"Чумные Псы" Ричарда Адамса - от мрачной антиутопии и сатиры до приключений бродячих собак. Часть первая
Поистине трудно написать полноценный обзор на такое многоуровневое, мрачное и глубокое произведение, как "Чумные псы" Ричарда Адамса, английского классика прошлого столетия. Стоит признаться, тяжело было мне даже начать писать, поскольку знакомство с этим произведением и, ранее - с его экранизацией вызвали у меня глубокие и сильные чувства, вплоть до того, что изнутри меня что-то словно испепеляет! Позже. на протяжении нескольких дней тягостные и одновременно - философские впечатления - долго отдавались мне слезами и острой болью в сердце, хотя в свои 27 лет я не должна была позволить себе проявлять подобную слабость...И подобного рода ощущения я испытала на себе впервые в жизни!
Вообще, читать "Чумных псов" Ричарда Адамса, особенно - в первоисточнике произведения – это как продираться сквозь заросли борщевика. Кажется, что вот-вот коснешься чего-то опасного, жгучего, что оставит след надолго. И ты не ошибаешься. Эта книга – о жестокости, о несправедливости, о боли и предательстве, и она оставляет такие же болезненные ожоги на душе, как прикосновение к этому злополучному растению. Но, как и в случае с борщевиком, иногда нужно взглянуть в лицо опасности, чтобы понять, что с ней делать. Книга Ричарда Адамса - прямолинейна, пронзительна, жестока, и оставляет долгое, неприятное послевкусие. Но именно в этой боли – её сила. Ричард Адамс не просто написал историю о двух собаках. Он создал мощное произведение, которое заставляет задуматься о нашей ответственности перед животными и о том, как наши страхи и предрассудки могут приводить к жестокости. И наша задача – не "подстригать" его слова, а сохранить их жгучую силу, чтобы они и дальше продолжали "обжигать" сердца и умы читателей.
Прежде чем мы перейдем, непосредственно, к роману "Чумные Псы", справедливым будет познакомить вас, дорогие читатели, с самим писателем, полное имя которого звучит так: Ричард Джордж Адамс. Родиной мирового классика XX столетия является Великобритания. Знаменитый писатель появился на свет 10 мая 1920 года в городе Ньюбери, Западном Беркшире, в семье местного врача. Примечательно, что в ранние годы жизни Ричарда Адамса мы не наблюдаем никаких творческих порывов, как у Пушкина, к примеру, да и сам он был чрезвычайно далек от литературного мира. До поры до времени, это был никому не известный и ничем не примечательный рядовой гражданин Англии, житель своей эпохи, который, как и многие дети его возраста, воспитывался и учился в пансионе Horris Hill до достижении 13 лет, с 1926 по 1933 год.
Затем Ричард Адамс поступил в колледж Брэдфилд в 1933 году, а пятью годами позже был зачислен в Оксфорд - престижное учебное заведение Великобритании. Также Ричард Адамс служил в армии во время Второй мировой войны, но при этом сам не принимал участия в сражениях. Однако, в годы службы Ричард Адамс и был отобран в Воздушно-десантную роту, где работал связным бригады. После ухода из армии в 1946 году Адамс вернулся в Вустерский колледж, чтобы продолжить обучение еще два года, и получил две степени - бакалавра - в 1948 году, и магистра - в 1953 году. После окончания университета в 1948 году Ричард Адамс поступил на государственную службу , дослужившись до должности помощника секретаря Министерства жилищного строительства и местного самоуправления , позднее входившего в состав Департамента охраны окружающей среды.
Представьте себе: выпускник Оксфорда, государственный служащий, прошедший Вторую мировую войну вдали от фронта – казалось бы, что может связывать его с миром страданий животных, так ярко изображенным в романе "Чумные псы"? До определенного момента мы видим вполне обыденную жизнь простого англичанина, который достигал карьерных высот, занимался образованием и даже обзавелся собственной семьей, стал отцом двоих дочерей. Но лишь в зрелом возрасте, в 1972 году Ричард Адамс впервые вышел из тени и обрел мировую известность благодаря своему дебютному роману - "Обитатели Холмов", который в оригинальной версии называется "Watership Down".
И здесь мы можем провести параллель с нашим писателем, Корнеем Чуковским, который приобрел мировую известность не только благодаря стихотворениям про Муху -Цокотуху, Мойдодыр и Тараканище, но и поэме "Крокодил". Оба автора своих произведений, получивших мировую известность, начинали с того, что просто рассказывали свои истории своим дочерям. Корней Иванович Чуковский сочинил "Крокодила", чтобы хоть как-то отвлечь и развлечь заболевшего ребенка, а Ричард Адамс поведал дочерям свою историю о кроликах из "Обитателей Холмов" во время одной из автопоездок. Как пишет издание "The Guardian", самому Адамсу на тот момент было 52 года, и он работал на государственной службе. Как-то раз дочери будущего классика английской художественной литературы стали умолять отца рассказать им захватывающую историю по дороге в школу. В своем интервью писатель заявил следующее:
«Меня поставили в затруднительное положение, и я начал так: «Жили-были два кролика, Хейзел и Файвер». И я просто взял и продолжил».
Причем, это была отнюдь не милая сказочка для малышей! "Обитатели Холмов" начинались с нечто вроде обычной страшилки, и в ней говорилось о том, как кроликов заманивали в ловушки или травили газом. Сам Ричард Адамс с гордостью вспоминает, как он сам лично пугал своих дочерей страшными историями перед сном:
«Когда ты маленький, ты не различаешь вымысел и реальность. Все это реальность. И слава богу за это. Я не верю в то, что с детьми нужно разговаривать свысока. Читатели любят расстраиваться, волноваться и шокироваться. Помню, как плакал, когда был маленьким, когда мне читали что-то нехорошее, но, к счастью, мои мать и отец были достаточно мудры, чтобы продолжать».
Но вскоре обычная детская страшилка переросла в нечто большее, чем просто в сказку о говорящих животных. Рукопись Ричарда Адамса отклоняли аж семь раз (!), прежде чем читатели и руководители издательств сумели оценить "Обитателей холмов" по достоинству. Как вспоминает сам писатель, рукопись изначально была отклонена четырьмя издательствами и тремя фирмами агентов, которые все заявили, что стиль написания был «слишком обычным для взрослых» и слишком «взрослым», чтобы понравиться детям. Даже спустя годы Ричард Адамс на подобного рода заявления отвечал так: «Ну, кто говорит о детях или взрослых? Это просто книга. Любой, кому она нравится, может ее прочитать, будь то шесть или 66 лет». Примечательно, что сами дочери писателя фактически уговорили отца опубликовать свою первую книгу! Девочки сказали Ричарду Адамсу, что его история слишком хороша для того, чтобы просто ее рассказывать и тратить время впустую, и что он обязательно должен был её записать!
И вот вскоре Англия, а за ней - и весь мир узнал изысканно написанную мрачную, реалистичную и в то же время - захватывающую историю о группе молодых кроликов, сбежавших из своего обреченного логова в поисках нового дома и пытающихся основать новые колонии во время своего путешествия по необъятным просторам Англии. В ходе своих поисков кролики сталкиваются с большим насилием и ужасным диктатором, генералом Ундвортом (англ. Woundwort), что делает историю Ричарда Адамса напоминающей "Скотный Двор" Оруэлла. "Обитатели Холмов" принесли Ричарду Адамсу не только мировую изщвестность, но и и медаль Карнеги, и детскую премию Guardian. О своем творческом пути Ричард Адамс говорит так: «Начинать было довольно трудно. Мне было 52 года, когда я обнаружил, что могу писать. Хотел бы я знать это немного раньше. Я никогда не считал себя писателем, пока не стал им». Адамс следовал принципу Редьярда Киплинга относительно антропоморфной фантастики в плане отображения животных в своем произведении: «Вы приписываете своим животным мотивы, побуждения и идеалы, которых у настоящих животных не было бы. С другой стороны, они в этом смысле очень животные: они никогда не делают ничего, на что настоящие животные были бы физически неспособны».
Что бросается в глаза при чтении произведения Ричарда Адамса? В "Обитателях Холмов" писатель мастерски сочетает в себе как инстинкты и поведение реальных животных в дикой природе, так и их социальную структуру и модель поведения, схожую с человеческой. Ричард Адамс намеренно не идет по пути Редьярда Киплинга или Бианки, в доступной форме объясняющих детям поведение животных в природе, он в обличии тех же кроликов показывает читателям нас самих со стороны, в качестве сатиры! Также примечательно, что все локации в произведении "Обитатели Холмов" вовсе не являются плодом воображения автора! Он описывает вполне реальные кадры существующей английской географии, тем самым явно задавая произведению документальный тон. Так, оригинальное название произведения - Watership Down — дословно: Уотершипский холм, было навеяно реальным расположением холма на юге Англии, в графстве Гэмпшир (или Хэмпшир), неподалеку от города Ньюберри, где родился и жил сам писатель.
Примечательно, что даже персонажи Ричарда Адамса были взяты либо из других литературных источников, либо - из реальной жизни. Так, кролик Файвер, которого у нас переводили, как "Пятерка" или даже "Пятик", в оригинале "Обитателей Холмов" обладал сверхъестественными способностями, мог предсказывать будущее, был сморделирован автором по образу и подобию древнегреческой вестницы Кассандры, чьи предсказания не воспринимались всерьез, а его компаньон получил необходимые знания о военных действиях после беседы Ричарда Адамса с каким-то офицером. Ричард Адамс также приписывает развитие персонажей-кроликов Хейзел и Шишкова от беглецов до кооперативов в своем первом и самом известном романе двум офицерам, с которыми он был на войне, когда служил парашютистом в Корпусе Королевской Армии. Один — капитан-безрассудный эксгибиционист; другой — спокойный, вежливый командир, который в своей тихой манере говорил, что будет сделано. Эти двое были «соперниками друг другу», как говорит Адамс, тем не менее, помогая друг другу стать лучше. Только теперь, в отличие от греческих мифов о пророчице Кассандре, вместо того, чтобы кликать беду на окружающих и пытаться предупредить о ней остальных, в "Обитателях Холмов" кролик Файвер использует свое ясновидение на благо сородичей, нередко выручает их из опасной для жизни ситуации. Но во многом свое влияние на сюжет "Обитателей Холмов" оказали научные труды британского натуралиста Рональда Локли «Частная жизнь кролика», изданные в 1964 году. Ричард Адамс не только отдал дань уважения этому человеку, но и завязал с ним крепкую дружбу и даже стал упоминать его на страницах собственных произведений!
На территории бывшего Советского Союза и Российской Федерации "Обитатели Холмов" издавались ровным счетом шесть раз! Изначально, специально для СССР первый перевод произведения Ричарда Адамса был выпущен в 1975 году в рамках британского журнала, где публиковались отдельные главы из него. Вскоре, в 1988 году отдельно вышел и целый роман Ричарда Адамса в русскоязычной версии, а затем, начиная с 2013 года "Обитатели Холмов" продолжали выходить в печать еще четыре раза. Несмотря на то, что оригинал "Обитателей Холмов" затрагивал преимущественно взрослые, мрачные и тяжелые темы, в частности - смерть, предательство, политика, острое исследование лидерства через персонажей - кроликов в лице Файвера (Пятерки или Пятика в русском переводе), Бигвига (Шишака или Ореха в русской версии) и Хейзел, соответственно, и читатели порой видели в книге Ричарда Адамса то ли притчу, то ли - аллегорию или даже трактовку чрез призму религии, в нашей стране дух произведения был сведен к обыкновенной детской сказке о злоключениях зайцеобразных! И сам оригинал Ричарда Адамса печатался то отдельными главами, то был значительно сокращен из цензурных соображений, и даже не всегда имел устойчивое название! Помимо "Обитателей Холмов", в русскоязычных переводах книги встречались и другие названия: «На Уотершипском холме», «Корабельный холм», «Удивительные приключения кроликов», «Великое путешествие кроликов», но все они сводили всю серьезность повествования к произведениям Женевьевы Юрье для дошкольников и не прижились у широкого круга русскоязычных читателей.
За следующие несколько лет «Обитатели холмов» были проданы тиражом более миллиона экземпляров по всему миру. А затем, уже в 1977 году, на смену им ворвались на литературное поприще ОНИ - "Чумные псы" (англ. "The Plague Dogs"), потрясшие общество того времени своим хлестким, как удар плетки, языком и содержанием, гнетущей атмосферой безысходности и леденящего ужаса, сравнимого с творениями Стивена Кинга и мощным оружием - правдой и реализмом, с горьким привкусом полыни и сравнимыми с прикосновением к борщевику. Кажется, что перед тобой – обычная история про сбежавших собак, но стоит вчитаться, и рискуешь получить болезненный ожог. Ричард Адамс, человек, который большую часть жизни провел на государственной службе, неожиданно ворвался в мир литературы и создал произведение, которое продолжает волновать и тревожить читателей. Его опыт, его забота об окружающей среде и, возможно, его критическое отношение к власти – все это отразилось в "Чумных псах". И наша задача – не смягчать его слова, а сохранить их жгучую силу, чтобы они и дальше продолжали напоминать нам о нашей ответственности перед миром и друг другом.
Как сообщает издание "The Independent", Ричард Адамс пронес любовь к братьям нашим меньшим через всю свою жизнь и даже в свое время активно боролся за их права. В детстве Ричард Адамс был очень начитанным - погрузился в книги Беатрис Поттер, сидя на коленях у матери перед сном, буквально «жил» в «Докторе Дулиттле» Хью Лофтинга (история про врача, что лечил животных, которую впоследствии "скрестили" при переводе с доктором Айболитом Корнея Чуковского), отождествлял себя с Кроликом Питером... Кажется, любовь к животным, пусть и в сказочных образах, зародилась у Ричарда Адамса неспроста. Будучи ребенком, будущий писатель, гуляя по побережью реки Кеннетт со своим отцом, наблюдал за поведением животных, а также должен был по заданию отца угадывать их конкретный вид. Также Ричард Адамс вспоминает, как в детстве остро чувствовал жалость к ослику Иа, когда читал Винни-Пуха:
«Тогда я, конечно, не мог выразить это словами, но я всегда считал несправедливым, что его характер не изменился. Иа был тем, кем был, и он не стал лучше. Но в реальной жизни он мог бы стать лучше».
И спустя много лет писатель начал задумываться о том, как важно ему было развитие персонажей в его собственных творениях. К сожалению, жизнеописание Ричарда Адамса не дает нам конкретных примеров того, почему он написал "Чумных Псов", что именно послужило источником вдохновения для этого романа. Важнее всего то, что Ричард Адамс в свое время, когда еще зооактивистов и волотеров не существовало в современном понимании, являлся активным борцом за права животных на территории Великобритании. Так, в 1977 году писатель принял живое участие в лекционном туре в Канаде, призывая к оппозиции охоте на детенышей тюленей. Затем Ричард Адамс некоторое время занимал пост президента Королевского общества Великобритании по предотвращению жестокого обращения с животными (аналога "Гринпис"), а затем ушел в отставку в знак протеста, поскольку считал, что организация не уделяет достаточного внимания кампаниям в защиту животных.
Ричард Адамс был защитником прав животных, начиная с самого детства, когда он увидел человека, толкающего по улице тележку, нагруженную мертвыми кроликами:
«Это заставило меня осознать в одно мгновение, что кролики [рассматривались как] вещи, и что только в мире младенцев они таковыми не являлись»
Также стоит учесть, что Ричард Адамс был и ярым противником меховой промышленности в целом, называя ее «главным злом для западного мира». Он объяснил: «Когда вы размышляете о том, что [животные] страдают, этого достаточно, чтобы свести вас с ума. Об этом невыносимо думать». На создание произведения "Чумные Псы" Ричарда Адамса, вероятнее всего, сподвиг целый ряд факторов:
- Любовь к животным и борьба за их права - самое очевидное из биографии писателя. Ричард Адамс был известен своей глубокой привязанностью к животным и активной позицией в вопросах защиты их прав. Жестокое обращение с животными, вероятно, вызывало у него сильную эмоциональную реакцию, которая могла стать катализатором для написания "Чумных псов".
