Глава вторая: Ланселот
История Ланселота начинается с его сестры — Мэри. Девочка тяжело больна и уже давно прикована к постели. Как её старший брат, юноша обещал себе найти лекарство, но не сегодня, ибо сегодня очень важный день — у Мэри день рождения. Поэтому Ланселот не пошёл на обучение каменному волшебству или в гости к Артуру, а вышагивал в раздумьях по землистому бугру туда-сюда, время от времени печально вздыхая. В его мыслях крутился один вопрос: "Что же подарить Мэри?".
Он знал, что сестра его любит цветы, но все самые красивые из них уже давно подарены. Тогда, может, игрушку? Мэри сейчас десять и даже если игрушка будет пылиться на подоконнике, она всё равно сможет видеть её каждый день и, в отличии от цветка, игрушка никогда не завянет.
Но была одна проблема — Ланселот имел немного, лишь видавшую виды одёжку с пустыми карманами, дырявую колдовскую шляпу и никаких игрушек.
Воровство он исключил сразу, ведь его отец прославился именно воровством, за что и был изгнан, заклеймив одним поступком всю семью. Хотя, пораскинув мозгами, в лохматой голове Ланселота проскочила нелепая, однако очень даже толковая мысль — украсть у самого себя.
Ближе к полудню юноша вернулся домой. Он делил с Мэри одну комнату и потому от её взгляда здесь некуда было деться.
Ланселот понимал, что Мэри хватит один раз посмотреть ему в глаза и она сразу всё поймёт — раньше, так было постоянно: прежде чем болезнь усугубилась, Мэри ещё говорила и редко упускала возможность промолчать. Особенно девочка любила петь, даже если с каждым днём у неё всё хуже и хуже получалось.
Притворившись усталым, юноша стянул морщинистые сапоги, упав в объятия кровати; повернулся лицом к стене. Он лежал и всем телом тонул в уюте, разглядывая старую древесину.
Но вдруг тишину наполнило ласковое птичье пенье…
Наслаждаясь им, Ланселот не вспомнил в какой конкретно миг он услышал заразную мысль: "хорошо, хоть не Мэри поёт".
Мысль эта проскочила как стальной болт выпущенный из арбалета и потому что-то царапнула внутри.
И вместилище мыслей Ланселота сразу закровоточило: "всё же от её болезни есть прок — не приходится ничего выслушивать", и кровь эта бежала без остановки, — "стоит ли вообще искать лекарство? Я ведь взаправду буду рисковать жизнью, ради каждодневных мучений от её пения, причитаний?". И наконец, когда он крепкой хваткой сжал свою дырявую шляпу и выбросил её в окно, безжалостно прозвучал внутренний голос и глаза юноши замерцали при дневном свете: "вот бы жизнь, где нет…" и он повернулся к сестре, всем своим сердцем возражая самому себе.
— Мэри, я тебя… люблю, — ему никогда ещё не приходилось говорить настолько живые и в то же время сложные слова, заставляющие сердце биться сильней.
Эта фраза обожгла его кровоточащий разум, остановив поток мыслей.
В тихую, мимолётную секунду он поднял взгляд и посмотрел на неё, а Мэри спала. И в умиротворённом её овале лица, увидал Ланселот безразличие. Задрав рукав, юноша вытер глаза и выбежал за шляпой из дома.
Сидя на крыльце, он увидел как неподалёку, средь могучих деревьев и низеньких домов упражняется с мечом Артур Пентрагон, всегда служивший для него личным примером.
"Интересно, а мог бы Артур подумать тоже самое, окажись он вместо меня братом Мэри?".
Но ответа не было.
Ланселот поднял взгляд на деревья и посмотрел на птиц, слыша их неизменно ласковые пения. Он закрыл глаза и вслушивался, размышляя о произошедшем… Но внезапно сжал шляпу в руках, ибо для себя понял, как несправедливы бывают даже собственные мысли: они возникают меньше чем за мгновение, и даже если ты с ними не согласен — их практически невозможно остановить. И, главное — плох ли человек, в чьей голове рождаются столь бесчеловечные слова, даже если никто их кроме него не услышал? Даже, если ты с ними не согласен.
Парень покачал головой и скрыл лохматую причёску жёванным колпаком. Обернувшись через плечо, Ланселот посмотрел в нараспашку открытое окно и обнаружил в своём сердце всё ещё теплящееся желание украсить день Мэри, сделать его необычным.
Возможно ли, что это и было ответом на все вопросы? Ланселот сомневался, но надеялся.
Он приступил к осуществлению задуманного после обеда.
Раз в десятилетие или того больше, покрытая камнем планета Кронос, пересекается на своём долгом пути вокруг солнца, с одной прекрасной планетой — Церера — воплощением всей жизни вселенной.
Событие это, со слов узкого круга волшебников камня, совершенно случайно и подгадать его невозможно. Вот только каждый из них, от зелёных новичков до седобородых старцев, ощущают в то редкое явление вселенной, как даже лесной булыжник способен ожить и вдохнуть побольше воздуху, но лишь с помощью их волшебной силы.
В родной деревне Ланселота, волшебники камня объединились ради учения этому могуществу и наставничеству младшим — оживлению големов — неустанных послушных защитников.
