Ох уж этот маскарад!

Рассказ, примерное время прочтения 15 минут.

Правила очень простые. Есть три столика — за каждым из них девушка. Каждой я могу задать ровно три любых вопроса. Таким образом я должен произвести впечатление на них, а из ответов — смогу понять, нравится ли мне кто-то. Помимо меня то же самое проделывают ещё двое мужчин.

В принципе, это похоже на быстрые свидания, только вопрос-ответ. А ещё все в масках и закрытой одежде: это нужно для того, чтобы простое сексуальное влечение не затмевало истинные чувства. Иначе зачем это всё, когда есть «Тиндер»?

Но это — лишь первый круг. На втором круге мужчины и женщины меняются местами. Девушки подходят к тебе и точно так же задают три вопроса. Затем все участники заполняют анкеты, и пары со стопроцентным совпадением, держась за руку, выходят в прекрасный мир без одиночества.

Я решил сыграть.

Она сидела прямо, длинные прямые каштановые волосы падали на плечи. Когда я сел в кресло, она подалась чуть вперёд — я ощутил едва уловимый запах ладана. На ней была пуховая шаль, которую она чуть откинула, открыв декольте чёрного, строгого платья. На шее — длинная золотая цепочка с каким-то причудливым медальоном: я видел лишь часть — вторая скрывалась меж грудей. Размер этак третий, возможно четвёртый.

На левой руке — броский браслет с красными камнями, на правой — часы Vacheron Constantin с указателем фаз луны. Часы она показательно поправила, чтобы я видел марку. Афродита была одета со вкусом — ничего лишнего в образе, всё очень строго, аксессуары лишь подчёркивают наряд. Однако акцент на часах несколько меня смущал. Зацепиться в образе было почти что не за что, кроме них.

— Я трижды был в Швейцарии — знаешь почему? — сказал я, интонацией отметив, что это не весь вопрос. — Исключительно из-за их флага. Белый крест на ярко-красном фоне. Он очень вызывающий. Как тебе швейцарские Альпы? Какие ощущения у тебя при виде этого зрелища?

Да, я рисковал. Ничего в образе Афродиты не намекало на то, что она любит туризм. Другой бы спрашивал про бизнес или клубы, но я хотел добавить смятения. У меня оставалось ещё два вопроса.

Афродита дёрнулась, но потом, видимо, опомнилась и вальяжно откинулась в кресле. Я попал в точку.

— Видела Альпы только в Австрии.

Ответ односложный, голос нарочито спокойный. Афродита сделала вид, что не поддалась на мою уловку и никакого интереса ко мне не проявляет. Но движения тела её выдали. Начало интересное.

— Настоящее зрелище, да? Я смотрел на них, выйдя утром из отеля с пивом — был там проездом по дороге в Италию. Гоняли вместе с друзьями на тачке, лучшие времена просто. Любишь дорожные приключения? Ну, когда у вас ломается машина в какой-то глуши, и вы, немного пьяные, пытаетесь поймать тачку и убеждаете людей, что не маньяки-убийцы.

Разумеется, я никогда не был в Италии, но много о ней читал. И в Австрии тоже не был. Афродита замерла в одной позе, ответила спокойно и немного надменно.

— Нет, меня такие вещи не интересуют.

Ага, всё понятно. В голосе — холод. Оставался один вопрос.

— А... — Я сделал максимально безучастный вид, насколько это возможно будучи в маске. — Ну а музыку какую любишь?

Я резко откинулся на спинку кресла и поднял глаза в потолок. Для пущего эффекта — почесал затылок. В общем, сделал вид, что мне абсолютно не интересно. Что я разочарован и уже поскорее хочу пересесть к другой девушке. Тут Афродита сломалась.

— Обожаю рок! — Она закинула руку за голову, голос заметно оживился. — Те дикие деньки, когда денег не было, зато была сумасшедшая куча друзей. И мы на дискотеке с подругами орали КиШ, как идиотки, предварительно навернув водки. Бывало такое у тебя?