Общественный резонанс вокруг опытов над животными: В период написания романа - 1960-е годы - конец 1970-х - в Великобритании и других странах активно обсуждались вопросы этичности проведения научных экспериментов на животных, которые в те времена были широко распространены, и с точки зрения современности могли быть аморальными и недопустимыми, причиняющими страдания живым существам. Протесты и дискуссии на эту тему могли оказать влияние на Адамса и подтолкнуть его к написанию произведения, которое бы привлекло внимание общественности к этой проблеме.
Влияние "Обитателей холмов": Успех "Обитателей холмов" мог дать Адамсу уверенность в том, что он может говорить о серьезных и важных вещах через призму аллегорического повествования о животных. После успеха "Обитателей Холмов" Адамс мог ощущать ответственность за то, чтобы использовать свой голос для освещения важных социальных вопросов.
Как мы видим, процесс написания "Чумных Псов" - это, вероятно, результат сложного переплетения личных переживаний, социальных проблем того времени и личного опыта в литературном плане. При этом, важно подлчеркнуть, что "Чумные псы" – это многослойное произведение, которое затрагивает важные и актуальные темы, волнующие многих людей.
Перейдем, непосредственно, к сюжету "Чумных псов" Ричарда Адамса, где два пса оказываются втянутыми в кошмар, порожденный человеческой жестокостью и предубеждениями. События романа разворачиваются не в вымышленной локации, а в реальном географическом месте Великобритании - Озёрном крае, располодженном в северо-западной части, что явно сближает произведение с предыдущим творением Ричарда Адамса - "Обитатели Холмов", где в качестве места действия автор выбрал холм, расположенный в герцогстве Хэмпшир. Озёрный край – это живописное место, известное своей красотой, горными пейзажами, но также - и своей суровостью. Адамс использует этот образ, чтобы создать контраст между идиллическим пейзажем и жестокостью, которую переживают главные герои. Использование реальной местности также подчёркивает экологические проблемы, поднимаемые в романе. Ричард Адамс использует знакомую локацию, чтобы создать ощущение приземлённости и реализма. Это позволяет читателям легче сопереживать героям и воспринимать их борьбу как нечто важное и значимое.
Реальный Озёрный край имеет долгую и богатую историю, связанную с кельтами, римлянами, викингами и англичанами. Здесь сохранились древние памятники, руины замков и традиционные деревни. Культурное наследие Озёрного края, включая его фольклор, диалекты и обычаи, также может быть интересным материалом для писателей. Также эта английская местность имеет разнообразие ландшафтов: высокие горы, глубокие озёра, густые леса, заболоченные земли и скалистые берега... На протяжении XVIII и XIX веков Озерный край был тесно связан с английской литературой того времени, являлся местом действия и вдохновением для многих известных писателей и поэтов, включая Уильяма Вордсворта, Сэмюэля Тейлора Кольриджа и Беатрикс Поттер. . "Озёрные поэты" сделали этот регион символом романтизма и вдохновения. Наследие этих великих писателей создало особую атмосферу и привлекло в Озёрный край других творческих людей, стремящихся продолжить эту литературную традицию. И Ричард Адамс с его "Чумными Псами" не стал чем-то из ряда вон выходящим в этом плане.
Озёрный край – это не только живописное место, но и регион с суровым климатом и сложными условиями жизни. Контраст между красотой и суровостью делает его интересным фоном для историй о выживании, борьбе и человеческих взаимоотношениях. В предисловии к "Чумным Псам" Ричард Адамс пишет: "названия мест (моего романа, прим. ред.) соответствуют названиям, используемым местными жителями, и в тех немногих случаях, когда они отличаются от названий, напечатанных на картах, я предпочел местное название. Таким образом, в истории говорится о «Рейнусе», а не о перевале «Райноз», о «Буттерилкете», а не о «Бразерилкелде», и о «Низкой Двери», а не о «Лодоре». (Поэт Саути романтизировал написание того, что, несомненно, является местным названием на простом английском языке). Аналогично, такие слова, как lonnin и getherin, пишутся фонетически, поскольку ни один житель Озерного края не стал бы говорить о "lonning" или о "gathering sheep".
Оригинал строки звучит так:
"The place-names are those in use by local people, and in the few cases where these differ from the names printed on maps, I have preferred local use. Thus the story speaks of "Wreynus," not "Wrynose" Pass, of "Bootterilket" rather than "Brotherilkeld" and of "Low Door" rather than "Lodore." (The poet Southey romanticized the spelling of what is, surely, a local name in plain English.) Similarly, words like lonnin and getherin are spelt phonetically, since no Lakelander would speak of a "lonning" or of "gathering sheep."
Ричард Адамс не только перечисляет реальные географические объекты Озерного края, но и указывает во введении романа, что с незапамятных времен жители Озерного края говорят на самом сложном и трудном в произношении английском диалекте - "джорди". Вот пример из текста:
"В 1715 году, когда шотландские якобиты восстали против недавно коронованного английского короля Георга I, граждане Ньюкасл-апон-Тайн, недалеко от Англо-шотландская граница закрыла ворота города перед двигавшимися на юг мятежниками, тем самым способствуя их поражению. Недовольные мятежники прозвали их «Джорди» (произношение «Джорджи» в Северной стране), и это стало термином для любого жителя Тайнсайда или Нортумберленда и Дарема в целом, а также для диалекта, на котором там говорили. Из всех диалектов, на которых говорили на Британских островах, джорди для иностранного гостя является самым трудным для понимания. Послушайте, как рабочие Тайнсайда разговаривают между собой, и, по всей вероятности, вы вряд ли поймете хоть слово. Это во многом потому, что еще тысячу лет назад эта область Англии — шотландская граница — входила в состав датского королевства викингов".
Оригинал звучит так:
"I n 1715, when the Scotch Jacobites rose against the newly crowned English King George I, the citizens of Newcastle-upon-Tyne, near the English-Scotch border, shut the city's gates against the southward-moving rebels, thus contributing to their defeat. The disgruntled rebels nicknamed them "Geordies" (the North Country pronunciation of "Georgie") and this became the term for any inhabitant of Tyneside, or of Northumberland and Durham generally, as well as for the dialect spoken there. Of all dialects spoken in the British Isles, Geordie, to a foreign visitor, is the hardest to understand. Listen to Tyneside workingmen talking among themselves and in all probability you'll understand hardly a word. This is largely because, as recently as a thousand years ago, this area of England--the Scottish border--formed part of the Danish Viking realm".
Ричард Адамс сразу же погружает читателя в специфическую географическую и культурную среду. Это подчеркивает уникальность и самобытность этого региона, отличающую его от остальной Англии. Он показывает, что Озёрный край - это не просто красивый пейзаж, но и место с собственной историей, языком и людьми. яТакже автор заранее задает в своем произведении тон отчуждения, изгойства и непонимания между животными и людьми, а также - между разными группами людей (городскими и сельскими, местными и приезжими). Упоминание исторических фактов о происхождении диалекта "джорди" придает роману ощущение достоверности и документальности. Адамс как бы говорит читателю: "Я хорошо знаком с этим регионом, его историей и культурой". Это усиливает эффект от повествования и заставляет читателя более серьезно относиться к поднимаемым проблемам.
Также Ричард Адамс в предисловии упоминает, что черпал вдохновение для своего романа из трудов таких исторических личностей, как «Жертвы науки» Ричарда Райдера и «Освобождение животных» Питера Сингера. Ричард Райдер был британским философом, психологом и одним из основоположников движения за права животных в 1973 году. Его книга - "Жертвы науки" - содержит в себе конкретные примеры экспериментов, проводимых над животными, и, вероятно, она дала Ричарду Адамсу возможность более глубоко исследовать эту тему и детализировать ее в своем романе.
Питер Сингер - это австралийский философ и профессор биоэтики Принстонского и Мельбурнского университетов. Его книга «Освобождение животных. Новая этика нашего обращения с животными» (англ. "Animal Liberation: A New Ethics for Our Treatment of Animals") была опубликована в 1975 году, за два года до выхода в печать "Чумных Псов" Ричарда Адамса. Вместе с тёзкой писателя, Ричардом Райдером, Питер Сингер разработал термин "видовая дискриминация" по отношению к животным, над которыми проводятся научные исследования. В своей книге философ утверждал, что подопытные животные - это живые существа, и что права животных должны быть основаны скорее на их способности чувствовать боль, чем на их интеллекте. Сингер подчеркивает, что животные заслуживают такого же уважения и защиты, как и люди, и что проведение над ними экспериментов, причиняющих страдания, является морально неприемлемым. Хотя эта трактовка и вызвала споры в научных кругах, Ричард Адамс явно разделял идеи Питера Сингера и отразил право животных на жизнь без боли и страданий в своих "Чумных Псах".
И в конце вступления во введении к роману Ричард Адамс знакомит читателей с некоей лабораторией, "концлагерем" для животных, где проводятся различные эксперименты над животными, в частности - садистские, антигуманные и даже не имеющие ничего общего с научными открытиями и исследованиями:
"В Озерном крае нет такого места, как Animal Research (Scientific and Experimental). В действительности ни одна испытательная или экспериментальная станция не охватывала бы такой широкий спектр работ, как Animal Research. Однако каждый описанный «эксперимент» — это тот, который действительно где-то проводился на животных. В этой связи я признаю, в частности, свой долг перед двумя книгами: «Жертвы науки» Ричарда Райдера и «Освобождение животных» Питера Сингера".
В этой цитате тонко завуалировано крайне негативное отношение автора к экспериментам над животными. В оригинале романа "Чумные Псы" наименование лаборатории - Animal Research (Scientific and Experimental), сокращённо - ARSE - представляет собой, как аббревиатуру, которую можно дословно перевести, как "Научные и Экспериментальные Исследования на Животных", а также - сленговое слово из британского диалекта, обозначающее "пятую точку". Ричард Адамс как бы в саркастической форме говорит, что проводимые в лаборатории исследования - это полная "задница" (в переносном смысле), и что с научными открытиями и пользой для человечества в целом они явно ничего общего не имеют.
И подтверждением моих слов служит проводимый эксперимент над собакой, которую неоднократно заставляют тонуть в металлическом резервуаре, дабы проверить животное на выносливость, насколько долго оно сможет продержаться, после чего несчастного пса, когда он достигал дна, часто реанимировали и возвращали в вольер:
"Вода в металлическом баке переливалась вбок, и тягучая рябь пробегала по краю, достигала угла и исчезала. Под электрическим светом разбитая поверхность была граненой, как потрескавшееся зеркало, водянистый арлекиновый плащ наклонных плоскостей и ромбов в движении, в один момент тусклых, как камень, а в следующий сверкающих, как скальпели. Тут и там, где в течение последних двух часов вода была загрязнена, позолоченные полосы мочи и плавающие, похожие на икру пузырьки слюны качались более набухшим образом, таким образом, наводя на мысль — если кто-то из присутствующих был восприимчив к такому предположению — об иллюзии, что это не вода, а, возможно, какая-то более густая жидкость, например, те смеси джема и несвежего пива, которые подвешивают в стеклянных банках, чтобы топить ос, или темные лужи, разбрызганные копытами и резиновыми сапогами на бетонном полу коровников Лейкленда.
Мистер Пауэлл, держа в руке блокнот, наклонился через фланцевый и нависающий край резервуара, протер очки рукавом и посмотрел вниз на два или три фута на содержимое внизу. «Я думаю, он уплотняется, шеф», — сказал он. «О, нет, подождите секунду». Он замолчал, откинул манжет своего белого халата, чтобы избежать еще одного, пусть и слабого, всплеска, а затем снова наклонился над водой. «Нет, я был прав в первый раз — он плывет. Вы хотите его сейчас вытащить?» «Когда он окончательно затонет и перестанет двигаться», — ответил доктор Бойкотт, не отрывая взгляда от бумаг на столе. Хотя в комнате не было сквозняка или движения воздуха, он положил два графика и журнал один на другой и использовал тяжелый секундомер в качестве пресс-папье, чтобы убедиться, что они остаются там, где он намеревался их оставить. «Я думал, что ясно дал понять на днях», — добавил он ровным, вежливым тоном, «какой точный момент должен быть извлечен». «Но вы же не хотите, чтобы он утонул, не так ли?» — спросил мистер Пауэлл, и в его голосе проскользнула тень беспокойства. «Если он...» «Нет!» быстро вмешался доктор Бойкотт, как будто проверяя его, прежде чем он успеет сказать больше. «Это не имеет ничего общего с нуждой», продолжил он через мгновение. «Оно не предназначено для того, чтобы утонуть — по крайней мере, в этот раз; и я думаю, что, вероятно, не будет и в следующий раз — в зависимости от результатов, конечно».
Роман знакомит нас с двумя сотрудниками лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE - ученым доктором Бойкоттом и его ассистентом - Стивеном Пауэллом. Ричард Адамс не дает нам в начале истории никакого описания внешности этих персонажей, а сразу же сосредотачивает свое внимание на их деятельности. Доктор Бойкотт и Стивен Пауэлл русскоязычным читателям могли напомнить профессора Филиппа Филипповича Преображенского и его ассистента - доктора Борменталя из "Собачьего сердца" Михаила Булгакова. И да, в этом есть определенное сходство. Как и профессор Преображенский, доктор Бойкотт описан в "Чумных Псах" Ричарда Адамса, как черствый и бесчувственный человек, не испытывающий сочувствия ни к животным в своих экспериментах, ни даже к своему подчиненному. Но, в отличие от доктора Борменталя, ассистент доктора Бойкотта - Стивен Пауэлл - показан в книге, как несколько нервный и боящийся своего начальника, относящийся к подопытным животным с сочувствием, которое боится высказать вслух, дабы не выставить себя некомпетентным специалистом.
Помимо описания самого эксперимента, Ричард Адамс знакомит нас и с самим подопытным - псом по кличке Роуф. Именно такая кличка была у персонажа в оригинале произведения, и с нашей стороны будет правильно использовать ее без локализации и адаптаций. Роуф - это не просто кличка подопытной собаки, а сама суть персонажа Ричарда Адамса! В оригинале "Чумных Псов" мы отчетливо видим, что "Роуф" имеет прямое происхождение от английского слова "Rowf! Rowf! Grrrrrr-owf!”, обозначающего рычание и грубый, хриплый лай собаки, как показано в этом отрывке:
"“Rowf! Rowf! Grrrrrr-owf!”
As it barked, its head turned quickly this way and that, seeking an assailant.
“Grrrrr-owf! Rowf! Rowf!”
All over the block other dogs took up their cues.
“I’d fight you all right, if I could only get at you!”
“Why don’t you shut up?”
“D’you think you’re the only one who hates this damned place?”
“Why can’t we have some peace?”
“Ow! Oow! That’s the damned dog that wants to be a wolf!”
“Rowf!” said the terrier quickly. “Rowf, lie down before the lorry comes—I mean, before the leaves catch fire! I’m falling as fast as I can. Be quiet and I’ll reach you.”
Перевод текста на русский:
"«Роуф! Роуф! Гррррр-оуф!»
Пока он лаял, его голова быстро поворачивалась в разные стороны, ища противника.
«Гррррр-оуф! Роуф! Роуф!»
По всему кварталу другие собаки подхватили его реплики.
«Я бы с тобой подрался, если бы только мог добраться до тебя!»
«Почему бы тебе не заткнуться?»
«Ты думаешь, ты единственный, кто ненавидит это проклятое место?»
«Почему мы не можем немного пожить в мире?»
«Ой! Ой! Это проклятая собака хочет стать волком!»
«Роуф!» быстро сказал терьер. «Роуф, ложись, пока не приехал грузовик — я имею в виду, пока не загорелись листья! Я падаю так быстро, как только могу. Замолчи, и я до тебя доберусь».
Примечательно и то, что Роуф в оригинале книги "Чумные Псы" описан Ричардом Адамсом, как дворняга, черный, беспородный и ничем не примечательный пёс. И такой выбор породы имеет смысл в контексте повествования. Дворняги часто символизируют приспособляемость, выносливость и близость к природе. Эти качества прекрасно подходят для истории о выживании и борьбе за жизнь. Роуф, как персонаж, иллюстрирует ту собачью натуру, что позволяет ему адаптироваться к жестоким условиям. Дворняги вообще неприхотливы и непредсказуемы, это - символ маргинальности, уязвимости, бездомной собаки, чрезвычайно агрессивной и не имеющей никакой ценности в глазах общества! Черный цвет часто ассоциируется с мраком, неизвестностью, а в данном контексте – цвет шерсти Роуфа - еще и с бедами, которые несет эксперимент, в котором он участвовал.
