Читаем комиксы по издательствам и по порядку создания: Fantagraphics (USA) #0002-5(of8) Always Comes Twilight (1971, fanzine): перевод на русский рассказа "Анна"

Продолжаем неторопливое плавание в окаменевших остатках былой цивилизации.

Рисунки в фэнзины попадали двумя способами:

1) Богатые родители (хотя в 60-ые в США достаточно было быть средним классом плюс, чтобы хватало с лихвой оплатить почти любое гик развлечение детей) давали деньги подростку, чтобы тот заказал напрямую у известного (или нет) художника комишн - иллюстрацию на заказ в частном порядке.

2) Ещё неизвестные никому художники сами посылали свои иллюстрации издателям фэнзинов (а по факту ещё школьникам), потому что это была отличная реклама для художника. Марвел обратил внимание на фэндом фэнзинов и начал даже публиковать списки вышедших фэнзинов у себя в комиксах, что увеличивало их продажи, что давало большую аудиторию, что позволяло художнику получить шанс быть замеченным среди школоты (получить заказ на комишны) или даже зацепиться за профессиональную среду (так как редакторы комикс издательств тоже почитывали фэнзины).

Как и говорил в первом выпуске, Гэри Роту (основателю издательства "Фантаграфикс") ОЧЕНЬ повезло с отцом. ОЧЕНЬ. У них были настолько тёплые отношения и отец поддерживал мальчика во всех его увлечениях, что позволяло последнему делать кучу вещей, недоступных другим пацанам, а именно:

1) Он покупал и читал вообще все комиксы, что тогда выходили. Сначала, впрочем, родители были скептично настроены, и разрешали Гэри читать комиксы только после того, как он прочитает текстовую книгу, опасаясь, что комиксы для дебилов.

2) Водил сына к себе на работу, где тот с помощью государственного оборудования (отец работал в компании, которая нанимала моряков для военного флота США) ксерокопил свои фэнзины для продажи.

3) Возил сына на почти все коны в Нью-Йорк и Сан-Диего на машине, а это по сути путешествие через континент.
Как сам признался отец Гэри, для него это было тоже всё в кайф, особенно он протащился, когда привёз мальчика на Бостоновский комикс кон, который проходил в отеле, и пока мальчик разговаривал с художниками и сценаристами, он сидел за небольшим столиком и продавал фэнзины сына и их покупали взрослые мужики в очках!

Второй немаловажный факт, почему отец НАСТОЛЬКО топил за сына, это чума, которая стремительно распространялась по стране - идеология хиппи и их безконтрольное употребление наркотиков. По вечернему телевизору каждый день между тв-программами включалась предупреждающий и тревожный ролик со слоганом: "А вы знаете где сегодня вечером находится ваш ребёнок и что делает?". Как признался отец Гэри: он ЗНАЛ, со второго этажа из комнаты подростка практически до глубокой ночи был слышан стук клавиш печатной машинки: мальчик упорно печатал копии своих фэнзинов, чтобы утром продать их одноклассникам или отправить по почте полученные заказы.

Про Фудзитакэ писал в прошлых выпусках. Парень с Гаваев, познакомился с Гэри через письма и дорогостоящие телефонные звонки (которые Гэри мог оплачивать благодаря отцу), тот начал отправлять ему свои рисунки. Интерлюдийная иллюстрация, которая отбивает комикс (данный в прошлом выпуске) и рассказ "Анна" нарисована именно Фудзитакэ.

Рассказ "Анна" написал Энтони Крафт - так и не взлетевший сценарист ряда номеров в многочисленных сериях "Марвел" и "ДиСи". Он почему-то сильно упоролся по Стэн Ли, что впоследствии угасит его написать около 10-ти нон-фишн книг, посвящённых истории "Марвел". Умрёт писатель от ковида в 21 году, а на момент написания рассказа ему пока всего двадцать лет, а впереди большая и интересная жизнь.

Соавтор Джон Циммерман тоже особо не выделился на литературном поприще, оставив после себя с двадцаток нон-фикшн работ по американской армии и НЛО фантазиям. Как почти все евреи-писатели, он не не мог не поставить полиндромнное еврейское женское имя, считающееся одним из почитаемых - Hannah (мать пророка Самуила, помазавшего первого иудейского царя Саула, у нас это имя превратилось в благозвучное Анна), а также не вплести Яхве и Старый Завет. Маленький личный бунт юного еврея, впитавшего кожей бунтарский американский ветер, против многовековых наставлений предков.