— Прости, правила есть правила: я не могу сейчас на вопросы отвечать. Можешь задать этот вопрос на втором круге.

Я встал с кресла и пошёл к другой девушке не оглядываясь. Всё прошло идеально.

С Полиной мы познакомились случайно. Я бегал в парке, а она сидела на скамейке и читала Фауста. Я запнулся, упал, разодрал себе колени, а она подскочила и протянула мне руку. Еле как поднявшись, я робко поблагодарил её. Запыхавшись, я с трудом выговаривал слова — наверное, смотрелось это очень глупо. Полина рассмеялась, похлопала меня по плечу и предложила присесть, передохнуть немного. Я немедля повиновался.

Полина, сразу заприметив мою робкость, принялась рассказывать о книге. Мне жутко понравился её голос — яркий и звонкий, но не слишком громкий. Пока она рассказывала мне о самодовольном Фаусте и его искушениях, я пытался не зареветь от боли — коленки гудели. Увидев это, она сорвала пару листов подорожника, поплевала на них и приложила к ссадинам.

Мы встретились с ней взглядом и рассмеялись.

У второй девушки были средней длины чёрные, вьющиеся волосы с фиолетовыми прядями. Элементы её запаха я никак не мог распознать — что-то цветочное, но вместе с тем не сильно яркое. Лаванда? Не знаю.

На Персефоне была чёрная жилетка и клетчатая рубашка под ней. На шее — бабочка, со свободным узлом. На жилетке, меж тем, значки: я распознал лишь несколько — из «Зельды» и ещё пары видеоигр, и ещё один с трёхлистным клевером. На шее болтался какой-то маленький золотистый ключик. Могло показаться, что передо мной студентка, но это не так — я безошибочно умею определять возраст по рукам. Девушке в маске Персефоны было около тридцати.

— Привет, рад тебя видеть, — начал я. — Было бы глупо спрашивать тебя о музыке, видеоиграх и комиксах — можешь на втором круге сама спросить, обсудим. Хочу спросить вот что: ты читала «Фауста» Гёте?

Я был одет в скучный пиджак, пусть и с ярким узорчатым галстуком, поэтому на Персефону изначально наверняка произвёл негативное впечатление. Вероятно, она подумала, что между нами нет ничего общего, поэтому я решил быть максимально открытым и честным. Как правило, честность работает. Все любят, когда с ними откровенны.

— Привет, да, несколько раз, и последний раз на немецком. Потрясающий язык! Ты учил его?

Да, я учил. Я знаю английский, немецкий и китайский. Однако же выдавать это не стоит так сразу, если я хочу чего-то добиться.

— Знаю скороговорку про кошку и матрас! Ди катце кратц унд миррер татце, унд теппе трепих унд матратце, — отчеканил я с ужасным акцентом и всё переврав. — Но бог с ним с немецким, давай лучше поговорим о тебе. Какой покемон твой любимый?

Персефона рассмеялась. Сначала от моей глупой скороговорки, а потом от идиотского вопроса. Уж точно не обсуждения покемонов она ожидала, когда шла на маскарад.

— Катерпи. Он очень милый! И когда он превращается с Метапода — искренне переживаешь за него. А вот третья форма мне уже не нравится. Глупая летающая хуйня.

Отлично! Выругалась. Это признак того, что мы нашли контакт. Осталось лишь это закрепить.

— Ну что-о-о ж, — загадочно и игриво протянул я. — Вместо последнего вопроса я хочу рассказать тебе смешную шутку. Так вот! Слушай...

Тут я резко встал, развернулся на каблуках и ушёл к третьей девушке. За спиной услышал задорный смех.

Полина забеременела в четвёртый месяц наших отношений. Мы сидели на той же лавочке, где и познакомились. Я в шутку сказал, что сына мы назовём Пикачу — а она взяла и согласилась. Я бросил творчество и, по заветам её матери, устроился на «нормальную работу». Я — сирота, а у родителей Полины не было денег, чтобы нам помочь.