"Большая дворняга в резервуаре продолжала бороться передними лапами, но теперь так слабо, что ее тело от шеи до крестца висело почти вертикально в воде. Уши, похожие на уши спаниеля, были растопырены, плавая по обе стороны головы, как крылья, но глаза были погружены, и только черный, изящно лировидный нос вырвался на поверхность. Пока мистер Пауэлл наблюдал, он тоже ушел под воду, снова поднялся на мгновение, а затем затонул.
Доктор Бойкотт щелкнул секундомером. Мистер Пауэлл, быстро оглядываясь назад, чтобы проверить, заметил ли он ил (так как его начальник был особенно внимателен к чистоте оборудования), сделал мысленную заметку настоять на том, чтобы Тайсон, смотритель и главный смотритель, опорожнил и почистил бак завтра. Затем, сделав поправку на преломление с помощью навыка, полученного в результате определенной практики, он погрузил крюк, зацепил ошейник собаки и начал тащить ее на поверхность. Однако через мгновение он запнулся, бросил крюк и встал, морщась, в то время как тело снова опустилось на дно бака".
Вот так вот жестоко и мрачно начинается повествование про дворнягу Роуфа. Именно его и заставили неоднократно принимать участие в том совершенно бессмысленном и садистском эксперименте с утоплением в металлическом резервуаре, также неоднократно реанимируя при этом. Неудивительно, что вследствие опытов Роуф оказался глубоко травмированным псом - у него развились ПТСР, синдром выученной беспомощности, неконтролируемая ярость, сильная ненависть и глубокое недоверие не только к Белым Халатам, как псы называли ученых, но и к человечеству в целом, и гидрофобия. С каждым днем Роуф вынужден был отчаянно бороться в железных стенах резервуара за каждый вдох. Пёс барахтался лапами, пытаясь выбраться из ледяных вод, пронизывающих его до костей, но с каждым движением словно какая-то неведомая сила постоянно тянула его ко дну. Люди в белых халатах лишь отстраненно наблюдали за происходящим, фиксируя что-то в своих блокнотах и не желая прийти Роуфу на помощь. В глазах черного дворового пса они сливались в неясные, безликие тени. Роуф не помнил, сколько времени минуло с тех пор, как его погрузили в воду. Пес уже переставал даже ощущать, где верх и где низ - все слилось в одну бесформенную массу.
Каждый вдох давался Роуфу с неимоверным трудом, он хрипел. Вода заполняла ему легкие, выжигая их дотла. Но самым испепеляющим и неистовым стремлением была ненависть. К воде, в которой он проводил часы напролет, пока онемевшие от холода лапы откажут служить ему, и недвижное тело несчастного пса не погрузится на дно резервуара, как тяжелый корабельный якорь. К людям в белых халатах, которые держали его в тесном вольере с другими собаками, обреченными на страшную участь. Уголь, что ранее тлел в душе Роуфа, когда ледяной озноб пронизывал его насквозь, теперь пылал ярче, неугасимм и всепоглощающим огнем, который уже невозможно было потушить и погасить. После "воскрешения" он чувствовал себя сломанной игрушкой. Мир казался чужим и враждебным. В каждом шорохе слышался звук захлопывающейся крышки бака, в каждом белом халате – угроза. Сама мысль о ней вызывала приступ неконтролируемой ярости и глубокий, почти первобытный страх. Страх неминуемой смерти. Он много раз смотрел ей прямо в глаза, но ему не давали умереть… С того момента Роуф готов был разорвать на куски любого, кто приблизится к нему с ведром или шлангом. Да и без всего отныне никто не смел приближаться к Роуфу безнаказанно.
Ассистент доктора Бойкотта, Стивен Пауэлл, принимавший участие в этом "эксперименте", столь же чудовищном, как картины Иерома Босха, отныне не смел показаться на глаза Роуфу и не упускал момента надеть на него намордник ради обеспечения собственной безопасности. Он называл Роуфа "мерзавцем" за глаза и в глаза, ругал последними словами, словно не осознавая того, что сотворил собственными руками! Ночь черной пеленой застилала вольер лаборатории, но она не могла залечить раны Роуфа, избавить от боли и тех кошмарных видений, преследовавших его неоднократно.
Каждый раз как удар ножом в легкие. И запах. Запах страха. Металлический привкус крови во рту. Доктор Бойкотт, его ассистент - Стивен Пауэлл и вся "коллегия" лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE - настоящие монстры. Они смотрели на собак, как на вещи. Как на куски мяса. Ни капли сочувствия, ни проблеска человечности. Псы были для них просто цифрами. Номерами в клетках. Исследовательский центр Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE - это ад, где нет места надежде. Только отчаяние. . Только ощущение, что это никогда не закончится. Удары оставляют ощущение, что тебя разрывают на части. Беспомощность… это самое страшное. Знать, что ты ничего не можешь сделать, что твоя боль ничего не значит. Ты просто ждешь следующего удара, следующей пытки. Одиночество… даже когда вокруг были другие собаки, Роуф чувствовал себя совершенно один. Как будто часть его умерла в этом месте.
Металлические клетки, как гробы. Ты смотришь сквозь прутья на других, таких же сломленных, как ты. И знаешь, что они – твои товарищи по несчастью, но ты слишком сломлен, чтобы даже попытаться установить контакт. Только всепоглощающая ненависть. В своей беседе с другими подопытными собаками из вольера лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE Роуф категорично заявил, что терпеть не может воду:
"Rowf barked once more, stared frenziedly round, then slowly lowered his head, came up to the wire and began to sniff at the other's black nose pressed between the mesh. A few moments more and he lay down, rubbing his big, rough-coated head backwards and forwards against one of the stanchions. Gradually the hubbub in the draughty block subsided.
"You smell of the metal water," said the terrier.
"You've been in the metal water again, so I tell, so I smell, well well." There was a long pause.
At last Rowf said, "The water."
"You smell like the water in my drinking-bowl. Is it like that? The bottom's dirty, anyway. I can smell that, even if my head is done up in chicken-wire."
"What?"
"My head's done up in chicken-wire, I said. The whitecoats fastened it all round."
"When did they? I can't see it."
"Oh, no," replied the terrier, as though brushing aside some quite unreasonable objection, "of course you can't see it!"
"The water," said Rowf again.
"How did you get out? Do you drink it or does the sun dry it up or what?"
"I can't remember," answered Rowf. "Get out--" He dropped his head into the straw and began biting and licking at the pad of one fore-foot. After some time he said, "Get out--I never remember getting out. They must pull me out, I suppose. Why can't you let me alone, Snitter?"
"Perhaps you're not out at all. You're drowned. We're dead. We haven't been born. There's a mouse--a mouse that sings--I'm bitten to the brains and it never stops raining--not in this eye anyway."
Rowf snarled at him. "Snitter, you're mad! Of course I'm alive! Leave your face there if you don't believe me--" Snitter jerked his head back just in time.
"Yes, I'm mad, sure as a lorry, I'm terribly sorry. The road--where it happened--the road was black and white--that's me, you know--" He stopped as Rowf rolled over in the straw and lay once more as though exhausted.
"The water, not the water again," muttered Rowf. "Not the water, not tomorrow--"
He opened his eyes and leapt up as though stung, yelping, "The whitecoats! The whitecoats!"
Перевод диалога:
"Роуф снова залаял, бешено огляделся, затем медленно опустил голову, подошёл к проволоке и начал обнюхивать чёрный нос другого пса, зажатый между сетками. Ещё несколько мгновений – и он лёг, потирая свою большую, покрытую жёсткой шерстью голову взад-вперёд об одну из стоек. Постепенно шум в продуваемом сквозняком блоке утих.
- Ты пахнешь металлической водой, - сказал терьер.
– Ты снова был в металлической воде, как я и говорю, поэтому я и чувствую этот запах, ну что ж. – Последовала долгая пауза.
Наконец Роуф сказал: – Вода.
– Ты пахнешь как вода в моей миске. Она такая же? Дно все равно грязное. Я чувствую это, даже несмотря на то, что моя голова обмотана проволокой.
– Что?
– Я говорю, моя голова обмотана проволокой. Белые Халаты обмотали ее всю.
– Когда это они? Я не вижу.
– О, нет, – ответил терьер, как будто отмахиваясь от какого-то совершенно необоснованного возражения, – конечно, ты не можешь этого видеть!
– Вода, – снова сказал Роуф.
– Как ты выбираешься? Ты ее пьешь, или солнце ее высушивает, или что?
– Я не помню, – ответил Роуф. – Выбираюсь… – Он опустил голову в солому и начал кусать и вылизывать подушечку одной из передних лап. Спустя какое-то время он сказал: – Выбираюсь… Я никогда не помню, как выбираюсь. Должно быть, они меня вытаскивают, наверное. Почему ты не оставишь меня в покое, Сниттер?
– Возможно, ты вообще не выбирался. Ты утонул. Мы мертвы. Мы не были рождены. Там мышь – мышь, которая поет – меня искусали до мозга костей, и дождь никогда не прекращается – во всяком случае, в этом глазу.
Роуф зарычал на него. – Сниттер, ты сошел с ума! Конечно, я жив! Убери свою морду отсюда, если не веришь мне!
Сниттер вовремя отдернул голову.
– Да, я сошел с ума, как черт возьми, мне ужасно жаль. Дорога… там, где это случилось… дорога была черно-белой… это я, знаешь ли… – Он замолчал, когда Роуф перевернулся в соломе и снова лежал, словно измученный.
– Вода, только не вода, – пробормотал Роуф. – Не вода, не завтра… Он открыл глаза и вскочил, словно ужаленный, с криком: – Белые халаты! Белые халаты!"
В данном абзаце выражение "меня искусали до мозга костей" - это в оригинале у Ричарда Адамса - английская идиома "bitten to the brains", эквивалент идиомы "Picked my brains". Ричард Адамс хотел сказать, что персонаж слишком много думает, ЧТО с ним и с Роуфом происходит, пытается ОСМЫСЛИТЬ происходящее. Во фразе пса "It never stops raining--not in this eye anyway" ("этот дождь никогда не прекратится! По крайней мере, в этом глазу") мы видим метафору на английском языке, Сниттер пытается выразить чувство подавленности, постоянной озабоченности или беспокойства в связи с пережитым от экспериментов ученых, мы видим тяжелое эмоциональное состояние и психическое расстройство, ведь как Ричард Адамс пишет далее по сюжету, псу провели радикальную операцию на мозге, объединив его сознание и подсознание, что привело к необратимым последствиям и галлюцинациям! Ричард Адамс рисует образ фокстерьера, борющегося с навязчивыми мыслями и всепроникающим чувством подавленности негативными эмоциями. Это способ описания ума, который постоянно активен и обременен, неспособен обрести покой или передышку). Когда Роуф зарычал на Сниттера: "Of course I'm alive! Leave your face there if you don't believe me" ("Сниттер, ты сошел с ума! Конечно, я жив! Убери свою морду отсюда, если не веришь мне!"), то здесь мы видим ещё одну английскую идиому "Leave your face" в значении "оставь меня в покое!". Вот такую эмоциональную сцену рисует нам Ричард Адамс в оригинале "Чумных Псов" 1977 года".
Ассистент доктора Бойкотта, Стивен Пауэлл, даже в романе советует ученому надеть на Роуфа намордник, ибо, по его собственным словам, этот черный дворовой пёс стал брутален и неуправляем: «Только этот, семь-три-два, известен тем, что иногда бывает настоящим мерзавцем, и он может прийти в себя и наброситься на меня — внезапно, знаете ли», - сказал мистер Пауэлл. После того, как Роуфа после того, как пес едва не утонул, вытащили из резервуара в очередной раз и реанимировали, он вернулся в вольер лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, описанный автором таким образом:
"Сарай состоял в общей сложности из сорока загонов, расположенных в два двойных ряда. В большинстве из них содержались собаки, хотя один или два пустовали. У большинства загонов все четыре стороны состояли из прочной проволочной сетки, так что для обитателей этих загонов было три стены и три соседа-соседа-собаки, за исключением тех случаев, когда соседняя клетка оказывалась пустой. Однако загон семь-три-два, находясь в конце ряда 4, а также в конце квартала, имел одну кирпичную стену, которая фактически была частью периферийной стены самого здания.
Поскольку соседний загон в ряду 4 оказался пустым, у семь-три-два был только один сосед — собака в клетке спина к спине в ряду 3, также расположенной у кирпичной стены. В данный момент эта собака не была видна, и, очевидно, находилась в своей конуре (поскольку в каждом загоне была конура), хотя имелись признаки пребывания — хорошо обглоданный резиновый мяч в углу, пожелтевшая лопаточная кость без остатков мяса, несколько свежих царапин вдоль кирпичной кладки, немного экскрементов, полупустая миска для воды и, конечно же, этикетка на двери: 815. ХИРУРГИЯ МОЗГА, ГРУППА D. Г-Н С. В. К. ФОРТЕСКЬЮ. По всему интерьеру сарая витал всепроникающий запах собаки, а также резкие запахи чистой соломы и бетона, смытого водой и жидкостью Jeyes. Однако через высоко расположенные, подвешенные к низу воронки, большинство из которых были открыты, проникали другие запахи, принесенные свежим ветром — папоротник и болотный мирт, овечий помет и коровий навоз, дубовые листья, крапива и озеро в сырые сумерки. Вечер темнел, и несколько электрических лампочек — по одной в каждом ряду — казалось, по мере того как сгущались сумерки, не столько заменяли уходящий день, сколько образовывали отдельные пятна желтого света, слишком твердые, чтобы их мог растопить мягкий сумрак, от которого ближайшие собаки отводили глаза. В квартале было на удивление тихо.
Тут и там собаки возились в соломе. Одна из них, коричневый ретривер с большим шрамом поперек горла, время от времени скулила во сне, в то время как дворняга-гончая с тремя ногами и забинтованным обрубком неуклюже спотыкалась и билась о стенки своего загона с мягким, жилистым звуком, похожим на тот, который издает джазовый барабанщик щетками. Однако ни одна из тридцати семи собак в квартале не казалась достаточно живой или достаточно встревоженной или возбужденной, чтобы подать голос, так что тихие вечерние звуки ясно мерцали в их ушах, как солнечный свет, мерцающий сквозь листья березы, мерцает взад и вперед в глазах младенца, лежащего в своей кроватке: далекий зов пастуха: «Кум-бай, кум-бай!»; проезжающая повозка по дороге в Конистон; плеск (еле различимый для слуха собак) озерной воды о камни; рывки ветра в жестких травяных кочках; и быстрое карканье: «Назад, назад, назад» куропатки где-то в вереске".
Как мы видим в приведенном отрывке, Роуф был не единственным обитателем вольера. В общей сложности, в лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE содержалось тридцать семь собак, но главными героями произведления Ричарда Адамса сьтали ТОЛЬКО две из них .Помимо самого Роуфа, Ричард Адамс ввел в повествование еще одного главного героя, пса по кличке Сниттер. Кличка происходит от английского слова "Snitter", означающее тихое поскуливание, нервный лай, дрожащий звук, издаваемый от страха. Также, возмождно, имя персонажа отсылает и к одноименной местности в Англии. По сюжету "Чумных Псов", Сниттер является столь же травмированным псом, как и дворняга Роуф. Так, из предоставленной автором информации, нам известно, что Сниттер - это терьер или фокстерьер с гладкошерстной черно-белой головой, которая была чем-то обмотана:
"Терьер, безусловно, представлял собой странный вид, поскольку на первый взгляд казалось, что он носит что-то вроде черной шапочки, из-за чего он скорее напоминает одного из тех животных в детских комиксах, которые, хотя рисовальщик мог придать им голову кошки, собаки, медведя, мыши или кого угодно, тем не менее носят одежду и даже могут зайти так далеко, чтобы обладать неподходящими анатомическими особенностями (локтевыми суставами, например, или руками).