Иллюстрации к рассказу сделал Стив Леялоха, ещё один двадцатилетний горящий парень, который вкатился в фэндом фэнзинов, что стало трамплином в профессиональную среду: он потом с 80-ые лет двадцать рисовал на всех тех же "Марвел" и "ДиСи".

Про второго иллюстратора - Рона Уилбера уже рассказывал в прошлых выпусках, он уже мелькал в фэнзине.

Ну и перевод на русский самого рассказа.

«Тилим, Аэргос, Тилим!».

Густой зелёный дым медленно расползался от пылающей жаровни, заполняя тусклую комнату и окутывая непроницаемыми миазмами, её одинокого обитателя - старую каргу. Её глаза сверкали, отражая угли жаровни. Внимательно вглядываясь, она пыталась увидеть там незримое. Наклонившись так низко, что её сморщенный нос оказался всего в двух дюймах над сверкающими углями, она наконец различила искомое видение. Затем, тихонько хихикая, она облила угли глиняно-желтой болотной водой из грубо обожженной вазы. Несколько усиков дыма нашли лёгкий доступ наружу; однокомнатная хижина служила только, в лучшем случае, минимальным укрытием от стихии. Старуха почти сорвала дверь с ее гнилых петель, она поспешила наружу. Указав на лысую фигуру, лениво лежащую на земле, она дала понять, что тот должен приготовить их единственный транспорт — лодку с мелкой осадкой.

Глухонемой отложил свой точильный камень и вернул мачете на пояс. Он нашел ржавое лезвие, полузатопленное на кочке в болоте, и повесил его взамен ранее утерянного, потому что безоружный человек на болотах был либо дураком, либо самоубийцей.

Он потер другой рукой свою лысую макушку и зашагал к их выброшенному на берег судну. Обнаженный до пояса, его сильно загорелый. торс производил впечатление скорее главного евнуха, чем слуги старой карги.

Древняя женщина нетерпеливо постукивала ногой по дёрну, пока немой напрягался, чтобы столкнуть лодку в воду. Грязь отпустила деревянное судно с громким, жидким хлопком, и лодка соскользнула в мутную воду. Ведьма вскарабкалась на борт, игнорируя нескладное шатание и покачивание посудины. Затем немой оттолкнул лодку и сам прыгнул в нее. Закрепив вёсла в замках, он начал грести в указанном старухою направлении.

Ни звука не вырвалось из иссохшего горла карги. Больше часа она направляла глухонемого через болото; их путь отмечал лишь только едва слышный тихий всплеск вёсел. Затем старуха внезапно подняла высоко руку, и немой перестал грести. Лодка мягко ткнулась в побережный пригорок, который легко мог быть когда-то гнездом аллигатора. Выпрыгнув, ведьма вскарабкалась на другую сторону острова, где сразу же бросилась по колено в воду и начала неистово копать мягкую грязь в подбрюшье болота. Мрак поднялся со дна и окрасил воду в трупно-серый цвет. Он прилип к её грязному и рваному платью и покрыл ее руки до локтей.

Наконец, её прощупывающие дно пальцы наткнулись на что-то, что не было болотом, что-то, что не было ни грязью, ни камнем. С новой силой она вцепилась в предмет, пока угол предмета не освободился от грязи. Она тянула и тянула, отчаянно пытаясь разорвать собственническую хватку болота, но бурный всплеск сил заканчивался, быстро покидая её. Последний дикий рывок, и вещь поддалась. Шатаясь, старуха выбралась обратно на гнилую растительность кочки. В своих мокрых руках ведьма держала прямоугольную коробку, ржавую, осклизлую и покрытую комками грязи, но целую и водонепроницаемую. Прижав коробку к своей сморщенной груди, ведьма мяукала над ней, как мать над своим первенцем, в то время как немой повернула судно к дому. Только когда лодка пристала к берегу их острова, ее яростно-материнское отношение изменилось; она жадно смыла грязь с ящика и начала возиться с замком.

Однако задвижка сопротивлялась её слабой и бездумной атаке. Нетерпеливо она жестом дала понять глухонемому, чтобы тот сломал замок, что он и сделал, ударив по нему несколько раз камнем. Он поднял крышку, и ведьма с нетерпением просунула руки внутрь, чтобы схватить толстый, переплетенный в кожу том, запертый в трех местах тяжелыми латунными замками. Её нервные пальцы нащупали для них ключ внутри коробки, и пока она возилась с замками, глухонемой направился к хижине. Внутри он схватил жаровню и два тонких, высоких подсвечника. Выйдя, он направился к похожему на алтарь камню справа от хижины.