Она потолстела, и я часто подтрунивал над ней — по-доброму, конечно. Полина не обижалась, и говорила мне в ответ, что меня тоже разнесло. Мы были счастливы — она вынашивала нашего ребёнка, а я стремительно толстел, пренебрегая спортзалом ради неё. Чтобы она не чувствовала себя неловко, находясь рядом со мной.

Так что мы стремительно толстели, а потом решили пожениться.

На ногах — высокие берцы и штаны хаки, выше — серый топ и потёртая косуха поверх. Понятно, почему третья девушка выбрала маску Геры — сильной, независимой. Тут нужен особый подход.

Проблема в том, что туалетная вода у неё была от DKNY, от которой меня тошнило. Сев в кресло я даже поморщился, и, кажется, она это поняла. Чуть мотнула головой, стряхнула волосы, налипшие на маску.

Я ошибся, покривившись (есть маска или нет — это видно) из-за запаха, поэтому решил начать с комплиментов.

— Ты выбрала отличную маску — Гера тебе очень подходит, как мне кажется. Гера — покровительница детей, но при этом она влюбилась в Зевса, что превратился в кукушку, которые подкладывают своих птенцов другим птицам. Кукушка — царица Египта, ты знала?

Всё пошло не по плану. Я хотел задать совсем не такой вопрос, но разволновался и выпалил то, что первое пришло на ум. Оставалось лишь надеяться, что хотя бы мои познания древнегреческой мифологии произведут на неё впечатление.

— Привет, что ты несёшь, — произнесла она холодно. — Нет, я не знала, и я даже не ебу, чья маска на моём лице. Прости, давай закончим на этом. Не знаю, зачем я вообще сюда пришла.

Всё не так плохо. Видимо, у Геры есть некая травма, и пришла она сюда от безысходности. Я постарался взять себя в руки. Каждая секунда на счету — вот-вот она встанет и уйдёт.

— Я тоже не знаю, зачем пришёл, это всё так глупо, — так я решил показаться своим. — Ты уже третья, но, скажу честно, мне никто не нравится. Ещё и эти маски...

— Без маски я бы точно не пришла. Твой вопрос?

— Вопрос... А нет у меня больше вопросов. Расскажи что хочешь.

Формально, это можно считать вопросом, поэтому выгнать с мероприятия меня не должны. Но это частично нарушение правил, всё-таки. Однако Гера сдалась.

— Так вот, если бы не маска, я бы сюда никогда не пришла. А раз уж на мне маска, и ты никогда меня не узнаешь лично, я могу рассказывать что угодно, да? Так вот, слушай. В 14 я впервые занялась сексом, потом я родила. Своего ребёнка я отдала маме и больше его не видела. Я не приезжаю к ней в гости и не созваниваюсь. В 19 я забеременела, а потом потеряла ребёнка. Развелась. Подсела на наркотики, еле как слезла. Теперь я здесь. Объясни мне, зачем?

Я аккуратно поправил воротник пиджака.

— Затем, что ты отчаялась. И хочешь защиты. Несмотря на то, что ты в берцах и косухе — ты ищешь человека, который тебя поддержит и оградит от всякого дерьма. А теперь мой последний вопрос: я прав?

— Да.

Я встал, ноги подкосились. Предстоял второй круг.

Разумеется, сына мы назвали не Пикачу, а Мишей. Так звали деда Полины — меня всегда удивляла эта традиция называть детей в честь мёртвых людей, но я не был против. Раз она так хочет.

Мы перебрались в съёмную квартиру, съехав наконец от её родителей. Справа от нас жили тусовщики, поющие песни по ночам, снизу — старики, что регулярно собачились, сверху — многодетная семья, дети которых постоянно орали и били по батареям. Слева от нас был шумный лифт. Таким образом мы и жили, пока не наступил конец.

