«Исследования об игровой зависимости — мусор»: главное из лекции профессора Оксфордского университета Статьи редакции

Психолог Эндрю Пшибыльский — о некачественной науке, манипуляции информацией и грядущем регулировании игровой индустрии.

На GDC 2019 выступил с докладом профессор Эндрю Пшибыльский, директор исследовательского центра Оксфордского института интернета (часть Оксфордского университета) и автор научных исследований о влиянии видеоигр на психику. Он рассказал разработчикам о современном положении дел в изучении игровой зависимости и поделился мрачным прогнозом о грядущем «столкновении» между игровой индустрией и обществом.

Мы выбрали из лекции самое важное.

Доклад об изучении «игровой зависимости» учёный начал с небольшого экскурса в историю — чтобы показать, в какой момент у общества сформировались первые представления о вреде игр.

Первым зафиксированным случаем обвинений видеоигр в негативном влиянии на общество Пшибыльский считает материал The New York Times 1976 года об игре Death Race. По мнению исследователя, он интересен тем, что в нём присутствуют практически все тезисы и аргументы, которые будут использоваться в подобных материалах на протяжении будущих десятилетий.

• Основной тезис журналистов — игры интерактивны, и это кардинально отличает их от всех других форм медиа. Игрок не наблюдает за событиями, а как бы переживает их сам — это создаёт опыт совершенно иного порядка, который в будущем может как-то на него повлиять.
• Речь почти всегда идёт о некоей «уязвимой группе», к которой потенциальный читатель себя не причисляет — например, о детях.
• Если вред от игры для конкретного человека неочевиден из текста, автор обычно напирает на то, что игра всё равно вредна для общества в целом.
• В подобных материалах почти всегда есть комментарий «эксперта-психолога», подтверждающий точку зрения автора. В случае с Death Race, например, психолог заявлял, что её популярность может привести к увеличению количества автокатастроф.

Страхи общества перед видеоиграми можно разделить на две больших категории: опасения насчёт того, что игры провоцируют жестокость, и опасения о том, что они вызывают зависимость. В случае с жестокостью можно достаточно убедительно доказать, что никакой корреляции тут нет, а вот с зависимостью всё гораздо сложнее.

Исследователь предлагает обратить внимание на то, как мы используем слово «зависимость» в повседневной речи. Очевидно, что во фразах «у него алкогольная зависимость» и «у него зависимость от Инстаграма» оно имеет не вполне одинаковое значение. Однако из-за того, что одно слово обозначает два похожих, но разных понятия, их бывает трудно различить.

Когда мы говорим о зависимости от сигарет, наркотиков или азартных игр, мы имеем в виду хорошо изученную зависимость от тех или иных веществ — например, от никотина или допамина. О чём идёт речь во фразе «он зависим от социальных сетей» или «у него зависимость от Fortnite», непонятно: даже если такая «зависимость» и существует, науке решительно неизвестно, на чём она основана и как работает.

Ассоциация психиатров США признаёт существование «расстройства от интернет-игр», при этом понятие «интернет-игра» чётко не определено. Психиатры просто наблюдают определённые симптомы, а затем на основе этих данных фиксируют существование «расстройства».

Всемирная организация здравохранения, тем временем, заявляет о существовании «игрового расстройства» — без слова «интернет» в определении. Диагноз ставится так: если вы играли в игры в течение года, и в процессе пожертвовали чем-то важным для вас (деньги, семья, общение с друзьями) — вы страдаете этим расстройством. При этом, «в особо тяжёлых случаях» расстройство может развиться и за гораздо меньшие сроки.

По словам Пшибыльского, эта расплывчатая информация — это всё, что ВОЗ в настоящий момент «известно» об игровом расстройстве. По его мнению, все эти заключения носят умозрительный характер и строятся на аналогиях. Мы видим, что человек испытывает проблемы; видим, что он при этом играет в игры; и предполагаем, что эти вещи должны быть как-то связаны. При этом никакого строго научного объяснения, как в случае с допамином и никотином, у сторонников игрового расстройства нет.

Ассоциация психиатров США определяет «больных» по списку из девяти симптомов: если вы старадаете пятью или больше, — вы больны. При этом этот список сформирован довольно прозаичным образом: психиатры просто взяли список симптомов зависимости от азартных игр, и заменили «азартные игры» на «интернет-игры».