Грубо отесанный кусок гранита был древним предметом, совершенно неестественным в этой земле воды и леса. Он был окрашен жёлтым символом силы, но половина рун была скрыта слоями засохшей крови. Чередующиеся оттенки коричневого, серого и желтого образовывали пятнистый, кошмарный узор.

Немой поставил жаровню на алтарь, и установил подсвечники по краям конструкции, запалив фитили на них, погружённые в красный воск. В небе стояла глубокая тёмная ночь.

Карга наблюдала за ним, затем кивнула на уборную за хижиной, немой быстро понял намёк. Он подошел к ней и отпер дверь, потянув на себя. Было достаточно света, чтобы осветить бессознательную фигуру девушки, рухнувшей на пол. Прижимая миниатюрную фигурку к своим сильным рукам, он отнес её к алтарю и привязал к нему четвертьдюймовой манильской пенькой. Затем он сорвал с нее летнюю рубашку и отступил назад, ожидая каргу.

Ночь завладела болотом, но отражение горящих свечей, ярких, как печи ада, пылало в глазах ведьмы. В одной руке она ревностно сжимала книгу; в другой держала длинную прямоугольную коробку из красного дерева, взятую из хижины. Оба предмета ведьма поставила на край алтаря, пока зажигала жаровню. Когда угли загорелись кроваво-яркими всполохами, ведьма открыла том и начала призыв:

«Хай, ниа, Джаве, ниа Морула Ахья Ялан Адонай Морула Хай Мней и'нло Морула

Т'ела Т'ела Т'ела».

Доселе мирное небо загрохотало, заряженное яростью колдовства. По небу покатились ихорные облака, зазубренные бобы молний проносились перед ними. Бешеный, ветер кружился и несся в дикой ярости, низко пригибая болотную траву, срывая ветки с деревьев и взбивая спокойную болотную воду в хищные, пенистые волны.

Всё это ведьма, казалось, игнорировала. Гипнотически уставившись в книгу, она повторяла загадочные не-слова. С третьим стихом своего песнопения она открыла коробку и вытащила изогнутый, с перламутровой рукояткой клинок. Пламя свечей безумно дрожало на ветру, но не гасло, а страницы тома не трепетали. Трижды ведьма пропела стих, предвещавший кульминацию заклинания; трижды она опустила нож, каждый раз касаясь, но не пронзая, обнаженной груди молодой девушки. Ветер, казалось, умолял ее, сводил с ума, и, движимая собственным нетерпением, ведьма торопливо прохрипела третью песнь последнего куплета. Затем, высоко подняв сверкающий нож, карга глубоко вонзила его в девственную грудь девушки.

Притупленные чувства восприятия глухонемого слуги мало что поняли понять из того, что произошло дальше. Воронкообразное облако появилось прежде, чем клинок вонзился в рукоять, и ведьма и алтарь были поглощены визжащей яростью. Подсвечники были сметены на землю, и пламя погасло; жаровня наклонилась и выбросила угли во влажную траву.

И когда воронка поднялась, сильный ветер пронесся по болотной ночи, но не поколебал твердо стоящих ног глухонемого. Он сильно прищурился; поток воздуха замер в мгновение ока, и немой широко раскрыл глаза, увидев багровое сияние, охватившее алтарь.

Труп девочки исчез. А перед алтарем стояла статная женщина с волосами цвета воронова крыла, обнаженная, если не считать тонкой дымчатой набедренной повязки, поддерживаемой поясом из кованых золотых блюдец. В правой руке она держала жертвенный нож, на лезвии которого сворачивалась кровь. Ведьма больше не была ведьмой.

Намеренно, так, чтобы глухонемой мельком увидел кольцо с головой демона, которое она всегда носила, женщина бросила нож в траву у его ног и дала знак, что он должен отнести атрибутику обратно в хижину. Она жестоко улыбнулась про себя, когда темнота ночи медленно овладела алтарем; теперь она знала гораздо больше, чем мгновения назад — безумный летописец действительно многого не записал!

Во время того, что невежественное человечество назвало Потопом, Явех сначала изгнал Тех, Кого Нельзя Назвать, в бездонные ночные ямы какого-то проклятого измерения, которых избегал даже Монарх Ада! А позже, сын Явеха, во время своего «Великого Поста», изгнал тех Неназванных, которые скрывались в Пустыне, оборвав их попытки вернуть право на владение Землёй.