Вскоре я стал специально задерживаться на работе, чтобы не видеть Полину и нашего ребёнка. Друзья на работе мне рассказывали, что это обычное дело. В книгах этого не прочитаешь, эти мнения ходят исключительно из уст в уста — как фольклор.

Я вдруг понял, что моя жизнь больше мне не принадлежит. Что я никогда, до самой смерти, не смогу этого изменить. Я испугался.

Несмотря на правила, Афродита надела весьма короткое платье — теперь я мог это разглядеть. Её походка была лёгкой и тщательно отработанной — от бедра, как ходят на подиуме. Подойдя к моему столу она чуть затормозила: видимо, ожидала, что я встану и отодвину для неё стул. Этого я делать, конечно же, не стал.

Смерив меня взглядом, она задала свой первый вопрос. Звучал её голос всё так же холодно — будто и не было того дурацкого признания про КиШ и водку. Афродита вновь пыталась взять ситуацию в свои руки.

— Итак... раз уж ты любишь путешествовать, расскажи, пожалуйста, в каких странах ты был и где тебе понравилось сильнее всего.

Хорошая попытка: Афродита решила, что раскусила мою ложь. Ну что ж, я решил сознаться.

— На самом деле я никогда не выезжал за пределы нашей страны. Сказать, почему я соврал тебе?

— Скажи, — ответила она и тут же поняла, что попалась: это был второй вопрос, который я ей навязал сам. Оставался ещё один.

Я выдержал паузу, едва слышно усмехнулся. Потёр запястье, глядя на её часы — она перевернула их циферблатом вниз.

— Я соврал тебе, чтобы выбить тебя из зоны комфорта. Так проще произвести впечатление и узнать о человеке правду, понимаешь? А ты и попалась.

Афродита постукивала по столу пальцем и кусала губу. Под маской не видно, но я был уверен — прямо сейчас она покусывала губу.

— Что ж,тебе удалось произвести на меня впечатление. А когда ты говорил, что любишь меня и хочешь завести ребёнка — ты тоже врал, пытаясь произвести на меня впечатление?

Где-то внутри что-то перевернулось.

— Э-э... что, прости? Ты тоже решила поиграть со мной? — я пытался сохранить лицо, но, признаюсь, начал нервничать. — Когда встретимся после этого свидания, я объясню тебе правила игры, Афродита. У тебя не очень получается.

Она игриво рассмеялась и уступила место Персефоне, шагнув в тень.

Персефона весело плюхнулась в кресло и пододвинулась поближе. Бабочку она развязала, а рубашку расстегнула. Причём, сделала она это ради меня — видел краем глаза, пока общался с Афродитой.

— Давай сразу к делу: вот мой первый вопрос! — Персефона взяла быка за рога. — На что ты был бы готов пойти ради любимой женщины?

Необычный вопрос для первого свидания, к тому же, такого короткого. Но Персефона явно была настроена серьёзно, так что я решил не юлить.

— Если я отвечу, что на всё, ты мне не поверишь, — я отвёл глаза в сторону, — но я бы мог, например, пройти все «Зельды» за день, если бы она того захотела. Или даже неделю слушать только Эда Ширана!

Персефона звонко рассмеялась — пожалуй, это было слишком громко и долго. Но потом она вдруг стала серьёзной: нависла над столом и глядела мне прямо в глаза.

— А если бы она потолстела из-за беременности, ты бы потолстел тоже ради неё?

Я почувствовал холод откуда-то сзади. Обернулся, но там была лишь темнота. Непроизвольно дёрнулся, почувствовал, как задрожали губы.

— Это что, блядь, розыгрыш? Сраный розыгрыш?!

— И последний вопрос, Андрей, — прервала меня Персефона. — Тебе нравилась та, которой я была раньше, или та, которой ты хотел, чтобы я была?

Голос Персефоны вдруг резко поменялся, превратился в какой-то другой — до боли знакомый. И эта фраза... Я где-то её уже слышал. Полина? Это была Полина? Она под маской Персефоны?