Действительно, в той мере, в какой шапочка является головным убором, на нем была надета черная шапочка, хотя на самом деле это была хирургическая повязка из прочной клеенки, надежно закрепленная на голове перекрестными полосками липкого пластыря таким образом, чтобы собака не царапала и не беспокоилась об антисептической ворсинке под ней. Весь этот прибор, имеющий форму ромба, был лихо наклонен над правым глазом, так что терьеру, чтобы смотреть прямо перед собой, приходилось наклонять голову вправо — манера, которая придавала ему довольно знающий вид. Достигнув проволоки, он потерся об нее одним ухом, как будто пытаясь ослабить повязку, но почти сразу же прекратил это, морщась, и присел рядом с тем местом, где лежал большой черный пес с другой стороны".
Выбор породы фокстерьера для Сниттера не случаен - в конце 1970-х годов фокстерьеры были достаточно популярной породой, но при этом, как и любые терьеры, ассоциировались с энергичностью, самостоятельностью и даже некоторым упрямством. В контексте книги эти черты характера могут быть интерпретированы следующим образом:
- Энергичность и настойчивость: Отражают его стремление к выживанию и желание найти правду о том, что с ним произошло.
- Самостоятельность и упрямство: Подчеркивают его независимость от людей, его способность выживать в сложных условиях.
Кроме того, фокстерьер – это рабочая собака, выведенная для охоты на лис. Эта "охотничья" природа может быть ироничнопротивопоставлена его положению жертвы в научных экспериментах. Черно-белый окрас Сниттера также не случаен в произведении Ричарда Адамса. В контексте книги, где поднимаются вопросы морали и этики научных экспериментов, черно-белый цвет может символизировать дихотомию между добром и злом, правдой и ложью, человечностью и жестокостью. Сниттер как персонаж – это не просто жертва экспериментов, но и носитель определенной моральной позиции.
Лишь несколькими главами позже мы узнаем о том, что Сниттер также стал жертвой бесчеловечных экспериментов со стороны ученых - провели множество операций на мозге фокстерьера, объединив его сознание и подсознание, что крайне негативно сказалось на состоянии пса - он был гипербдительный, нервозный, испытывал галлюцинации, но также и обладал сверхспособностями, как и один из кроликов из "Обитателей Холмов" по имени Файвер - мог предвидеть будущее и опасность, что угрожала ему и Роуфу. Также Сниттера преследовали обрывки воспоминаний о своем хозяине, Алане Вуде. Боль, страх и искаженные обрывки реальности смешались в жуткий коктейль в разуме черно-белого фокстерьера. Он давно перестал различать, где сон и где явь, тени пляшут, превращаясь в порожденных воспаленным разумом чудовищ. Для Сниттера весь окружающий мир - оглушительный шторм. Каждый шорох, каждое движение воспринимается, как потенциальная угроза. Представь, как яркий свет режет глаза, как любой запах бьет в нос с невыносимой силой. Звуки, которые мы едва замечаем, для него – оглушительные раскаты грома, заставляющие вздрагивать и искать укрытие. Вивисекция обострила его чувства до предела, и теперь они причиняют ему невыносимую боль. Шрамы от операции ноют, напоминая о пережитом ужасе. Каждый вдох может причинять боль, каждое движение – вызывать судороги.
Его тело – это клетка, из которой нет выхода. Сниттер всегда настороже, ощущает, как какие-то личинки и мухи вгрызаются ему в мозг, как бобры - в ствол дерева. Мысли скачут, путаются, перебивают друг друга. Он чувствует, как сознание борется с подсознанием, как рациональное сталкивается с иррациональным. Временами он теряет контроль над своим телом, совершает странные движения, бормочет бессвязные фразы. Чтобы хоть как-то унять душевную боль, Сниттер может грызть себя, вылизывать шерсть до проплешин. Черно-белый фокстерьер порой видит мышей, танцующих на стенах, слышит голоса мертвых ученых, чувствует, как проволочная сетка врезается в его голову.
Галлюцинации стирают грань между реальностью и кошмаром, заставляя его сомневаться в собственном рассудке. Иногда, в моменты просветления, Сниттер видит обрывки будущего. Он предчувствует надвигающуюся опасность, знает, кто придет к нему завтра, видит трагедии, которые еще не произошли. Это дар и проклятие одновременно, потому что он не может изменить то, что видел, и вынужден жить в ожидании неизбежного. Как и кролик Файвер, Сниттер стал провидцем поневоле. Он видит то, что другие не видят, чувствует то, что другие не чувствуют. Но в отличие от Файвера, Сниттер страдает от своих способностей. Его дар приносит ему больше боли, чем пользы. Он застрял между мирами, между реальностью и кошмаром, между прошлым и будущим. И все, чего он хочет, – это покоя.
По сюжету романа выясняется, что Сниттер не всегда был узником лаборатории ARSE! Раньше он жил обычной жизнью домашнего питомца в одном из городов Озерного края, но затем жизнь пса резко изменилась. Роуф же, поскольку не знал жизни вне лаборатории и никогда не имел хозяина, относился к Сниттеру и его частым разговорам о прежней счастливой и беззаботной жизни, с нескрываемым презрением. Но, помимо истории самих собак, Ричард Адамс повествует нам о строительстве самого учреждения Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, которое было воспринято общественностью того времени (а действие сюжета происходит в конце 1970-х годов) крайне негативно, но по настоянию правительства оно все же было воздвигнуто:
" Только после значительной административной и политической борьбы место для исследований животных, хирургических и экспериментальных (ARSE) было одобрено в Лоусон-парке, бывшей ферме на холме на восточной стороне Конистон-Уотер. Как проект Департамента, эта схема, конечно, привлекла предполагаемое разрешение на строительство, но после консультаций по циркуляру 100 и Совет графства, и Совет по планированию национального парка Лейкленд возражали против этого так решительно, что ответственный заместитель министра в Департаменте окружающей среды (имея, без сомнения, яркую мысленную картину себя в кресле на любых конфронтационных дискуссиях, которые могли быть организованы для попытки разрешения этого вопроса в Уайтхолле) потратил очень мало времени, чтобы решить, что при всех обстоятельствах публичное местное расследование будет наиболее подходящим курсом.
Расследование длилось две недели, и в разное время в ходе разбирательства инспектор (который в личные часы предавался увлечению английской историей семнадцатого века) ловил себя на мысли, что ему, как и мистеру Брэдшоу, который председательствовал на так называемом суде над королем Карлом I, хотелось бы, чтобы ему дали пуленепробиваемую шляпу. Заместитель клерка округа с блестящей проницательностью допросил экспертов министерства о точной степени срочности и необходимости размещения еще одного правительственного проекта в национальном парке.
Секретарь Комиссии по сельской местности, вызванный в суд Плановым советом, был фактически вынужден дать показания против Департамента, в котором он надеялся получить повышение до заместителя министра. Совет по защите сельской Англии оказал большую помощь делу в пользу проекта, свидетельствуя со страстными эмоциями, что никому больше не должно быть позволено строить что-либо где-либо. Г-н Финворд, отставной офицер торгового флота, занимавший коттедж на холме неподалеку от места, угрожал инспектору телесными повреждениями, если тот не обязуется выступить против этого предложения. А г-н Пренсбоди, который, помимо прочего, показал, что обнаружил истинность теории британских израильтян во время исследования пещер Дербишира, зачитал в качестве доказательства большую часть шестидесятитрехстраничного заявления, прежде чем многострадальный инспектор постановил, что оно не имеет отношения к делу и недопустимо, а г-н Пренсбоди, яростно возражавший, был несколько эпонимически удален полицией.
Фактически, в ходе разбирательства едва ли было хоть одно скучное мгновение. Особый интерес представляли показания Королевского общества по предотвращению жестокого обращения с животными, которые решительно заявляли, что они поддерживают эту схему, поскольку эксперименты и хирургия пойдут на пользу животным в целом. После расследования инспектор, под давлением заместителя секретаря министерства, чтобы тот завершил свой публикуемый отчет как можно скорее (независимо от того, сколько времени ему может понадобиться, чтобы хорошо с этим справиться), рекомендовал не давать разрешения на планирование участка в парке Лоусон и, следовательно, не выдавать обязательное распоряжение о покупке этой собственности.
Государственный секретарь, достопочтенный Уильям Харботтл (известный среди государственных служащих министерства как «Горячая бутылка Билл» из-за своих хронически холодных ног), сумел передать вопрос на рассмотрение Кабинетного комитета, после чего решение об одобрении вопреки рекомендации инспектора было тайно обсуждено с министром внутренних дел и министром труда в обмен на согласие на строительство новой открытой тюрьмы в Вустершире, главу главного инспектора по щелочам на коне и хвост молодой леди по имени мисс Мэнди Прайс-Морган, которая в настоящее время раздавала свои благосклонности некоторым из Передней скамьи".
Откровенно говоря, под здание лаборатории с жестокими экспериментами над животными было переоборудовано одно реальное фермерское сооружение, расположенное по конкретному реальному адресу Озерного края: в Лоусон-парке, бывшей ферме на холме на восточной стороне Конистон-Уотер. Лоусон-парк - это национальный парк Англии. Как пишет дальше Ричард Адамс, сама ферма стала фундаментом для строительства учреждения Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE:
"После объявления решения государственного секретаря общественная реакция была в целом негативной. Под огнем Билл Горячая Бутылка стоял на своем, как настоящий молодец, мужественно обеспечивая, чтобы на парламентские атаки неизменно отвечал один из его младших коллег, г-н Бэзил Форбс (иначе известный как Эррол Угроза из-за своей непредсказуемой неосмотрительности). В конце концов, загнанный в угол г-ном Бернардом Багвошем, королевским адвокатом, членом Лейкленд-Сентрал, он в тот вечер блестяще умудрился неизбежно отсутствовать, и Эррол Угроза говорил ровно шесть минут. На следующее утро появилась гораздо лучшая палка для удара по правительству в виде отчета Комитета Саблона, который рекомендовал тратить больше государственных средств на медицинские исследования.
Поскольку правительство, стремясь сократить государственные расходы, не хотело принимать эту рекомендацию, оппозиция, естественно, ее поддержала: и поскольку поддержка Саблона была фактически несовместима с любыми дальнейшими нападками на решение по делу Лоусон-парка, было общепризнано, что Билл Горячая Бутылка умудрился пережить еще один кульминационный момент своей карьеры. Парк Лоусон перешел в руки правительства, а знаменитой архитектурной фирме «Сэр Конхэм Гуд, сын и Хоу» было поручено спроектировать здания. В целом было решено, что они очень хорошо вписываются в окружающую среду — открытый склон холма и дубовые рощи, темные участки сосен и лиственниц, сухие каменные стены, небольшие зеленые поля и яркое, как нож, отражающее облака озеро внизу. Сэр Конхэм сохранил старый фермерский дом и хозяйственные постройки, превратив их в столовую, общую комнату и офисы для постоянного персонала.
Местный камень и сланец были использованы для облицовки и крыши лабораторий, хирургического крыла Кристиана Барнарда и конюшен, в то время как для скотного двора был привлечен лорд Плинлиммон, известный фотограф и эксперт по вольерам, для проектирования одного большого здания, вмещающего под одной крышей более двадцати различных сараев и комнат, оборудованных клетками. Учреждение было открыто в середине лета, под проливным дождем Лейкленда, баронессой Хилари Блант, бывшей самой высокой постоянной секретаршей, и поток писем в The Times иссяк, ослаб и, наконец, прекратился.
«А теперь», сказал недавно назначенный директор доктору Бойкотту, когда первые партии собак, морских свинок, крыс и кроликов катились по гладкому, крутому асфальту в трех ярко окрашенных синих фургонах станции, «теперь давайте надеяться, что нас оставят в покое, чтобы мы могли заняться какой-нибудь полезной работой. До сих пор на это место было потрачено слишком много эмоций и недостаточно научной беспристрастности».
В этом отрывке Ричард Адамс хотел показать, что решение о строительстве лаборатории было принято вопреки общественному мнению и здравому смыслу, из-за политических игр и коррупции. Он подчеркивает конфликт между научным прогрессом и этическими соображениями, а также беспомощность обычных людей перед властью. Строительство лаборатории столкнулось с мощным сопротивлением со стороны местных жителей, советов, экологических организаций и даже правительственных чиновников, местных властей (Совет графства и Совет по планированию национального парка Лейкленд), которые боялись последствий. Это показывает, что идея экспериментов над животными, особенно в таком живописном месте, как национальный парк, вызывала сильное неприятие.
Автор мастерски использует сарказм, описывая Королевское общество по предотвращению жестокого обращения с животными, поддерживающим эксперименты над ними, или упоминая о "выдающихся архитекторах", которые сумели вписать здания лаборатории в окружающий пейзаж, не смотря на ее предназначение. Это подчеркивает, что строительство было основано на политических, а не на этических или экологических соображениях. Ричард Адамс рисует нам картину борьбы, бюрократии и общественного недовольства. Название лаборатории – ARSE (что в переводе с английского сленга означает "задница") – само по себе является насмешкой.
Это указывает на то, что автор считает всю ситуацию абсурдной и грязной. В конце концов, лаборатория построена, и директор надеется, что теперь им дадут спокойно работать. Но предыдущие события показывают, что "покой" вряд ли возможен, учитывая противоречивость и скандальность проекта. В целом, отрывок является сатирическим комментарием о том, как власть и политика могут подавлять общественное мнение и разрушать окружающую среду ради сомнительных целей. Автор показывает, что за фасадом научных исследований и "общего блага" могут скрываться корыстные интересы и пренебрежение к моральным принципам. Ричард Адамс в "Чумных Псах" раскритиковал бюрократию, лицемерие и пренебрежение к мнению общественности.
Во время этого диалога Роуфа и Сниттера:
" На этот раз не было никаких протестующих криков,крик был слишком частым и обычным по всему сараю, чтобы привлечь внимание. Сниттер вернулся к проволоке, а Роуф сел на корточки и посмотрел на него.
«Когда я ложусь и закрываю глаза, вода внезапно появляется. А когда я встаю, ее нет».
«Как радуга», — ответил Сниттер. «Они тают — я однажды видел одну. Мой хозяин бросил палку, и я побежал за ней вдоль берега реки. Это было... О, боже!» Через несколько мгновений он продолжил: «Почему ты не таешь? Тогда они никогда не смогут погрузить тебя в воду».
Роуф прорычал: «Ты все время говоришь о своем хозяине. У меня никогда не было хозяина, но я знаю, что такое собачье дело, не хуже тебя».
«Ро уф, послушай, мы должны перейти дорогу. Переходи дорогу, прежде чем...»
«Собака стоит твердо», — резко сказал Роуф. «Собака никогда не отказывается от того, что от нее требует человек. Для этого и существует собака. Так что если они скажут вода... если они скажут иди в воду, я...» Он замолчал, съежившись. «Я тебе говорю, я больше не могу выносить эту воду...»
«А где желоб для этой воды?» — спросил Сниттер. «Вот этого я не могу понять. Набито опавшими листьями, я полагаю. А нога уиппета — они, должно быть, ее съели. Я спрашивал его на днях во дворе, но он не знал. Сказал, что спал, когда ее унесли. Сказал, что ему приснилось, что его привязали к каменной стене, и она упала на него».
«Собаки должны делать то, что хотят люди, я это чую, без хозяина. У людей должна быть какая-то причина, не так ли? Это должно приносить какую-то пользу. Они должны знать лучше всех».
«Это неприятно, но здесь нельзя закапывать кости», — сказал Сниттер. «Я пытался. Земля слишком твердая. У меня все еще болит голова. Неудивительно — в моем ухе сад, знаешь ли. Я довольно ясно слышу, как шелестят листья».
«Только я не могу снова выносить воду», — сказал Роуф, «и с ней нельзя бороться, с водой». Он начал расхаживать взад и вперед по проволоке. «Запах железного пруда».
«Всегда есть шанс, что они его потеряют. Однажды они потеряли небо, полное облаков, знаешь ли. Они были все там утром, но к полудню их уже не было. Унесло — унесло, как крылья овцы».
