Адам Буэносайрес. Леопольдо Маречаль
Первая половина XX-го в странах Латинской Америки период бурного расцвета литературы, поиска национальной идентичности и формирования собственной мифологии. В Аргентине появился журнал «Мартин Фьерро», который объединил группу интеллектуалов, в числе которых Хорхе Луис Борхес, Ксул Солар, Леопольдо Маречаль, Оливерио Хирондо и другие. Много позже Маречаль напишет «Адама Буэносайреса», где выведет в виде персонажей своих коллег по цеху.
Во время публикации в 1948-ом году роман прошел незамеченным, но постепенно приобрел статус классики, не в последнюю очередь с подачи Хулио Кортасара. Маречаль написал роман с ключом, все прототипы которого известны — Адам Буэносайрес — сам Маречаль, Луис Переда — Хорхе Луис Борхес, Шульце — Ксул Солар, Сэмюэл Теслер — Хакобо Фихман, Бернини — Рауль Скалабрини Ортис, Фрэнки Амудсен — Оливерио Хирондо. Перед интеллектуалами начала прошлого века стояла непростая задача — отойти от влияния европейской литературы и сформировать собственную идентичность. Маречаль не исключение. Понятно, что сравнений не избежать, тем паче, что произведение Маречаля — по сути «Одиссея», напоминающая «Улисс» Джойса, где выведен вместо Дублина Буэнос-Айрес, который отчасти можно назвать главным героем романа. Но ключевым моментом и квинтэссэнцией романа всё же является сошествие героя в ад, отсылающее к «Божественной комедии» Данте.
Первые пять книг — брожение героя по городу с 27 по 29 апреля в неопределенный год 20-х прошлого века. Маречаль знакомит нас с Буэнос-Айресом, историей пампас в Сааведре, с мифологией гаучо (в одной из сцен появляется призрак Сантаса Веги). Одна из сцен романа — пиршество друзей и рассуждения об искусстве - напомнила одну из главных сцен «Оп Олоопа» Филлоя. Те же рассуждения об искусстве, об иностранцах, об идентичности аргентинцев (рассуждения о неокриоло). Одна из самых красивых сцен — сцена с нищим Полифемом во время путешествия Адама:
Там был некий разбойник по имени Полифем Остроухий, чья страшная работа заключалась в том, чтобы облегчить кошелек пешеходов благодаря средству, столь же простому и старому, как человек: сентиментальному удару. Известно, что Полифем, расхититель душ, страдал полной слепотой, возникшей, по мнению мифологов, в некоторых излишествах его предков. Но как чудесен прохожий, который, презирая пустые глаза Полифема, волновался даже отдаленной возможностью избежать его бдения! Потому что, лишив Полифема всех милостей видимого мира, его уши вместо этого властвовали над восемью направлениями слышимой вселенной, так что даже самый ветер, даже если бы он носил легкие чопины его сестры, ветерка, не смог бы пройти рядом с циклопами, не будучи услышанным. Адам Буэносайрес не стал бы пытаться сделать это невозможное, если бы хитрость слепого и его изысканная театральность не вызывали у него отвращения до негодования. Он мог бы легко избежать дешевого заклинания этой фигуры с гитарроном и всем остальным; но он был уверен, что одна из его монет роковым образом обогатит карманы Полифема, как только этого потребует голос великана. Необходимо было избавиться от внутреннего шока, который мог вызвать голос. Как? Избегая этого непреодолимого крика. Как? Скольжение рядом со слепым, незаметно для него. По какому ресурсу? Адам доверял своим резиновым каблукам.
Из повествования выясняется, что Адам любит Солвей Амудсен. И это чувство становится ключевым объектом исследования в шестой книге (лиричном дневнике), где герой много размышляет о своей любви. Седьмая книга — квинтэссэнция романа, сошествие в Ад (Какодельфию) Адама с проводником Шульце, создателем и демиургом этого Ада. Первый круг сильно напоминает нашу повседневную жизнь со всеми её невзгодами, но чем дальше в глубь, тем больше мифических существ: циклопы, следящие за тем, чтобы обжоры обжирались ещё больше, люди-перья, гермафродиты (одна из самых запоминающихся сцен с философом Теслером, превратившем себя в гермафродита и помогающего пройти через один из кругов Ада), великанша с головами собак вместо грудей. И в конце... нет, не Люцифер во льду... а странное бесформенное желеобразное существо, вмещающее в себя все грехи мира.
По сути роман Маречаля — реконструкция аргентинской мифологии, обогащенная образами европейской литературы и неологизмами, латинизмами, италинизмами, креолизмами, словами коколиче. Местами произведение изобилует скатологическим юмором, но ближе к середине "Адама" ирония Маречаля становится тоньше.