Элизабет Костелло. Дж. М. Кутзее

«Элизабет Костелло» ставит одну из главных тем Кутзее — права животных и их эксплуатация. Стареющая австралийская писательница выступает в качестве доверенного лица Кутзее для исследования философских и этических проблем. Но надо отдать должное автору, он хоть и последователен, но не категоричен в своих идеях. Использование дебатов добавляет дискуссионность доводам в стиле pro et contra.

Кутзее через Костелло идет на провокацию — дешёвые спекуляции, сравнивая потребление (истребление) животных с Холокостом. Эта тема всегда была болезненной. Порождено немало скандалов на этой почве, потому как по-прежнему много сторонников освещения тяжелых моментов истории литературой документально и никак по-другому (вспомнить хотя бы скандал вокруг «Гробницы для Бориса Давидовича» Киша). В романе «Элизабет Костелло» героиню также едва не распяли за сравнения. Но... с другой стороны автор аффектит читателя, приглашает к обсуждению столь болезненной тематики. Хотя... критика не является решением, и, если ты критикуешь, то будь готов предложить свое видение как выйти из ситуации. Этвуд в «Ориксе и Коростеле» пусть и не очень этичное, но всё же предложила решение (выращивание отдельных частей животных для потребления). К тому же есть многолетний тренд на искусственную пищу от фудтехов.

Тема употребления животных пусть и центральная в романе, но не единственная. Кутзее ставит один за другим провокационные вопросы, называя их уроками. Например, об африканском романе. Один из персонажей романа говорит о долгой устной литературной традиции в Африке, о непопулярности чтения в противовес живому общению на континенте (спорно, конечно, что также отмечает Костелло), о неразвитости рынка книг здесь. Писателям приходилось писать с оглядкой на западного читателя, да и писали авторы долгое время на языках бывших колониальных империй (вспомнить, хотя бы “Это цивилизация, мама!”, где Дрисс Шрайби отчасти затрагивает эту же проблему). Да и, если посмотреть на произведения Чинуа Ачебе или Схоластик Мукасонги, авторы поднимают фундаментальные проблемы своих стран (в случае Мукасонги — первой Родины), но не перегружают африканской мифологией и фольклором. Окунаясь в фантазии современных авторов черного континента, западный читатель чувствует себя в своей тарелке, мир не чужд, но как нельзя близок. Ещё одна фундаментальная проблема, что затрагивает Кутзее (опять там же), кризис гуманитарных наук. Но, пожалуй, вопрос можно экстраполировать на весь мир. Отсутствие новых идей, расколдовывание общества, отстранение не только от литературы, философии, религии, но и от общественных наук.

Венцом романа стал переосмысленный парафраз «Врат Закона» Франца Кафки. Костелло встала не только у врат в конце жизни, но перед лицом перемен и в кои-то века должна была отойти от своего релятивизма и выбрать убеждения, коим следовала, будучи живой. Вопрос не такой простой как кажется на первый взгляд. И Костелло, скрепя сердце, приходится согласиться, что они у неё были (а у кого их нет? правда, не все хотят их видеть, проще идти по релятивистскому пути Костелло).

Стилистически роман плотный, и ряд критиков после выхода произведения ринулись критиковать его за дидактизм, что отчасти может быть правдой. Кутзее балансирует на грани. Кому-то может такой стиль не понравиться, но эмоция (приятие иль нет) всегда признак сильного автора. Радует, что Кутзее от романа к роману изменяется и не снижает планку, что несомненно сложно, но как видно по прозе Кутзее - осуществимо.