«Смотри, проволока здесь, внизу, болтается», — внезапно сказал Рауф. «Если ты подойдешь и засунешь под нее нос, то сможешь поднять ее со своей стороны».
Сниттер подкрался к нему с другой стороны проволоки. Кусок длиной около восемнадцати дюймов оторвался от горизонтальной железной перекладины, разделяющей пол двух загонов.
«Наверное, я это сделал», — сказал он, — «гоняясь за кошкой — нет. Раньше была кошка, но ее убили, я думаю». Он несколько секунд толкал проволоку, затем поднял голову с хитрым взглядом. «Роуф, мы оставим ее, пока табачник не побывает вокруг. Иначе он увидит меня только с твоей стороны и вернет обратно, и на этом все закончится. Оставь это, старый Рауф».
« Ты сообразителен. Слушай, Сниттер, это сейчас табачник снаружи?»
«Я зол, как сточная канава в грозу», — сказал Сниттер. «Я падаю и падаю — моя голова падает, и я падаю за ней. Чувствуете запах падающих листьев? Будет дождь. Помните дождь?»
Упоминается некий "табачник" или "табачный человек". На самом деле, как позже объясняет Ричард Адамс, речь идет про разнорабочего по имени Гарри Тайсон, отвечающего за кормление и чистку животных и общие обязанности по уходу за ними. Ричард Адамс пишет, что этот персонаж "когда-то был моряком, потом пастухом, затем несколько лет дорожным рабочим, нанятым советом графства; но выбрал работу в Animal Research, потому что, как он сказал, там было меньше погодных условий и всё такое. Директор и старший персонал относились к нему с уважением и даже ценили его, так как он был достаточно почтителен, хотя и несколько суров, в своем поведении, надежен, в целом добросовестен и не более склонен к сентиментальности по отношению к животным, чем любой другой житель Лейкленда".
Также Гарри Тайсон был единственным сотрудником лаборатории, кто хорошо понимал собак! Работая, Тайсон говорил каждой собаке несколько слов: «Ну, это для тебя, тогда. Спускайся». «Эй, ууу, старина. Лежать на соломе тебе ничего не даст» — совсем не похоже на обычную манеру жителей Озерного края, которые редко или никогда не разговаривают с собаками, кроме как для того, чтобы подозвать их или отдать им приказ или выговор. Еще более необычно то, что он не раз похлопывал собаку или даже наклонялся на мгновение, чтобы почесать ей ухо. В то время, как ученые относились к собакам, как к расходному материалу для экспериментов, а некоторые хозяева, как к сторожу или пастуху овец, чем как к питомцу, Гарри Тайсон мог позволить себе быть с животными поласковее, что ли... Но даже он вусмерть боялся Роуфа за агрессивный нрав и непредсказуемый характер после череды "экспериментов" над ним и заходил в вольер к псу только с палкой....
Далее, Ричард Адамс пишет, как лунной ночью из лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE Роуфу и Сниттеру удалось рвать когти. Как они это сделали? Гарри Тайсон, отвлекшись на разговор с коллегой, забыл запереть вольер, где содержался Роуф, и далее произошло это:
"Когда первые лучи лунного света коснулись его загона, он встал на задние лапы, положив лапы на проволоку, отделяющую его от Рауфа. Внезапно он напрягся, уставившись и принюхиваясь, и оставался так, возможно, тридцать или сорок ударов сердца; но ноздри, уши и глаза продолжали подтверждать только то, что они изначально передавали. Во-первых, он почувствовал, что источник табачного запаха, оставленного пальцами Тайсона, то есть дверь загона Рауфа, находился в легком, но несомненном движении, как бы воруя и отдавая запах.
Затем его уши уловили почти неслышный, более высокий, чем у летучей мыши, скрип концентрических петель, когда они поворачивались на четверть дюйма назад и вперед на сквозняке. Наконец, он различил лунный свет, движущийся по проволоке, как по паутине, — своего рода нерегулярное, мелкое скольжение вперед и назад, ограниченное слабой силой сквозняка, который заставлял саму дверь колебаться. Шустрик упал на четвереньки и, после паузы, чтобы понюхать и специально прислушаться к любым признакам человеческого присутствия снаружи блока, начал царапать длину свободной проволоки между двумя загонами. Вскоре он протолкнул ее достаточно высоко, чтобы просунуть под нее голову.
Выступающие из края сетки острые кончики укололи его плечи, а затем и спину, пронзая тут и там; но он игнорировал их, продолжая скулить и ходить кругами, просунув голову в отверстие, как буравчик. Наконец ему удалось пробраться в загон Роуфа, не показав ничего хуже, чем тонкую, но довольно глубокую царапину на крестце. Оказавшись внутри, он быстро побежал к конуре.
"Роуф! Роуф, вернись! Табачный торговец оставил мою голову открытой! Позвольте мне объяснить..." В следующий момент его сбили с ног, когда Роуф выскочил из вольера и прыгнул к двери загона. Его челюсти щелкнули по проволоке, кусая и беспокоясь, и защелка, которую Тайсон, когда его прервал его друг, забыл как следует застегнуть, щелкнулась на косяке. Через несколько мгновений Роуф отступил, моргая и уставившись, как собака, проснувшаяся от дурного сна.
«Что?» — сказал Роуф. «Табачный человек? Не Белые Халаты — это не могут быть Белые Халаты — еще темно, не так ли? Еще не время для танка! Я буду драться — я разорву их!» .
Он остановился и удивленно посмотрел на Сниттера. «Что ты здесь делаешь, Сниттер?»
"Хеви-хо, проволочная петля. Знаешь, в двух садах отсюда жила старушка, у которой была нора-ловушка для кошек, которую они держали по ночам. Они входили и выходили, входили и выходили; но если они когда-либо заходили в мой сад, что-хо!"
"У тебя кровь идет!"
"Роуф, лунный свет, дверь, я пришел сказать тебе, она отвалилась у меня на голове. Табачный торговец забыл, что это не так. Как мне объяснить? Дверь больше не стена! Ох, у меня голова болит!"
Сниттер сел на корточки и начал царапать и хватать одной лапой брезентовую шапку, которая оставалась, как и должно было быть, устойчивой к его когтям. В лунном свете Роуф мрачно посмотрел на него, но ничего не сказал.
«Моя голова!» — пробормотал Сниттер. «Табачник поджег ее спичками. Чувствуешь запах горения?»
«Когда он это сделал?»
«Я спал. Белые халаты положили меня на стеклянный стол, и я уснул. Как же сегодня мухи кружатся! Такая жара, даже в саду. Думаю, я усну. Если приедет грузовик, Роуф...»
Он зевнул и лег на пол. Роуф встал и начал обнюхивать Сниттера и лизать его лицо. Эффект, по-видимому, был чем-то вроде нюхательной соли, запах его друга вернул Сниттера к реальности.
«Проволочные качели!» — сказал Сниттер, внезапно садясь. «Дверь, Рауф! Вот зачем я пришел! Дверь твоего загона отперта!»
Немецкая овчарка перестала выть, и на несколько мгновений единственным звуком в квартале было внезапное капание из крана, протяжное на выпуклый край опрокинутого ведра под ним".
Затем Сниттер стал убеждать Роуфа покинуть стены лаборатории и обрести долгожданную свободу:
" «Мы можем это пережить, Роуф!»
«Зачем?»
«Роуф, мы, возможно, сможем выбраться отсюда!»
«Они только вернут нас обратно. Собаки должны делать то, что хотят люди — у меня никогда не было хозяина, но я это знаю».
«Страдания, Роуф, несчастья, которые ты перенес —» «Как собаки, мы рождены для страданий. Это плохой мир для животных —» «Рауф, ты им ничего не должен — ничего — они не хозяева —»
«Собачья натура — весь долг Собаки —»
«О, черт в небесах, дай мне терпения!» — вскричал Сниттер в агонии. «Меня обнюхивает собака с раскаленным носом! Грузовик едет, грузовик едет!» Он пошатнулся и упал на солому, но тут же поднялся.
«Роуф, мы собираемся сбежать! Мы оба — через эту дверь...»
«За дверью может быть что-то похуже», — сказал Роуф, вглядываясь в мрачные пределы бетонных huis clos, окружавших их. Челюсти Сниттера судорожно задвигались, когда он с усилием преобразовал и привел в рамку свой изуродованный разум.
«Роуф, вода — металлическая вода! Что может быть хуже металлической воды? Часы и часы борьбы в металлической воде, Рауф, и в конце концов они утопят тебя! Они позволят тебе утонуть! Однажды ты не выберешься! Подумай о белых халатах, Роуф — о том, что ты мне сказал — заглядывающих в бак и наблюдающих за тобой. Они не хозяева, поверь мне; у меня был хозяин — я знаю. Если бы мы только могли выбраться отсюда, мы могли бы найти хозяина — кто знает? — настоящего вожака стаи. Разве не стоит попробовать?»
Роуф стоял напряженный и нерешительный на соломе. Вдруг откуда-то с вершины холма снаружи послышался слабый звук плеска камней, когда йоу, или овца из Лейкленда, пробиралась через ручей. Роуф коротко,щелкая лаем, и протолкнулся через дверь. Сниттер последовал за ним, и вместе, в тишине, если не считать щелкающих когтей, они быстро побежали вдоль линии загонов к качающимся дверям, отделяющим собачий сарай от следующего.
Сниттеру потребовалось некоторое время, чтобы освоиться с дверями. Они были легкими; на самом деле, они были переносными, сделанными из толстых асбестовых листов на деревянных рамах, окрашенных в белый цвет, поскольку лорд Плинлиммон счел нужным при проектировании блока предусмотреть гибкость в разделении, позволяя делать различные сараи больше или меньше по мере необходимости; и соответственно не только двери, но и предварительно сконструированные модули стен для вечеринок можно было (с небольшими трудностями) снимать и переустанавливать дальше вверх или вниз по зданию, чтобы увеличивать или уменьшать различные площади пола. Двери, однако, были оснащены довольно сильными возвратными пружинами, такими, которые заставляют такие двери отскакивать и сильно бить по колену или по лицу человека, следующего за другим, который не особенно внимателен или тактичен.
Роуф бросился в правую дверь, которая распахнулась примерно на шесть дюймов, а затем, когда пружина вступила в свои права, отбросила его назад по бетонному полу. Рыча, он снова полез за ним, на этот раз сильнее и выше. Он снова поддался и, когда он упал на землю, просунув голову в узкое отверстие, сомкнулся на его шее, как капкан, зажав его между двумя передними краями. Он молча отступил и собирался попытаться схватить раму зубами, когда Сниттер остановил его.
«Она неживая, Роуф! Она... она... ты царапаешь ее, чтобы ее впустили; но с другой стороны нет человека, ты видишь...»
«С другой стороны какая-то тварь отталкивает ее! Нам придется убить ее... или прогнать, во всяком случае, но я не могу до нее добраться».
«Подожди, подожди. Давай понюхаем».
Сниттер прижал мокрый нос к узкой вертикальной щели между двумя дверями. Сквозняк, проходящий через нее, конечно, нес запахи, но ничего более тревожного, чем птичий помет, перья, зерно и отруби — все сильное и близкое. Он также мог слышать, не далее, чем в нескольких ярдах, шуршание и мягкие движения гнездящихся птиц.
«Если это не существо без запаха, Роуф, там нет ничего, кроме птиц».
Сниттер и Роуф успешно выскочили из вольера лаборатории, где Сниттер успел обменяться парой реплик с соседствующим пекинесом, который поинтересовался, что за повязку на голове носит черно-белый фокстерьер. Сниттер солгал:
«Почему ты свободен? Что это у тебя на голове? От нее пахнет тем веществом, которым белые халаты все покрывают».
« Это для защиты от инея», — ответил Сниттер. «Моя голова — кормушка для птиц, ты же знаешь.Каждое утро белые халаты покрывают его хлебом, а затем наблюдают, как прилетают птицы и едят его».
Во время их побега из учреждения Ричард Адамс в своей книге подробно уделяет внимание каждому обитателю вивария в лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, дабы показать миру как можно больше примеров неэтичного обращения с животными и раскритиковать подобное явление в своем собственном романе, взяв за основу книгу «Жертвы науки» Ричарда Райдера, упомянутую автором в предисловии "Чумных Псов". Первым делом, Сниттер и Роуф совершенно случайно набрели на голубятню:
"Место было полно птиц. Они могли чувствовать вокруг себя легкий, резкий запах их помета и слышать также звуки, намного более быстрые и тихие, чем те, которые издают собаки, их шевеления в темноте. Они вошли в голубятню, резервуар одного из наиболее жадно наблюдаемых, важных и амбициозных проектов, в которых участвовала Animal Research. Целью было не что иное, как выяснение, как и какими средствами голуби проявляют свой инстинкт возвращения домой — поистине Прометеевское начинание, поскольку сами птицы всегда довольствовались невежеством в этом вопросе.
Тщательность экспериментов, задуманных и проведенных мистером Лаббоком, коллегой и другом доктора Бойкотта, была впечатляющей. Здесь, систематически разделенные на группы и заключенные в клетки в разных отсеках, жили сотни птиц, каждая из которых была крупинкой коралла в том огромном рифе осознанного знания, который должен был построить мистер Лаббок для блага, или продвижения, или назидания — или чего-то еще, в любом случае — человеческой расы. Из тех птиц, которые уже были выпущены в полет на большем или меньшем расстоянии от станции, у некоторых был один глаз или оба глаза закрыты специальными приспособлениями. У некоторых были установлены крошечные контактные линзы, чтобы искажать их зрение, у других - была нарушена или уничтожена чувствительность перьев, лап, ноздрей, клювов или легких перед отправлением. Другие снова подверглись тщательно спланированной обработке, разработанной, чтобы сбить их с толку при воздействии нормальных погодных условий".
При этом Ричард Адамс подчеркивает, что голуби, участвовавшие в странном и бессмысленном для науки "эксперименте", содержались в РАЗНЫХ погодных условиях:
"В клетке 19 шел непрерывный моросящий дождь двадцать четыре часа в сутки. В клетке 3, которая была затемнена от остальной части вольера, было постоянное солнце; в клетке 11 - постоянная темнота. В клетке 8 источник света (имитация солнца) двигался против часовой стрелки. В клетке 21 было необычно жарко, клетка 16A (названная так, чтобы отличать ее, во избежание возможной путаницы, от клетки 16, в которой все обитатели умерли от холода однажды ночью, что потребовало полной замены) - необычно холодно. В клетке 32 легкий ветерок дул с одного направления ночью и днем. Птицы, рожденные в этих клетках, никогда не знали никаких других погодных условий, пока не пришло их время выпустить в полет домой.
В клетке 9 был специальный потолок, который воспроизводил ночное небо, но с различными созвездиями, расположенными в беспорядке. В дальнем конце вольера стоял ряд индивидуальных клеток, в которых содержались птицы, в головы которых были вживлены магнитные частицы, некоторые из которых были привлекательными, другие — отталкивающими. Наконец, были те голуби, которые были оглушены, но сохранили другие способности".
И, спрашивается, ЧЕГО именно сумели доказать ученые, выпускавшие этих голубей на волю? Как пишет сам Ричард Адамс, результаты всех этих "экспериментов" оказались весьма...впечатляющими и информативными. Часть птиц, которая была изувечена учеными, была менее быстрой, улетела прямо в море и погибла, что для доктора Бойкотта и его коллеги, некоего мистера Лаббока, показалось очень интересным. Другая же часть птиц, что содержалась в нормальных погодных условиях и была здорова, благополучно вернулась назад. Далее, Ричард Адамс пишет, что "шесть месяцев назад г-н Лаббок принял участие в телевизионной программе по проекту, где он объяснил схему экспериментов и систему, с помощью которой были исключены различные возможности. С тех пор были получены важные доказательства в поддержку теории о том, что птицы обладают инстинктом, на самом деле не объяснимым в научных терминах. Это было в шутку известно в Лоусон-парке как теория «РНК», по замечанию, однажды сделанному Тайсоном мистеру Лаббоку: «Считай, никто не знает».
