников хоррора здесь слишком много затянутости, отхода к отсылкам на киностудии. Ну а многих оттолкнут вязкая атмосфера и сцены, после которых хочется умыться — будь то некрофилия, кожаные маски или танцы с трупами под блюз. Для фанатов тру-крайма, привыкших к документальной дотошности и аналитике, всё это, наоборот, покажется чересчур постановочным и глянцевым.

И всё же немного удручает, и гораздо больше эпатирует решение расставить точки над i в финале истории Эда Гина, преподнося зрителю реднека-психопата чуть ли не раскаивающимся. На предсмертном одре в инвалидном кресле с сединой и грустью в глазах тот движется (буквально, в коляске по коридору) в сторону успокоения, принятия себя и прекращения всех страданий в царстве земном. А вокруг толпа вдохновлённых его злодеяниями серийных убийц, провожают его в другой мир. А там уже заждалась благоверная матушка...

И здесь отдельно хочется заострить внимание, в последних кадрах я чуть ли не физически ощущал благодарность Эду Гину, льющуюся на меня с кадров сериала. Благодарность за индустрию тру крайма, за "Техасскую резню бензопилой", "Психо" и свору маньяков-брендов, которые составляют культурный код граждан США. Но как же резко это контрастирует с грязными зверствами и угнетающе грязной атмосферой первой половины повествования.

В моей голове диссонанс и балаган. Будь монтаж и постпродакшн в моих компетенциях, я бы использовал кадры постаревшего и раскаивающегося маньяка на резком контрасте с кадрами его злодеяний. Буквально короткие кадры следующие друг за другом, резонирующие, режущие как натянутая струна.

Но нам дают другой взгляд на ужасающее существо. Больного шизофренией мальчика, который и мухи не обидит (но может освежевать и подвесить тушу вашей матери в амбаре), которому просто не повезло, с воспитанием, с религиозной матерью, с дебютом шизофрении. И этот взгляд, безусловно, имеет место быть. Только никак его не оправдывает.

Нет, Мёрфи не пытается убедить вас в искренности раскаяния обсуждаемого нами персонажа прямо в лоб. Но преподносит тональность повествования и такое количество сцен в последних двух эпизодах, что начинаешь задаваться вопросами и сомневаться в намерениях режиссёров, сценаристов или шоураннера.

Подопытную обезьянку в психиатрической лечебнице, мирно прожившую до 77 лет, в лице реднека-психопата в сериале под финал выставляют чуть ли не святым. Вот он уже постаревший в кресле помогает найти убийцу Теда Банди, мирно обнимает старушек медсестер. И всё, это уже другой человек.

Эпатаж, провокация? Мне кажется, это оставленное поле для диспута и рейтингов. Срач и провокация, поле для попытки выявить истину и заодно поднять рейтинги сериалу.

И всё бы ладно, но... Вспоминаешь "Дом, который построил Джек" Триера, где Джек решает рискнуть, пытается перелезть через пропасть и падает в самый ужасный круг ада, где, согласно некоторым текстам, жарится Иуда.

Так о чём это я? Мы наблюдаем последний кадр сезона, где в солнечном, печально-светлом и даже умиротворённом цветкоре в тишине на террасе своего дома мирно сидит Эд Гин со своей благоверной матушкой. Не столько флешбек, сколь прямой намёк на то, что наш антигерой попадает в рай. Забавно, спорно, противоречиво и даже злит. И хочется снизить еще на один бал в общей оценке...) ведь хочется сказать: «Я НЕ СОГЛАСЕН».

В итоге "История Эда Гина" — не столько рассказ о зле, сколько его коммерческая переработка. Кажется, Мёрфи и Netflix больше не исследуют монстров — они их упаковывают, превращая в сериальные бренды, на которых можно зарабатывать ещё долгие годы.

Оценка: 7/10. Смотреть стоит — хотя бы ради того, чтобы понять, как легко грань между искусством и извращением превращается в зеркало.

Я не собираюсь подробно пересказывать зверства Эда Гина — не потому что брезгую, а потому что в какой-то момент все эти подробности перестают быть информацией и становятся самоцелью. Возможно, однажды я напишу об этом отдельный материал, с фактами, архивами и психоанализом, но точно не сейчас. Да и честно говоря, на волне моды на true crime влезать в эту нишу не хочется — там и без меня хватает тех, кто смакует каждую деталь ради кликов. Меня же в "Истории Эда Гина" интересует не анатомия убийств, а то, как Мёрфи подаёт их в художественной форме: сериал вроде бы документальный, но в нём слишком много театра, метафор и визуальной избыточности, чтобы считать его правдой. Это не хроника, а спектакль, поставленный по мотивам реальности.

#monsters #монстры #truecrime #трукрайм #maniac