Те, Кого Нельзя Назвать, давно томились в осязаемой, душераздирающей смоле, лелея нечеловеческую ненависть и собирая свои силы. Скоро звезды выстроятся в ряд, чтобы прорвать звёздное время.

Скоро изгнание закончится.

***

Ричард Корд сидел снаружи, прислонившись спиной к трейлеру, наслаждаясь ночным воздухом. Это был его последний день на съёмочной площадке, и завтра они отправятся обратно в Калифорнию. Из кондиционированного салона до него донесся пронзительный смех; вечеринка актеров прошла на ура, несмотря на его заметное всем отсутствие. По праву, звезда фильма должна быть центром таких прощальных вечеринок, но Рик предпочитал уединение ночного мира болот, и, в конце концов, чудачества звезды в индустрии заслуживали удовлетворения коллектива.

Корд недолго снимался в кино; продюсеру, охотившемуся на ферме его отца в Небраске, понравилось, как он выслеживает оленей, и он получил главную роль в фильме о почти забытом герое Войны за независимость, сыграв Фрэнсисе Марлоне — хотя единственной уступкой реальной истории оказалось место съемок — болота и название «Болотный лис».

Ветер поднялся из ниоткуда, загоняя комаров в укрытия. Полтора месяца, проведенных в Эверглейдс, угнетали Рика. Он хотел бы, чтобы рядом был кто-то, с кем он мог бы поговорить, кто не видел бы в нем ступеньку в виде социальной лестницы, приятелем-звездой, которым можно хвастаться при каждом удобном случае.

Ветер, казалось, принес в воздух что-то новое, тонкий, волнующе мягкий аромат.

Подняв глаза, Ричард Корд обнаружил, стоящую перед ним идеальную пару ног, которые расцветали вверх в белую юбку и фиолетовую блузку черноволосой женщины. Она сочувственно улыбалась. «Могу ли я к вам присоединиться?» — спросила она; и не дожидаясь ответа, скользнула вниз на землю рядом с ним. После момента тишины Рик предположил: «Вы, должно быть, из города». Он не видел её раньше, и это было логичный вывод.

Она прочистила горло. «Парень из съемочной группы пригласил меня, но бросил ради какой-то старлетки, которая слишком много выпила».

Типично. Он спросил ее, не хочет ли она посетить его трейлер и послушать музыку, на что она с готовностью кивнула. Поднявшись на ноги, он предложил ей руку и повел к трейлеру. Внутри он поставил альбом Moody Blues.

Налив два стакана хереса, он передал один ей и представился. Она назвала себя Ханной, и он сел рядом с ней на диван; когда она поднесла стакан к губам, он заметил кольцо на ее правом указательном пальце. «Это довольно странная вещь, не правда ли?»

«Это семейная реликвия, которая находится в семье уже более четырехсот лет», — ответила Ханна, протягивая руку, чтобы он мог рассмотреть предмет поближе. Кольцо было сделано из черной головы демона, окруженной замысловатой филигранью из крошечных переплетенных золотых фигурок. Каким-то смутным образом это беспокоило Рика, но он попытался выбросить это из своих мыслей, когда встал, чтобы поставить на стереосистему другую пластинку.

Когда Рик вернулся к ней, Ханна с готовностью держала его стакан. Корд допил напиток и продолжил говорить с женщиной, но с течением минут ему становилось все труднее и труднее сосредоточиться.

«Вы не могли бы проводить меня домой?» Тон её голоса был скорее командным, чем вопросительным.

Рик отупевшим взглядом посмотрел на нее. Его мысли заплелись, а ответы стали медленными и невразумительными. Он кивнул Ханне и последовал за ней наружу, через стоянку оборудования и вниз к скромному причалу. Там плавала мелкосидящая гребная лодка, и его прекрасная проводница вошла в нее, усевшись на носу. Корд отвязал швартовы и сел посередине; оттолкнувшись одним из весёл, он погреб в направлении, указанном Ханной.

Время текло для него почти осмысленно. Двигаясь механически, Рик чувствовал, что что-то не так, но было трудно, очень трудно думать. Только ночные шумы болота, хриплые мычания самцов аллигаторов в брачном возбуждении, плеск и журчание воды нарушали тишину.

Через некоторое время они обогнули низкую точку острова, заросшего деревьями. По настоянию женщины он посадил лодку на мель на песке узкого пляжа. Ханна выпрыгнула и направилась к темному силуэту хижины; и прежде чем он успел сосредоточиться, во мраке появилась коренастая фигура лысого мужчины, жестом пригласившего Корда следовать за собой.