Без всякого подручного железа, маги Круга Камня вырезают велением волшебства булыжники, камешки, бережно их скрепляя. Полученная статуэтка обычно мелковата и годится разве что для сбора пыли, ожидая обряда оживления.
Прошедшую половину года Ланселот изготавливал свою статуэтку, а домой уходил влажным до последней нитки, с трясущимися пальцами рук и пересохшими губами.
По его мнению, он никогда не создавал ничего столь прекрасного.
И его можно понять: обработанный волшебством камень имел иллюзорную глубину и резкие неповторимые грани. Как его создатель, Ланселот влюбился в свое творение, хоть до конца и не верил, что создал его.
Сейчас юноша стоял в пыльной подземной мастерской, держа голема крепкой хваткой. Чтобы расступить густую тьму подземья, по пути в мастерскую Ланселот сорвал светоцвет — тусклое природное светило.
Юноша не тратил время понапрасну и сразу поднялся по закрученной лестнице к толстодревой двери, выбравшись на свежий воздух. К этой секунде цветок в его руке почти погас, но этого света хватило, чтобы привлечь проблемы.
А звучали они так:
— Эй, тварь тощая, пошёл по стопам своего отца?
Голос донёсся знакомый и воображение юноши сразу обрисовало тёмные кудри задиры.
Ланселот повернулся к нему, но их оказалось двое и они выше, широкоплечей, с одинаково большими носами.
Ответ нашёлся не сразу:
— Это моя статуэтка.
— Была бы твоей. А теперь пошарь в своём крошечном мозгу и вспомни где ты её создал и с чьей помощью!
— На носу обряд! — Гаркнул второй, чуть более тучный.
В груди Ланселота всё сжалось и он отвёл взгляд.
— Я знаю. Мне всё равно, обряд достаточно знать, я смогу…
Внезапно в грудь впечатался ботинок обросший лесной грязью и с силой вышиб воздух из груди юного волшебника. Он упал и ушиб локоть о корень, отпустив статуэтку. Она легла в объятия влажного мха.
— Ты, тварь, совсем меня не боишься?
— Мордред, а не слишком? — Проронил второй.
— В самый раз.
Мордред наступил на упавшую с головы Ланселота шляпу и схватил с земли статуэтку голема.
Вот только она оказалась неестественно тяжёлой и парень взглянул на тень под высоким деревом, где переплетались корни, где лежал перепачканный Ланселот с вытянутой вперёд рукой. Его пальцы сжимали воздух.
— Подними как скажу, — обратился Мордред ко второму.
Сам он выпрямился и сделал два резких, полных уверенности шага, сжимая кулаки. Одним незаметным движением ноги он сотряс голову лежащего юноши. Мордред ещё никогда не слышал столь отвратительный звук после своих ударов. В его взгляде что-то переменилось, ибо парень не так себе всё это представлял.
— Сломалась! — Тревожно сообщил второй, показывая на статуэтку.
— Уходим, — приказал Мордред точно чужим голосом.
Сегодня день рождения у Мэри, но ещё и день середины лета. Поэтому вся деревня отмечает этот праздник, купаясь в освещенной серебром луны воде, кушая созревшую вишню и сладкие яблоки.
Поэтому Ланселот очнулся совсем один, грязный и голодный, а вокруг посеребренный луной мрак.
И он, мало сказать, ощущал себя паршиво: челюстью не пошевелить, а тело будто запомнило каждый изгиб корней. Пытаясь встать, юноша внезапно схватился за локоть и упал обратно на корни, стоная, роняя слёзы от пронзающей боли.
Он провалялся так некоторое время, каждую секунду готовясь к приливу боли, но и благословляя её отливы. И, пытаясь себя утешить, Ланселот изумился одному откровению — в голове заиграла песня, которую раньше любила напевать Мэри. Песня, казалось, возвращала его в умиротворяющие дни, полные беззаботности. Он закрыл глаза, представляя поющую Мэри, полную жизни, совсем без болезни, и запел дрожащим голосом, чувствуя как тёплые слезы скатываются вниз…
— Прости сестра, прости меня, — под конец песни прошипел Ланселот, еле выговаривая буквы.
В этот раз он поднялся.
Хромой, отвыкшей ходить походкой юноша подошёл к раздробленному на кусочки голему и склонился над ним.
"Как говорил мне однажды Артур: лучше поздно, чем никогда".
И в миг этот невидимое волшебство вырвалось из его скрюченных пальцев.
Скрежет камня звучал в его ушах до рассвета.
Проснувшись, Мэри увидела Ланселота, спящего на своей кровати в странной позе. Мысленно, девочка сравнила его с комком грязи, переживая за брата, ибо если его заметит мать…
Ещё Мэри вдруг открыла рот, глядя на подоконник: преломляя утренние лучи солнца, каменный цветок заигрывал с яркой звездой и разукрашивал комнату оттенками волшебной глубины.
От автора: как некоторые могли догадаться, первые четыре главы будут именные и расскажут о героях, однако продвинут и главный сюжет.
Очень надеюсь, что читать это интересно, остальное не так важно.