Расщепление. Тур Ульвен

нет, ты вот что пойми: смысл заключается в бессмысленном, именно в бессмысленных словах содержится все, что тебе нужно знать

С древних времен человек ищет себя и ответы на главные вопросы о существовании, жизни и смерти. Кто-то находит смысл у Шопенгауэра, кто-то у Ницше, экзистенциалистов, а может у Гомера или Шекспира. Ульвен скорее всего не даст ответов, но как у истинного художника можно увидеть портрет жизни человека на протяжении многих лет вплоть до смерти. Можно попытаться найти пятнадцать голосов, но нарратив на столько бесшовный, что понять, когда меняется один голос на другой увидеть сложно (пришла мысль, что как раз это и мог взять на вооружение Юн Фоссе, когда бесшовно повествует несколькими сменяющимися голосами). В какой-то момент и вовсе кажется странным, что какая-то женщина занимается отловом блох (что оказалось размышлениями о картинах мастеров ушедших эпох).

Если отдаться потоку повествования Ульвена, то можно увидеть, что в центре жизнь маленького неустроенного человечка в движении к смерти. Некоторые рассказчики даже доходят до крайности, не двигаются (и физически, и духовно), корят себя за неустроенность и пытаются спасти брак и то немногое, что осталось у них на этом свете. В романе Ульвена сталкиваются юность и старость, прошлое и настоящее, свет и тьма. Сюжет автора не интересует. Всё, что нужно знать, есть в деталях (как, например, сцена попытки героев горошиной выключить свет). Наиболее близок Ульвену Петер Хандке с его экзистенциалистским проживанием обыденного и серого. И, конечно, Йенс Лиен с «Неуместным человеком» и Беккет с «Безымянной трилогией» (что неудивительно, так как Ульвен был переводчиком Сэмюэля Беккета и Клода Симона).

Теперь, когда за окном гремит гром, ты, откладывая в сторону рентгеновский снимок и потирая глаза, думаешь о том, что могло бы случиться или, вернее, не случиться, если бы по той или иной идиотской причине ты не осмелился вымолвить свою ложь, а затем повторить ее более твердым голосом: вы бы так и не познакомились, вот что было бы; ты прожил бы другую жизнь, ни больше ни меньше; и ты вздрагиваешь, отчасти от некоей горькой и странной радости, при мысли о том громадном значении, которое приобретают подчас всего несколько слов, о короткой последовательности речевых звуков, удерживающей, будто тонкая паутинка, целое здание театра, того театра с пустой сценой, на которую вы скоро выйдете, каждый со своей стороны, остановитесь и взглянете друг на друга.

Макс Фриш в пьесе «Биография: игра» заставлял своего персонажа снова и снова проживать цепь событий, докапываюсь до первопричины проблемного события. Ульвен ушел от детерминизма и описывает жизнь персонажей как общий поток, случайную цепь событий, что влияет на многие судьбы. Люди живут, отдавшись (или поддавшись?) течению, не особо задумываясь о серости, и лишь иногда (символично) приходится сменить лампочку, чтобы продолжить своё существование:

Свет лампочки зловеще, прерывисто дрожит, будто вместо нитей накала в ней один или несколько светлячков, мечущихся перед смертью: почти гаснет, вспыхивает, снова съеживается, разгорается и, лихорадочно помигав напоследок, окончательно гаснет. Придется сегодня обойтись без чтения. Лампочку можно поменять завтра.