Сбежавшие ночью из вольера Сниттер и Роуф осторожно продвигались вперед по голубятне, стараясь не привлекать к себе внимания и постоянно находясь в ожидании того, что кто-то из "Белых Халатов", то есть - ученых, непременно обнаружит их и поднимет тревогу на весь корпус, вернет их обратно. Псы успешно миновали голубятню, прошли через двойные двери и попали в другой отсек вивария, где в 62 клетках содержались крысы. Причем часть из них за ночь успела околеть, и Сниттер и Роуф напряглись, принюхались, заскулили, почесались и задрожали, ощутив мерзкий и отвратительный смрад, как от чумы или смерти. Но даже прогорклый запах не сломил решимость псов продолжить путь!
Далее, Ричард Адамс пишет, что крысы в лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE предназначались для исследования онкологических заболеваний. Писатель подчеркивает, что крысам пересаживали раковые опухоли всех мастей - "уха, носа, горла, живота и кишечника. Злокачественные и менее злокачественные, саркомы многих видов, все живые и растущие, как подводные анемоны, в глоточных, маточных или брюшных мирах тишины, не нуждающиеся ни в солнце, ни в дожде", после чего крыс "лечили" различными препаратами для паллиативной помощи, а затем препарировали их после смерти, фиксируя результаты лечения. К великому ужасу псов, Сниттера и Роуфа, на стеклянном столе лежало несколько туш препарированных крыс, "аккуратно разрезанных поперек от края до края, чтобы открыть, как грецкие орехи, белые, ребристые и морщинистые, похожие на ядра наросты внутри". То есть, Ричард Адамс показал нам, как выглядели метастазы в организме крыс столь отвратительным способом!
Стоит подчеркнуть, что для Адамса важно не просто использование животных в экспериментах, а степень причиняемых им страданий. Эксперименты с голубями, как он их описывает, – это бессмыслентная пытка ради удовлетворения научного любопытства. В то время как опыты с крысами, по крайней мере, преследуют благородную цель – поиск лекарства от рака. Это не оправдывает страдания крыс, но делает ситуацию более сложной. Возможно, упоминание об опытах с раком нужно, чтобы подчеркнуть абсурдность и жестокость экспериментов с голубями. Показать, насколько разными могут быть мотивы и результаты использования животных в науке. "Смотрите, – как бы говорит Адамс, – здесь мы ищем жизненно важное лекарство, а здесь просто издеваемся над птицами". Ричард Адамс мог считать, что борьба с раком – настолько важная и неотложная задача, что использование животных в исследованиях, несмотря на всю его неприемлемость, может быть оправдано как "меньшее зло". Это, конечно, спорная позиция, но она может объяснить его колебания.
Суть в том, что моральные вопросы редко бывают чёрно-белыми. Борьба с раком – это действительно очень важная цель, и сложно однозначно сказать, насколько оправдано использование животных в исследованиях, даже если мы глубоко сочувствуем их страданиям. Но важно помнить, что Ричард Адамс – сатирик, и его цель – не сформулировать строгие моральные принципы, а заставить читателя задуматься. Он может намеренно сталкивать противоречивые точки зрения, сгущать краски, чтобы вызвать дискуссию и показать сложность моральных вопросов. Упоминая об опытах с раком, он, возможно, хотел подчеркнуть, что в мире нет простых решений, и даже благородные цели могут быть достигнуты ценой страданий. Вполне возможно, Адамс действительно демонстрирует "двойные стандарты" в этом плане, осуждая жестокость в принципе, но допуская исключения в случае медицинских исследований. Это делает его позицию более человечной, но и более уязвимой для критики. Важно помнить, что даже самые ярые защитники животных могут сталкиваться с моральными дилеммами, когда речь идет о здоровье и жизни людей.
Далее увидели перед собой черно-белый фокстерьер Сниттер и черная крупная дворняга Роуф отдельную дверь кабинета, как в частной больнице. На запертой двери была надпись: "DR. W. GOODNER. KEEP OUT. AUTHORISED PERSONNEL ONLY" ("ДОКТОР В. ГУДНЕР. НЕ ВХОДИТЬ! ТОЛЬКО ДЛЯ АВТОРИЗОВАННОГО ПЕРСОНАЛА!"). В этом помещении также содержались черные крысы Норвегии, однако сами эксперименты проводились в условиях строжайшей секретности под руководством правительства Озерного края:
"Там тоже находились крысы — черные крысы Норвегии — несмотря на то, что они не были персоналом, этот термин обычно понимался в Лоусон-парке (и, конечно, в других местах) как обозначающий только мужчин и женщин (как в Правах персонала, или Молитве за все виды и состояния персонала, или даже
"Всех сотрудников , которые обитают на земле,
пойте Господу радостным голосом)".
Оригинал на английском:
" All Personnel
That on earth do dwell
Sing to the Lord with cheerful voice").
"Точная природа проекта, который осуществлялся в этом запертом отделении, была секретной. Доктор Гуднер никогда не обсуждал это ни с кем, кроме директора; другие на станции, однако (включая мистера Пауэлла), рискнули предположить, что это, вероятно, как и большинство подобных работ, было заказано Министерством обороны".
Надпись на двери "ТОЛЬКО ДЛЯ АВТОРИЗОВАННОГО ПЕРСОНАЛА" - типичный пример формального, бездушного языка, используемого в учреждениях. Адамс намеренно противопоставляет это фразе "All Personnel / That on earth do dwell / Sing to the Lord with cheerful voice" (Все сотрудники, обитающие на земле, пойте Господу радостным голосом). Это создает контраст между холодной, закрытой атмосферой лаборатории и теплотой и открытостью религиозного гимна. В этом отрывке Ричард Адамс подчеркивает, что термин "персонал" в лаборатории относится только к людям, игнорируя при этом крыс, над которыми проводятся эксперименты. Он подчеркивает это, замечая, что крысы, хотя и "находятся" в лаборатории, не считаются "персоналом" в том же смысле, что и люди. Затем он иронично цитирует гимн, чтобы показать абсурдность исключения крыс из понятия "всех сотрудников". Автор иронично показывает контраст между благочестивыми словами гимна ("Все сотрудники, что на земле живут, пойте Господу радостным голосом") и тем, как на самом деле относятся к животным в лаборатории. Животные, по сути, тоже "обитают на земле", но к ним относятся как к расходному материалу, а не как к живым существам, достойным уважения.
Упоминание Министерства обороны намекает на то, что исследования в лаборатории могут быть связаны с военными целями. Секретность, окружающая проект доктора Гуднера, и иерархия власти подразумевают, что люди вовлечены в деятельность, которая может быть морально сомнительной. Адамс намекает, что там происходит что-то неэтичное, что правительство и ученые предпочитают скрывать от общественности. Это показывает, что науку могут использовать как на благо всего человечества, так и для разрушительных целей. В целом, Ричард Адамс использует этот отрывок, чтобы показать лицемерие, жестокость и секретность, окружающие эксперименты над животными. Он заставляет читателя задуматься о моральных последствиях "научного прогресса" и о том, как легко мы можем закрывать глаза на страдания других существ.
Но черная дворняга Роуф и черно-белый фокстерьер Сниттер продолжили исследовать лабораторию Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE. Внезапно Роуф остановился у запертой двери, принюхиваясь к щели под ней и прислушиваясь. Пес сразу же уловил сложный и неприятный запах и обратился к Сниттеру за объяснением:
" Роуф остановился у запертой двери, принюхиваясь к щели под ней и прислушиваясь.
«Что случилось с этим местом? Что это за запах?» - спросил он.
«Листья сгнили», — прошептал Сниттер. По какой-то причине запах напугал его. «Они падают осенью, вы знаете — заполняют водостоки. Личинки и мухи, личинки и мухи. Вы голодны?»
«Еще нет».
"Тогда пошли. Мы пытаемся выбраться, Роуф! Даже если мы войдем туда и почувствуем этот запах, к рассвету табачник найдет нас здесь лежащими больными, или еще хуже. Там какая-то ужасная болезнь — вот что означает этот запах!".
Вскоре обе собаки ощутили адскую смесь запахов, включая: формальдегид, медицинский спирт, мех, перья, волосы, краску, стекло, дезинфицирующие средства, сено, солому, вату, различные выделения, железистые выделения, карболовую кислоту, ржавчину, засохшую кровь, влажную слизь, пыль, стоки и пот. Это описание создает впечатление сенсорной перегрузки и подчеркивает неестественную и болезненную атмосферу лаборатории. Также, судя по реакции Сниттера, этот запах нечто большее, чем просто гниющие листья. Он ассоциирует запах с "ужасной болезнью" и боится, что они могут "сменить нос", то есть заразиться. Это создает ощущение опасности и гниения, возможно, символизирующее моральное разложение, которое они чувствуют в этом месте. Скорее всего, запах гнили — это метафора, указывающая на разложение и смерть, царящие в лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE.
И снова Ричард Адамс погружает нас в атмосферу безысходности, абсурдности и ужасов экспериментов над животными. Несмотря на предупреждение Сниттера, псы все же продолжают идти дальше и случайно забретают в отсек вивария, где содержались вьюрки и воробьи. На этих птицах ученые исследовали различные заболевания, воздействие препаратов, используемых для протравливания посевного зерна. Ричард Адамс пишет, что содержание этих птиц обходилось особенно дорого:
"Эти конкретные воробьи стоили гораздо больше двух фартингов за пятерых, определенно в накладных расходах, если не в закупочной цене. В их падении было особое провидение; но упали ли они на землю с вашим Небесным Отцом или без него, или моим, или доктора Бойкотта (ибо у него был, хотя и непризнанный, тот же, что и у вас и у меня), сказать невозможно".
Затем, Сниттер и Роуф быстро миновали еще один блок в виварии лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, где содержались индийские млекопитающие - коати и мангусты. На этих животных исследовали воздействие змеиного яда (в минимальных дозах), постепенно увеличивая концентрацию и сравнивая полученные результаты. Не обошлось и без инцидента - в отсеке вивария, где проводили тестирование на беременность путем ввода мочи замужних дам в организм мышей и проверяли, оплодотворены ли грызуны или нет, крупный дворовой черный пес Роуф, , "неуклюжий от беспокойства и нетерпения", опрокинул небольшой столик. Вместе со столиком упала коробка с мышами, каждая из которых находилась в отдельном отсеке со стеклянным фасадом. Стекло разбилось, и выжившие мыши разбежались.
Здесь важно подчеркнуть, что в большинстве случаев принято считать, что Роуф тогда разбил что-то связанное с чумой, из-за чего по сюжету романа в дальнейшем пса окрестили зараженным. Но это далеко не так! Оригинальный текст "Чумных Псов" Ричарда Адамса не содержит прямой связи между разбитой коробкой с мышами и бубонной чумой. Тем временем пёс Роуф все еще обнюхивал стеклянный пол, когда Сниттер снова прервал его:
«Оставь это пролитым, старина Роуф! Пусть оно стечет! Оно сделало пол острым, и кровь потечет из твоего носа. Иди и толкни следующую дверь. Это слишком для меня».
Сниттер хотел сказать, что осколки стекла могли сильно поранить черного дворового пса, а им еще необходимо долго идти, чтоб достичь свободы! Псы нерешительно проникли сперва в центр испытаний воздушных перевозок животных прямиком в стены лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE. Дело в том, что некоторые из зверей, такие как маленькие обезьяны лори и айе-айе, оказались на грани исчезновения. Но, вместо того, чтоб транспортировать их в заповедник или в зоопарк, или на плантации Каролины, по заказу, совместно с авиакомпаниями, их доставили в лабораторию, для опытов! Ричард Адамс пишет:
"Конечно, было несложно спроектировать гуманные и эффективные дорожные клетки для животных, при условии, что стоимость не имеет значения и что можно рассчитывать на разумную меру ответственной человеческой заботы во время путешествия. Однако, чтобы сделать это дешево и с учетом распространенности невежества, безразличия и пренебрежения, требовалась не только изобретательность, но и экспертные знания того, на что можно положиться, вынеся различных животных. Основным фактором был страх и напряжение, вызванные шумом двигателя, внезапным падением или ударом ящиков, близостью людей и тревожными запахами, такими как выхлопные газы двигателей внутреннего сгорания, табачный дым и человеческий пот.
И, соответственно, контрольные группы животных регулярно подвергались этому воздействию в течение более длительных или более коротких периодов времени, результаты тщательно регистрировались доктором Бойкоттом, который всего за три месяца сделал замечательное открытие, что переполненность, грубое обращение и продолжительная жажда, без сомнения, являются основными причинами более высоких, чем в среднем, показателей смертности среди мелких млекопитающих, перевозимых по воздуху".
В этом отрывке Ричард Адамс вновь критикует коррупцию, бюрократию и лицемерие по отношению к животным. Но на этом блуждания Сниттера и Роуфа по лаборатории не закончились! Псы попали в отсек вивария, где содержались кролики. На этих животных проводились эксперименты с пищевым отравлением! Сначала пытались создать что-то, похожее на крысиный яд, что приводило к немедленному летальному исходу! Затем появился яд, разъедающий пищевод хуже серной кислоты:
" Они бродили вдоль рядов клеток в крольчатнике, где проводились эксперименты по разработке пищи, похожей на крысиный яд, которую кролики, иммунные к миксоматозу, с удовольствием бы съели, что привело к фатальным результатам. И снова стоимость оказалась проблемой. Приятный на вкус и едкий яд, который сжигал кишечник за двадцать четыре часа, был успешно испытан, но, к сожалению, его массовое производство было нецелесообразно по какой-либо экономической цене.
Второй яд, безвредный для людей и достаточно дешевый в производстве, был продемонстрирован доктором Бойкоттом по телевидению. В тот раз он сделал инъекцию сначала коллеге, а затем кролику, последний успешно умер в судорогах менее чем за две минуты под камерами и заинтересованными глазами тысяч зрителей. Однако этот яд доктору Бойкотту пока не удалось сделать приемлемо приятным на вкус, так что на сегодняшний день инъекция оставалась единственным способом введения. Однако он был более оптимистичен в отношении возможностей определенного препарата для бесплодия, и теперь его вводили, в разных формах и концентрациях, как самцам, так и самкам".
От безвредного для людей яда кролик после инъекции, сделанной доктором Бойкоттом В ПРЯМОМ ЭФИРЕ, скончался от судорог. Целью всех этих экспериментов была разработка средств для контроля популяции кроликов, которые наносили ущерб сельскому хозяйству. Решения принимались на основе прагматических соображений (контроль популяции), а этические аспекты игнорировались. Кроме того, существовала вера в то, что "наука оправдывает средства". Описание Ричардом Адамсом неудачных попыток создания "идеального" яда, а также упоминание о финансовых ограничениях, подчеркивают абсурдность ситуации. Важно не только создать яд, но и сделать его "приятным на вкус", что демонстрирует циничное отношение к проблеме и готовность идти на компромиссы с моралью ради достижения цели.
Ричард Адамс был известен своей любовью к животным и критикой жестокого обращения с ними. Эта сцена – прямое обвинение в адрес ученых и организаций, которые проводят болезненные и потенциально бесполезные эксперименты на животных. Он показывает, как животные становятся безликими объектами исследований, а их страдания игнорируются ради научных или коммерческих целей. Описание экспериментов, особенно разработка "приятного на вкус яда", усиливает чувство опасности и непредсказуемости. Герои оказываются в мире, где даже еда может быть смертельной, а ученые готовы на самые бесчеловечные поступки. Доктор Бойкотт и его коллеги обладают властью над жизнями кроликов и используют эту власть для своих целей, не считаясь с их страданиями. Эта сцена может быть своего рода "предзнаменованием" тех опасностей, с которыми столкнутся псы Сниттер и Роуф в дальнейшем. Она показывает, что мир людей полон враждебности и что даже научные исследования могут быть использованы во зло.
Ричард Адамс вновь "очеловечивает" животных из лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE. Так, он показывает, как черный и крупный дворовой пес Роуф с ушами спаниэля, делал несколько попыток проникнуть в клетку к кроликам, перепрыгнув через проволоку. Непонятно, что двигало псом в тот момент - пустое любопытство? Жалость? Или Роуф хотел, чтобы кролики сбежали на свободу вместе с ним и черно-белым фокстерьером Сниттером? Но один из кроликов категорически отказался от этой затеи и попросил Роуфа "быть столь любезным, чтобы позволить ему умереть спокойно"! В итоге, пес оставил несчастного идти по Радуге, а сам присоединился к Сниттеру в поисках дальнейшего выхода из здания.