За последние десять лет вышло около 250 исследований, посвящённых зависимости от видеоигр. Авторы большинства из них (около 200) пытаются измерить масштабы этой проблемы и выработать принцип, по которому можно отделять больных игроков от здоровых.

Однако, проанализировав их все, Пшибыльский обратил внимание на то, что исследователи почти не проводили масштабных опросов, а выводы большинства из них базируются, например, на результатах общения с пользователями тематического саб-реддита об игровой зависимости. По словам учёного, это всё равно, что исследовать проблему наркомании исключительно на основе общения с посетителями центра помощи наркозависимым.

Второй по популярности тип исследований: нейробиологи пытаются выяснить, как мозг тех или иных испытуемых реагирует на те или иные игры. Исследователь находит тех, кого считает зависимыми, показывает им что-то, связанное с их любимой игрой, и сравнивает результаты с результатами «нормальных» людей. Проблема тут в том, что невозможно определённо сказать, почему мозг испытуемого реагирует на игру — потому что он страдает игровым растройством, или потому что он просто искренне любит эту игру, и она вызывает у него положительные эмоции?

Третий тип довольно редкий — нейробиологи пытаются выяснить, что из себя представляет игровое расстройство, сравнивая его с другими, более изученными «зависимостями». По словам Пшибыльского, эти исследователи часто сталкиваются с зашоренностью академического сообщества: авторитетных психиатры давно решили для себя, чем является и чем не является игровое расстройство, и могут заворачивать исследования, авторы которых смотрят на проблему с непривычного угла.

Наконец, самый редкий тип — исследования способов лечения, авторы которых тестируют действие тех или иных препаратов или иных лечебных средств на «больных». Тут Пшибыльский видит этическую проблему: пока никто не может чётко сказать, что такое игровое расстройство и какие у него симптомы, не стоит проводить опыты на людях.

Фактически, все заявления об «игровом расстройстве» основаны на так называемых «анекдотических доказательствах». К примеру, известно, что почти все серийные убицы носят носки. Если мы не обладаем информацией о том, что носки носит почти всё население планеты, нам может показаться, что убийство как-то связано с носками.

На подобной логике основаны и исследования «игрового расстройства». Согласно некоторым данным, около 95% молодых людей в том или ином виде играет в видеоигры. В жизни большинства из них случаются трудные периоды, которые недобросовестный и предубеждённый исследователь вполне может списать на игровое расстройство.

Согласно прогнозу Пшибыльского, игровая индустрия в нынешнем виде может просуществовать ещё около пяти лет — после этого случится неизбежное массовое столкновение с властями и общественным мнением. Сейчас её практически не регулируют: понимания широкой общественности и, как следствие, чиновников хватает только на лутбоксы, системы pay-to-win и «антисоциальное поведение» в онлайн-играх. Но вскоре регуляторы войдут во вкус, и непременно разберутся в более сложных концепциях.

По мнению учёного, у происходящего несколько ключевых причин.

• Качество научной журналистики упало. В наше время в редкой редакции можно встретить специалиста по науке, который занимался бы фактчекингом новостей о вреде видеоигр.
• В обществе велик запрос на моральную панику: людям постоянно нужны новые «демоны», которых стоит остерегаться, и очень часто таких «демонов» находят именно в видеоиграх. К примеру, автор знаменитого Стэнфордского тюремного эксперимента Филип Зимбардо в 2017 году написал целую книгу о том, что видеоигры якобы делают мальчиков более женственными.
• Самая прозаичная причина — некомпетентные учёные, которых не так уж мало.
• Качественных работ на тему практически нет, поскольку изучать игры гораздо сложнее, чем, скажем, сигареты. Сигарету можно проанализировать в лаборатории, а механизмы, лежащие в основе современных игр, скрыты от посторонних глаз.

Пшибыльский предлагает разработчикам готовиться к тому, что в ближайшее время видеоигры будут стигматизированы ещё сильнее, чем сейчас. Правительства разных стран будут вводить разнообразные ограничения, касающиеся геймплея и монетизации, многие из которых будут «тупыми».

Вероятно, на коробках с дисками появятся предупреждения, как на пачках сигарет, а издателей подвергнут так называемому «налогу на грех», с целью поднять цены на игры и обезопасить от них население.

#разбор