Девушка вновь рассмеялась — в этот раз ещё громче, — встала и отошла в тень, уступив место Гере.

Девушка села на стул, поправила волосы, а затем спросила, глядя мне прямо в глаза:

— Если бы ты мог забыть самый страшный поступок в своей жизни, ты бы сделал это?

— Да, — ответил я, борясь с головокружением.

— Спасибо за честность, — ответила она. — Пришло время сбросить маски.

Гера взяла маску с двух сторон и медленно потянула. Захрустела плоть. Она отдирала маску вместе с лицом — кожа потянулась следом, будто клей. Губы треснули — верхняя осталась на маске, нижняя повисла на лице. Ресницы, веки, часть носа — всё осталось на маске. На стол пролилась кровь.

Из тени позади Геры вынырнули две другие девушки: Персефона встала по левое плечо, Афродита — по правое. Масок на них уже не было — лишь кровавая каша с глазами и ртом, оставшаяся от их лиц.

— Когда ты говорил, что любишь меня — ты был честен?

— Господи, сука!

Я вскочил и побежал к двери. Девушки смеялись мне в спину. Но дверь не поддавалась — с другой стороны её будто кто-то держал. Едва только мне казалось, что я почти вырвался, как кто-то со всей силы тянул её назад.

— Вернись ко мне, Андрей. Мы ещё не закончили! — Сказала Гера под смех своих подруг.

— Блядь, блядь, блядь, — я огляделся: больше в зале никого не было. И окон тоже не было.

— ВЕРНИСЬ И СЯДЬ!

Я попытался стащить маску, но она будто прилипла к моему лицу — никак не снималась. Попытавшись ещё пару раз перебороть человека с той стороны двери я сдался и вернулся за стол.

— Это всё розыгрыш, да? Полина решила меня разыграть? Она таким образом мстит за то, что я бросил её? — Я устал кричать и почему-то перешёл на полушёпот.

— Это второй круг, здесь мы задаём вопросы. Таковы правила, — произнесли девушки одновременно. Их голос слился в один. Голос Полины. — Ты ведь убил нас, Андрей. Что ты чувствовал после того, как сделал это?

Я никого не убивал. Нет-нет, это всё неправда. Я не хотел, чтобы Миша захлебнулся — я просто этого не увидел. Твою мать, я просто отвлёкся. Я не трогал его и пальцем. Я просто налил в ванну чуть больше воды, а потом отвлёкся. Я не хотел этого, я не убивал его.

— Я не убивал нашего сраного ребёнка! — Заорал я, вновь пытаясь содрать с себя маску. Но ничего не выходило: маска будто слилась с моим лицом, стала частью меня.

— Ты любил меня, когда я была такой? — сказала Персефона.

— Или когда я стала такой? — сказала Гера.

— Или ты любил лишь образ у себя в голове? — сказала Афродита.

Хватит, господи, хватит! Должно же быть три вопроса, почему они продолжают задавать вопросы? Я схватил себя за лицо (маску?) и попытался заплакать, но слёзы всё не шли. Лишь во рту появился металлический привкус — будто бы крови. Я съёжился в кресле.

— Ты действительно любил меня? — шёпотом произнесли все три разом.

— ДА!

— А сейчас? Сейчас ты меня любишь? После того, как ты уничтожил меня? После того, как убил нашего ребёнка и избавился от меня, когда твоя помощь нужна была как никогда раньше?

— ДА, ВИДИТ БОГ, ДА!

Я не хотел этого. Я просто хотел быть один. Я не знал, что она вздёрнется. Я не был рядом, но я не хотел этого. От меня никак это не зависело! Я... я просто испугался. Каждый человек имеет право на страх, да?

— Бог не видит нас, Андрей. Но зрители у нас всё-таки всё-таки есть. Пусть они решают, как нам с тобой теперь быть.

— ...

— Спасибо.