Затем, Роуф и Сниттер оказались в отсеке вивария с кошками, над которыми проводили такой "эксперимент": "постоянно содержались в капюшонах, закрывающих глаза и уши (чтобы выяснить, как влияет на кошек постоянное содержание в капюшонах, закрывающих глаза и уши). Здесь было мало шума и движения. Однако Роуф был очарован единственным голосом, который повторял: «О, боже мой, боже мой», тоном, выражающим скорее беспокойство, чем реальное страдание". Роуфу было любопытно узнать источник звука, но Сниттер заставил черную дворнягу последовать за ним. В следующем виварии псы наткнулись на аквариум, где изучали синдром выученной беспомощности на осьминогах, предварительно каждому из них еще и сделав операцию на мозге! Головоногие получали удар электрошоком всякий раз, когда приближались к предложенной еде (подобный эксперимент, кстати, был "высмеян в перезапуске "Animaniacs" ("Озорных анимашек") с Пинки и Брейном в главной роли!). Естественно, что после такого "контакта" осьминоги теряли попытку вновь получить желаемое, оставались голодными, сонными и вялыми...
Плеск осьминогов и булькание воды до ужаса напомнили Роуфу об экспериментах над ним самим, как ученые неоднократно заставляли пса плавать и тонуть в металлическом резервуаре, что сформировало лютую гидрофобию. Роуф в спешке покинул отсек с аквариумом и попал в другой, где содержались морские свинки всех мастей - "рыжие, черные, белые, черно-белые, рыже-черные, длинношерстные, короткошерстные, трагически-пасторальные, трагически-комические-исторические-пасторальные". Этим бедолагам "досталось" чуточку меньше, чем другим обитателям вивария - ученые часто ампутировали у них по одной или даже несколько лап! При этом, как подмечает Ричард Адамс, способностей к адаптации у морских свинок не было, но некоторые из них вели себя так, словно не потеряли конечности!
Помимо самих Роуфа и Сниттера, в лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE по сюжету произведения Ричарда Адамса содержались также и другие собаки и экзотические животные, которых постигла печальная участь! Начнём, непосредственно, с собак:
- Первые, непосредственно, сами Роуф и Сниттер, главные герои романа "Чумные Псы". Напомним, в то время, как черный дворовый пес Роуф с ушами, как у спаниеля, был Белыми Халатами неоднократно утоплен в резервуаре с металлической водой, а позже - реанимирован для проверки на выносливость, черно-белый фокстерьер Сниттер пережил вивисекцию, операции на мозге, объединяя свое сознание и подсознание, из-за чего стал нервным и испытывал галлюцинации, а также в его голове возникали воспоминания о прежней жизни с его хозяином, Аланом Вудом, до того момента, как Сниттер вообще попал в стены исследовательского центра Озерного края!
- Вторым псом был некий Кифф, чью песню по сюжету вспоминал и напевал Роуф, особенно когда пса не стало. Белые Халаты (то есть, ученые) приговорили Киффа к смерти от кумулятивного поражения электрическим током.
- Кластер/Класкер: на этом псе исследовали спрей, который, как предполагалось, был смертельным для блох.
- Брот: этого пса сперва ослепили, а потом - усыпили.
- Джимджам: этому псу Белые Халаты в желудок ввели наркотики, в результате чего он ослеп и перед смертью стал мочиться гноем и кровью.
- Ликсер: этот пёс был жестоко избит Белыми Халатами в ментальной камере.
- Лодо: этого пса Белые Халаты заставляли курить сигареты.
- Зиггер: во время "экспериментов" этого пса заставляли работать на беговой дорожке до полного изнеможения.
- Плосколицый (Flatface): этого пса неоднократно заражали всякими болезнями, а потом пытались лечить.
- Неназванный коричневый ретривер: Перенес операцию на горле.
- Неназванный беспородный уиппет: как и морским свинкам, Белые Халаты ампутировали ему одну лапу.
- Неназванные бигли: Перед смертью их заставляли курить сигареты в течение нескольких дней, а также подвергли облучению.
Вот список жертв - собак из лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE на английском языке:
"Rowf: Drowned for endurance testing.
Snitter: Vivisectional experiments by plaguing his conscious and subconscious mind together.
Kiff: Sentenced to death by cumulative electrocution.
Clusker: Experimented with a spray that was supposed to be fatal to fleas before dying.
Brot: Put to sleep and blinded.
Jimjam: Received narcotics in his stomach, causing him to go blind and urinate pus and blood before dying.
Licker: Brutally beaten in a mental harness.
Lodo: Forced to smoke cigarettes.
Zigger: Forced to work on a treadmill before tiring out.
Flatface: Cured and sickened multiple times.
Unnamed brown retriever: Throat surgery.
Unnamed mongrel whippet: Having one of its legs amputated.
Unnamed beagles: Forced to smoke cigarettes for days before death as well as radiation".
Поведаем вам и про других животных, упомянутых в "Чумных Псах" Ричардом Адамсом в лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, и здесь прямо апофеоз садизма, иначе не скажешь! Вот их список:
- Обезьяны с электродами в головах, используемые для исследования черепа, а также парализованные с помощью инъекций.
- Детеныш обезьяны, заключенный в металлический цилиндр и подвергнутый полной изоляции и сенсорной депривации.
- Помимо испытаний ядов для контроля популяции кроликов, этим бедным зверям капали в глаза лаком для волос, чтобы узнать, сколько времени им потребуется, чтобы ослепнуть!
- На крысах проводили психологические эксперименты в стиле "Ящик Скиннера".
- Маленькие обезьянки, лори и айи-айи - умирают после перевозки по воздуху.
- Легкие котят заражены глистами.
- У рыб, Морских Собак, повреждался мозг и удалялись глаза.
- На овцах Белые Халаты испытывали пулевые ранения высокой скорости.
- На козах испытывали острые осколки.
Вот список жертв - животных из лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE на английском языке:
"Monkeys with electrodes in their heads used for cranial research as well as being paralyzed with injections.
A baby monkey confined in a metallic cylinder and left in utter isolation and sensory deprivation.
Rabbits having hairspray dripped in their eyes to see how long it takes for them to go blind as well as inadvertently being poisoned.
A rat experimented in a skinner box.
Small monkeys, lorises and aye-ayes dying after being subjected to air-freight.
Kittens having their lungs infected with worms.
Dogfish having their brains damaged and their eyes removed.
Sheep tested with high-velocity bullet wounds.
Goats tested with jagged shrapnel".
Но все эти упомянутые Ричардом Адамсом животные особо не играют роли в сюжете "Чумных Псов" как таковой, а служат лишь инструментом для обличения и критики жестокости экспериментов со стороны ученых и поднятия актуальных этических вопросов. Но, вернемся к основной истории Роуфа и Сниттера. Наконец, в самом дальнем углу, черно-белый фокстерьер Сниттер обнаружил еще одну дверь, прижавшись ноздрями к щели. По словам автора, это было "нечто более тяжелое, дверь обычного типа, выкрашенная в зеленый цвет и закрывающаяся так же быстро, как аравийские деревья". Оба пса мигом ощутили запах дождя, льющегося из тьмы снаружи. «Мокрая грязь и дождь. Сточные канавы и листья! Запах» - произнес Сниттер, когда Роуф приблизился. Казалось, вот она, долгожданная свобода!
Но нет - Сниттер начал что-то бормотать: «Ничего хорошего. Дверь почтальона — дверь разносчика газет. О, неважно! Мы уже наелись до отвала, вот и все. Выйти некуда? Разве мы не можем сразиться с почтальоном? Кошки на дереве. Залезай, пока верхние ветки не согнутся. А потом что? Повесь себя на облаке, пока думаешь! Холодно. Мои лапы замерзли». Возможно, это - очередная галлюцинация пса в стрессовой ситуации, но вероятно, и проблески его прежней жизни до того, как черно-белый фокстерьер вообще оказался в лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE. Роуф, который до этого молчал, с недоумением глядя на своего компаньона, внезапно произнёс: "Burn! Burn, over there. Smell of ashes. It'll be warmer. Come on!" ("Пламя. Пламя, вон там. Пахнет пеплом. Будет теплее. Пошли!"). Так оба пса оказались возле крематория или мусоросжигательной печи, описанной Ричардом Адамсом так:
"Следуя за Рауфом вокруг клеток, он обнаружил, что тот уже обнюхивает квадратную железную дверь, установленную в раме из кирпичной кладки и выступающую из стены немного выше уровня его головы. Она была приоткрыта. Взглянув вверх, он увидел внутри свод или верхнюю часть некой металлической пещеры, которая, должно быть, была глубокой, поскольку не только теплый сквозняк поднимался по ней и легкий налет порошкообразного пепла, но и мельчайшие звуки, звон и потрескивание, усиливавшиеся, когда они отражались от железных стен шахты".
Сгорая от любопытства, черно-белый фокстерьер Сниттер и черный дворовой пес Роуф с трудом открыли лапами ип носами железную дверь крематория, и каждый из них сказал:
«Что это?» — повторил Роуф. - «Что-то горит, какая-то смерть — кости — волосы...»
«Эти существа здесь — кем бы они ни были — белые халаты, должно быть, сжигают их. Видишь ли, запах тот же, только горелого. Да, конечно», — сказал Сниттер. - "Конечно, это оно. Они сожгли мою голову, вы знаете, и табачник продолжает жечь эту штуку, которую он кладет себе в рот. Очевидно, они сжигают этих тварей там".
"Зачем?" - спросил Роуф.
"Не будь глупым" - ответил Сниттер и медленно пошел обратно к открытой двери. - "Там все еще тепло. Мертвецы — но не холодно. Горячие кости, горячие кости. Я закину туда голову!".
Он снова поднял лапы, заглядывая в устье квадратной металлической пещеры. Внезапно он взвыл от волнения.
"Свежий воздух", воскликнул Сниттер. - "Овцы, дождь! Запах под пеплом! Я говорю вам..."
Вот как звучит та цитата в оригинале на английском языке:
" "What is it?" repeated Rowf. "Something's been burning, some sort of death--bones--hair--"
"These creatures in here--whatever they are--the whitecoats must burn them. It's the same smell, you see, only burnt. Yes, of course," said Snitter. "Of course that's it. They burnt my head, you know, and the tobacco man keeps burning that thing he puts in his mouth. Obviously they burn these creatures in there."
"Why?"
"Don't be silly." Snitter went slowly back to the open door. "It's still warm in there. Dead things--but not cold. Hot bones, hot bones. I'll throw my head in."
He put his paws up once more, peering into the mouth of the square, metal cavern. Suddenly he gave a whine of excitement. "Fresh air," cried Snitter. "Sheep, rain! Smell underneath the ashes! I tell you--"
И именно Сниттер далее по сюжету начал подначивать Роуфа залезть внутрь крематория! «Свежий воздух... Желтый запах — колючки — пчелы — только слабый— и где-то есть мокрые рододендроны. Рододендроны, Роуф!» - сказал Сниттер, что-то учуяв. А Ричард Адамс во время побега собак описал крематорий так:
"Обложенный кирпичом, железный желоб, спускающийся вниз через стену здания, вел прямо в небольшую печь, похожую на теплицу, расположенную снаружи. Она использовалась для сжигания не только мусора, такого как старые хирургические перевязочные материалы, грязная солома и подстилка из клеток, но и трупов морских свинок и любых других существ, достаточно маленьких, чтобы от них было удобно избавиться таким образом.
В тот день был сильный пожар, в котором сгорели изуродованные останки примерно двадцати морских свинок, которые не могли больше помогать станции, а также пара котят и мангуст. Тому, парню, который помогал Тайсону по дому, было приказано пойти и разжечь печь около пяти часов, но, зная, что Тайсон торопится уйти и вряд ли придет посмотреть, какую работу он проделал, он просто быстро разгреб пепел и фрагментарные остатки соломы, костей и волос и решил оставить уборку до утра понедельника".
Далее, по сюжету произведения Адамса, Сниттер сразу же запрыгнул внутрь: "Он начал пытаться подтянуться и влезть в квадратное отверстие желоба, просунув голову и передние лапы и повиснув на мгновение на краю, прежде чем снова упасть на бетонный пол. Роуф наблюдал за ним". Сам черный дворняга Роуф пытался отказаться от этой затеи, говоря: «Запахи проникают через щели. Так же, как и мыши. Собаки — нет. А что, если там нет ничего, кроме щели? Ты застрянешь там и умрешь. Никогда не вернешься». В ответ черно-белый фокстерьер Сниттер лишь накричал на него: «Ты проклятый блохастый уличный прыгун, почему ты думаешь, что я так себя веду? Как только ты засовываешь туда голову, ты можешь почувствовать ветер, широкий, как твоя задница, и запах дождя». В итоге Роуф последовал за Сниттером внутрь крематория и пополз по чугунному тоннелю, "медленнее, подумал Сниттер, чем слизняк на мокрой гравийной дорожке".
Наконец, обе собаки оказались внутри помещения. После прохода через желоб Роуф поцарапался вдоль бока. Обессиленные, псы заснули внутри крематория и проспали три часа. Однако, на их счастье, утро еще не настало. Была глухая полночь. Первым пробудился Сниттер, ощутив могильный холод остывшей печи и сказал Роуфу: «Вылезай из листьев, Роуф, вылезай из воды! Нам нужно идти!», на что черный дворовый пес ответил: «Не хочу идти. Оставайся здесь». Далее, между собаками следует такой диалог, где черно-белый фокстерьер убеждает Роуфа еще и выбраться с ним на свободу, а Роуф ведет себя, как ведомый и нерешительный пёс:
""Нет! Нет! Широкая площадь, дождь, снаружи!"
"Оставайся здесь — тепло и сухо".
"Нет, Роуф, нет! Белые халаты, металлическая вода, табачник! Грузовик! Нам нужно выбраться!"
Роуф встал и потянулся, как мог в замкнутом пространстве.
"Никакого выхода нет".
"Да, есть. Ты можешь учуять его запах".
Сниттер дрожал от нетерпения. Роуф стоял неподвижно, как будто размышляя.
Наконец он сказал: "Никакого выхода нет — никакой свободы. Ничего нет, нигде, кроме... ну, это плохой мир для животных. Я знаю это".
"Роуф, не начинай так пахнуть. Я не буду это нюхать — уксус, парафин — еще хуже. Я жил вне этого места, у меня был хозяин, я знаю, что ты ошибаешься!"
"Не имеет значения".
"Да, это так. Из этой норы. Ты первый".
Роуф, широко распахнув дверь топки, выглянул в дождливую темноту.
"Тебе лучше идти одному. Отверстие слишком мало для меня".
"Давай, Роуф, залезай! Я пойду за тобой".
В итоге Роуф в попытке выбраться из печи, просто застрял в проходе, а от сильного стресса и страха, Сниттер, по мере того как его отчаяние нарастало, чувствовал острую боль в черепе и волчью ярость, которая, казалось, поглощала его, пульсируя в окружающем железе, золе и костях, воскликнул с пеной у рта: «К черту Белых Халатов! К черту Энни, к черту полицейского и белый колокол! К черту вас всех, к черту вас! Вы убили моего хозяина!». Затем Сниттер явно укусил Роуфа, и псам удалось до наступления рассвета покинуть стены исследовательского центра Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, причинившего им много горя, чтобы никогда больше туда не возвращаться. Далее, между собаками происходит такой диалог:
" «Вставай и иди со мной!", — раздался голос Сниттера, невидимый собачий запах впереди него в шипящей темноте. Роуф хромал, идя вперед на трех лапах, чувствуя под подушечками лап незнакомую текстуру гравия, палок и грязи. Они по самой своей природе были успокаивающими, смягчая его боль более добрыми ощущениями реальности. Он попытался хромать быстрее и перешел на неуклюжий бег, настигнув Сниттера на углу здания.
«Куда?» - спросил Роуф.
«В любую сторону», — ответил Сниттер, «лишь бы мы были достаточно далеко отсюда при дневном свете!».