Его таинственный проводник остановился перед уборной и отпер дверь. Внутри лежала безвольная фигура совсем юной девушки, которую он взвалил на плечо, затем жестом пригласил Рика войти. Ошеломленный, Корд вошел, и дверь закрылась и заперлась за ним. Он был изнурен, утомлен, и через мгновение уже спал. Когда Рик позже проснулся, его разум был намного яснее.

Несколько раз моргнув, чтобы снять напряжение в глазах, Рик попытался разглядеть сквозь трещину в стене красный свет, мерцающий в темноте.

Тускло освещенная алыми свечами, возвышающимися над ней, виднелась мрачная гранитная плита, а на ней — девушка, которая до него занимала уборную и в которой он, Ричард Корд теперь был пленником! Над ней покачивалась женщина, Ханна, чьи высоко уложенные волосы цвета воронова крыла были заключены в нежно-серебряную сетку, мерцающую в лунном свете, и которая теперь носила только сероватый набедренный платок и пояс из маленьких золотых блюдец. Она начала петь, хотя Рик не мог разобрать слов.

В отчаянии он бросился на дверь, но не было достаточно места, чтобы набрать инерцию, и щеколда держалась. Он попытался упереться в дверь и приложить равномерное давление, но всё вышло с тем же отсутствием результатов. Корд снова посмотрел в щель.

Ханна теперь держала длинный, изогнутый нож. Откинув голову назад, она повысила голос, когда произнесла кульминацию своего заклинания. Достигнув ушей Рика, слова не смогли произвести на него никакого звукового впечатления, кроме как отправить его мысли в беспорядочное смятение. Она коснулась стальным кончиком обнаженной груди девушки; затем, схватив жертвенный нож обеими руками, Ханна высоко подняла лезвие и вонзила его по самую рукоять в жертву.

Кровь хлынула ручьем из груди девушки, нож и алтарь были в свежей крови. Девушка был без сознания, и к счастью для неё — вероятно, под действием наркотиков. Искра неистово выскочила из содрогающегося умирающего тела в небо и была поглощена чернотой ночи. Огромные непрозрачные разрывы перерезали небеса, и из них возникли вещи, существа, настолько отличающиеся и античеловеческие, что разум Корда восстал.

Отшатнувшись от расщелины, через которую он наблюдал последний, ночной ужас, он начал блевать, в бессилии упав на колени. Те, Кого Нельзя Называть, снова бродили по Земле!

Две тысячи человеко-лет назад они вторглись во владения Яхве, и Он послал Своего Сына, чтобы отбросить их. Теперь они вернулись, питаясь человеческой жизненной силой, чтобы вернуть то, что вечность назад принадлежало им...

Слабый, истощенный эмоционально и физически, Рик прислонился к углу, пытаясь перевести дух. Щелкнула щеколда, и дверь внезапно распахнулась наружу; лысый слуга вернулся за ним.

Немой заставил его подняться на ноги и грубо выдернул наружу. Кожа Корда покрылась холодным потом, когда он увидел, как из ниоткуда появились отпечатки когтей и слизистые следы, пересекающие их путь. Воздух свистел и потрескивал сбивчивым, оглушительным лепетом, который безумно терзал его уши. Они хотели -- требовали его жизненной энергии и его души.

Приблизившись к алтарю, он увидел, как Ханна выдернула нож из трупа и скатила тело с гранита. Страх пронзил его, и он истерически вырвался из рук своего похитителя. Вырвав мачете из-за пояса глухонемого, он слепо помчался к лодке, все еще покоящейся на берегу. Сбежать! Идея пульсировавшая в голове, взорвалась.

С опозданием он увидел, как скользкий след на земле отрезает ему путь к отступлению, и Корд яростно рубанул невидимое существо на своем пути. Мачете яростно отскочило, но импульс удара кинул его вперед; на тошнотворное мгновение он почувствовал отвратительную не-кожу Безымянного существа! А затем он тяжело упал. Его чувства бежали к тем последним твердыням, которыми они обладали. А потом он потерял сознание. Ричард Корд проснулся в последний раз, связанный голым на алтаре. Липкая кровь жертвы, которая предшествовала ему, покрывала плиту, напоминая о случившимся через холодную кожу на его спине. Он закричал, когда острое как скальпель лезвие поднялось, затем пронзило его грудь и нашло его дико-бьющееся сердце. Те, Кого Нельзя Называть, накормлены.

И в бедном шахтёрском городке родился еще один Сын.

КОНЕЦ

Надеюсь вам понравилось (мне - да). До встречи в следующих выпусках.