Побег собак через исследовательский центр становится метафорой их борьбы за свободу и выживание. Собаки, оказавшиеся в незнакомом и полном запахов месте, чувствуют себя потерянными и испуганными. Подробное описание их реакции на различные запахи и звуки помогает читателю почувствовать их дезориентацию и страх. В произведении создается резкий контраст: описание природы на воле, к которой стремятся собаки, противопоставляется искусственности и жестокости лабораторных условий. Птицы, крысы и другие животные представлены как жертвы научных экспериментов, что подчеркивает бесчеловечность вивисекции. Ричард Адамс критикует в этом отрывке использование животных в научных исследованиях, особенно те эксперименты, которые кажутся бессмысленными или наносящими страдания. Описание экспериментов над голубями, крысами и другими животными вызывает у читателя отвращение и заставляет задуматься об этических границах науки.
Подробное описание экспериментов, которым подвергаются различные животные (мыши, кролики, кошки, осьминоги, морские свинки), создает у читателя чувство глубокого дискомфорта и отвращения. Ричард Адамс в своих "Чумных Псах" показывает масштаб и разнообразие жестокости, которая происходит за закрытыми дверями лабораторий, воздействуя на эмоциональную сферу читателя. Это не просто констатация факта, а создание живого, пугающего образа. Подробные описания жестоких экспериментов над животными - это не садизм ради шока. Автор преследовал различные цели, прибегая к данному инструменту:
- Намекнуть на секретность и злоупотребления: Упоминание экспериментов доктора Гуднера и возможной связи с военными исследованиями намекает на то, что в лабораториях могут проводиться еще более ужасные эксперименты, о которых общественность не знает.
- Описать сжигание трупов: Посредством этих подробностей Адамс демонстрирует отношение к животным, как к отработанному материалу.
Подготовить читателя к опасному побегу: Описание тепла, исходящего от печи, и запаха свежего воздуха, маскирующего запах смерти, создает напряжение и предвещает опасный побег, в который решают отправиться собаки.
И вот, Роуф и Сниттер успешно ночью, в виду отсутствия в 1970-х годах камер, охранных систем и сторожей в лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, совершили дерзкий побег из исследовательского центра! Казалось бы, вот оно, настоящее счастье, ужасы экспериментов позади... Но не так все просто! Животных и на воле ждет немало злоключений и опасностей! И Ричард Адамс задается вопросом, а что такое, собственно, эта самая вожделенная свобода? Только ли отсутствие страданий и физических ограничений понимается под ней, как мы видим на примере этой цитаты:
" Свобода — эта всепоглощающая цель, стоящая за сомнениями или критикой, желанная, как моль желает свечи или эмигрантов на далеком континенте, ожидающем, чтобы иссушить их в своих пустынях или довести до безумия в свои суровые зимы! Свобода, та земля, где мошенники на каждом углу обманывают ложью и обещаниями отважных овец, которые посчитали, что пришло время уволить Пастыря! Разверни свое знамя, Свобода, и призови меня с корнетом, флейтой, арфой, цангой, гуслями, цимбалами и всеми видами музыки пасть ниц и поклониться тебе, и я сделаю это в тот же миг, ибо кто захочет быть брошенным в огненную печь презрения своих соседей?
Я приду к тебе, как самец паука к самке, как исследователь к верховьям великой реки, на которой он знает, что умрет прежде, чем когда-либо доберется до устья. Как я смею отвергать твой призыв, королева, чьи отвергнутые возлюбленные исчезают ночью, принцесса, чьи неудачливые женихи умирают на закате? О, если бы мы никогда не столкнулись с тобой, богиня тромбоза, бессонницы, астмы, двенадцатиперстной кишки и мигрени! Ибо мы свободны — свободны страдать от всех мук размышления, от решений, которые должны быть приняты на основе сомнительной информации и полузнания, от всех мук задним числом и сожаления, от неудач, стыда и ответственности за все, что мы навлекли на себя и других: свободны бороться, голодать, требовать от всех последнего, величайшего усилия, чтобы достичь того, чего мы жаждем, и, оказавшись там, прийти к выводу, что это, в конце концов, не то место.
За большую цену приобрел я эту свободу, чтобы желать Богу, чтобы я умер от руки Господа в земле Египетской, когда я сидел у котлов с мясом и ел хлеб досыта. Тиран не был таким уж плохим старым ублюдком, и даже в своей произвольной ярости никогда не убивал столько, сколько погибло во вчерашней славной битве за свободу. Так ты вернешься к нему? Ах нет, милая Свобода, я буду рабом для тебя, пока не забуду любовь, которая когда-то поглотила мое существо, пока не состарюсь и не ожесточусь и не смогу больше видеть лес за голодными, грязными деревьями. Тогда я прокляну тебя и умру; и тогда ты признаешь, что я могу считаться твоим верным последователем и истинным созданием этой Земли? И, Свобода, был ли я свободен?"
В данном отрывке Адамс заранее подготавливает читателей к тому, что для его собак, черного дворового пса с ушами спаниеля Роуфа и черно-белого фокстерьера Сниттера свобода станет нечто большим, чем просто побег из лаборатории! Это - своего рода протест, вызов системе, ответственной за причинения им стольких страданий. Но не будем забегать вперед, а сосредоточимся на том, что же случилось после того, как псам удалось спастись? Роуф и Сниттер оказались на ферме в Лоусон-Парке и удивились тому, как резко изменился мир вокруг них:
" В полумиле к северу от Лоусон-парка возвышается Монк Конистон Мур, холмистый и волнистый, над дубовыми лесами внизу. Старый, сухой каменный хоггус (или свинарник — «хог» в Озерном крае является овечьим эквивалентом быка) стоит, полуразрушенный, у ручья, а рябина кладет свои гибкие ветви и тринадцатилистные побеги на шифер крыши.
Для того, кто идет по лесу от Хоксхеда до Нибтуэйта или от Саттертуэйта до Хау-Хеда , один одинокий холм, увенчанный другим, открывает другой, и так до самого водораздела, и мало что движется, кроме падающих ручьев и серых овец, которые встревоженно выбегают из папоротника и убегают от незваных гостей, будь то человек или животное: подходящий пейзаж, чтобы лежать, промокнув под серебристым рассветом, низкими облаками и восточным ветром в октябре. Здесь, среди мокрых трав и губчатых, промокших куч мха, Роуф и Сниттер лежали, глядя в изумлении и смятении, когда первый свет ясно показал пустоту вокруг них.
«Это не могут быть Белые Халаты!», — отчаянно сказал Сниттер. «Ни дома, ни фонарного столба, ни забора — это неестественно! Даже Белые Халаты не могли...»
Он замолчал и снова поднял голову навстречу ветру.
"Смола... был... да... на мгновение... но слабый. И мусорные баки исчезли... все до единого... это невозможно!"
Сниттер на мгновение повернул голову, затем снова уронил ее на вытянутые передние лапы. "И нигде нет людей... так зачем это делать?... и все это небо, как оно может когда-нибудь перестать лить дождь? Роуф? Роуф, вернись!"
Роуф открыл глаза, его верхняя губа скривилась, словно от гнева.
«Что?» - спросил он Сниттера.
«Они забрали все, Роуф, — дома, дороги, машины, тротуары, мусорные баки, сточные канавы — все. Как, черт возьми, они могли это сделать? Я говорю тебе, это невозможно! И куда они все делись? Зачем все это создавать — создавать и потом уходить — зачем?»
«Я же говорил тебе», — сказал Роуф.
«Что ты мне сказал?» - спросил Сниттер.
«Мир, я сказал. Я говорил тебе, что он будет таким же за пределами загонов. Никакого внешнего мира нет. Ты говоришь, что он изменился, так что Белые Халаты — или, по крайней мере, некоторые люди — должны были изменить его, чтобы иметь возможность делать что-то с некоторыми животными. Для этого и существуют животные, чтобы люди делали с ними что-то. Для этого и существуют люди, если уж на то пошло, — чтобы делать эти вещи, я имею в виду», - объяснил Роуф.
«Но, Роуф, мой хозяин — мой хозяин никогда ничего не делал с животными. Когда я был дома с моим хозяином...» - Сниттер не договорил.
«Он должен был, иначе он не мог бы быть человеком».
«Но как они могли убрать улицы и дома и сделать все это?»
«Они могут сделать все, что угодно. Посмотрите на солнце там наверху. Очевидно, какой-то человек когда-то поднял руку, чтобы зажечь его, так же, как это делает табачный торговец в собачьем сарае. Но вы бы не поверили, если бы сами не увидели, как это делает табачный торговец, не так ли?»
И даже в этот момент Сниттер продолжал упрашивать роуфа идти вперед, аргументируя тем, что собаки нуждаются в еде, крыше над головой и добром хозяине:
«Нам нужно найти людей», — наконец воскликнул Сниттер.
«Зачем?» - спросил Роуф.
«Собакам нужны люди. Нам нужны хозяева. Еда, кров. Пошли! Мы не можем здесь оставаться. Белые Халаты будут нас искать», - ответил Сниттер.
Путь оказался не близок. Черный дворовый пес с ушами, как у спаниеля и черно-белый фокстерьер с перевязанной головой помчались через лес, следовали по тропинке, ведущей вниз к дороге у озера. Пока Сниттер радостно наслаждался свободой, Роуф мрачно грыз палку. Заитем, псы вышли на дорогу, огибающую восточную сторону Конистон-Уотер. Там Сниттер обнаружил живописное озеро и позвал Роуфа посмотреть на него, на мгновение забыв про то, что его товарища ученые неоднократно топили в резервуаре, вызывая страх воды:
"«Смотри, Роуф, смотри!» — закричал Сниттер, сбегая к воде. «Там все неподвижно! Я бы не сошел с ума, если бы оказался там — все будет неподвижно — накрыто — моя голова будет прохладной...».
Роуф отступил назад, рыча. «Не ходи туда, Сниттер! - грозно произнес он. - Держись подальше, если у тебя есть хоть капля здравого смысла. Ты не можешь себе представить, каково это. Ты не сможешь выбраться!».
"Все еще окруженные со всех сторон утренним одиночеством, они добрались до северного конца озера, пробежали мимо поворота, ведущего к Хоксхеду, пересекли мост Скул-Бек и так далее по направлению к Конистону" - пишет Ричард Адамс о приключениях своих псов после побега из лаборатории. И да, стоит подчеркнуть, что поскольку "Чумные Псы" в оригинале - это все-таки не научная фантастика и не фэнтези, а произведение в жанре реализма, то Ричард Адамс указывал в нем вполне реальные локации своей Родины. Конистон - это реально существующая местность в Англии. Название местности происходит от соединения двух слов - древнескандинавского "konungr" означающего «король», и древнеанглийского "tūn", означающего «фермерство» или «деревня». Название "Конистон" можно интерпретировать, как «королевское поместье». К XII веку существовало и другое наименование - «Конингестон». Конистон в "Чумных Псах" Ричарда Адамса и в реальной жизни в Англии - это деревня, жители которой являются фермерами. Также в Конистоне происходит и добыча полезных ископаемых - медных и сланцевых рудников.
После этого эпизода первое знакомство с людьми у Роуфа, в связи с тем, что он, в первую очередь - крупная черная дворняга, явно не задалось. Движимый голодом пёс незаметно проник в деревню Конистон и начал рыться в мусорном баке в поисках съестного, и печальный результат не заставил себя ждать:
" Все еще окруженные со всех сторон утренним одиночеством, они (собаки, сбежавшие из лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, прим. ред.) добрались до северного конца озера, пробежали мимо поворота, ведущего к Хоксхеду, пересекли мост Скул-Бек и так далее по направлению к Конистону. Вскоре они обнаружили, что приближаются к небольшой группе из трех домов, два по одной стороне дороги и один по другой. Солнце поднялось из-за облаков на востоке, и в садах, когда они подходили к ним, они слышали, как пчелы жужжат среди флоксов и поздно цветущих антирринумов.
Роуф, наткнувшись на открытые ворота, поднял лапу на столб, затем целенаправленно пошел по садовой дорожке и скрылся за углом дома. За лязгом падающей крышки мусорного бака и опрокидыванием бака последовал звук распахиваемого окна на первом этаже, затем угрожающие крики, топот ног, бегущих вниз, и резкий стук — один, два — отодвигаемых засовов. Снова появилась большая фигура Роуфа, черная и щетинистая, пятящаяся от человека в коричневом халате и войлочных тапочках, с лицом, покрытым белой бородой от мыла для бритья. Пока Роуф стоял на месте, мужчина наклонился, поднял камень с клумбы и швырнул его".
К счастью, прямо в пса камень не попал, однако Роуф в этот момент в очередной раз убедился, что человечество опасно для него и поделился со Сниттером своими переживаниями о случившемся:
" «Я бы с ним подрался — я бы укусил его за лодыжку!»- разъярился Роуф.
"О, иди и укуси полицейского!» — сказал Сниттер в ответ. - «Укуси почтальона, продолжай! Ты же все испортишь, правда? Это неправильно, Роуф!».
«Этот ящик — там была еда, завернутая в бумажные пакеты, как у табачника!» - стал оправдываться Роуф.
"Тебе следовало залезть туда и закрыть крышку. Зачем я вообще потрудился тебя вытащить? Ты должен обращаться с людьми как следует, Роуф, если хочешь! - с укором сказал Сниттер и добавил: "Он ударил тебя этим камнем?»
«Нет, иначе я бы пошёл на него. Я тебе говорю...» - яростно произнес Роуф.
«О, черт возьми, эта проволочная сетка вокруг моей головы!» — внезапно закричал Сниттер. - «Я ослеп! Я ослеп!» Он бросился на дорогу, хватаясь и царапая свою голову, которая дергалась взад и вперед, как у заводной игрушки. «Мухи — мухи собираются съесть меня! Дорога черно-белая — грузовик едет, грузовик едет, Роуф!».
Черно-белый фокстерьер Сниттер вскоре выскочил на дорогу, но в этот момент показалась проезжающая машина. К счастью для пса, люди не сбили его. Машина замедлила ход и остановилась. Водитель остался за рулем, а его пассажир, молодой человек в сапогах, синей водолазке, анораке и желтой шерстяной шапочке, вышел и встал рядом с машиной, глядя на Сниттера на дороге. Он заметил, что у черно-белого фокстерьера был зеленый ошейник с номером. Молодой человек предложил положить Сниттера в багажник и найти его хозяина:
"«На нем зеленый ошейник, Джек, но на нем ничего нет — ничего, кроме номера. Он не мог улететь далеко, настолько он плох. Давайте просто положим его в машину, чтобы убрать с дороги, а потом я спрошу у пары человек. Скоро узнаю, чей он».
Но в этот момент прятавшийся от людей за забором черный дворовой пес Роуф в ярости накинулся на "спасителей" Сниттера, едва не укусив их:
"Он наклонился и поднял Сниттера на руки. В тот же момент Роуф бросился через дорогу и прыгнул к его горлу. Водитель издал предупредительный крик, и молодой человек, вовремя отпустив Сниттера, вскинул левую руку, которую Роуф схватил зубами ниже локтя анорака. Когда молодой человек отшатнулся, водитель выскочил из машины и начал бить Роуфа по голове парой тяжелых водительских перчаток. Сниттер, взвизгнув от падения, был уже в двадцати ярдах от дороги, когда Роуф отпустил его и бросился за ним, оставив водителя закатывать рукав своего друга и рыться в его карманах в поисках йодного карандаша".
И после этого инцидента Роуф сказал Сниттеру, что принял тех людей за ученых (или, как псы их называют - Белых Халатов, англ. "whitecoats") из лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, которые якобы бросились в погоню за ними, обнаружив пропажу, и хотели вернуть беглецов назад:
"«Я же говорил тебе, Сниттер, я же говорил тебе! Ты думаешь, что знаешь все о людях. Я же говорил тебе...» - с досадой произнес Роуф.
«Они были в порядке... они были хозяевами. Это была моя голова... вся в огне... я не мог видеть...» - уверял его Сниттер.
«Они были в белых халатах... ты же знаешь? Они собирались увезти тебя, вернуть... Сниттер, с тобой все в порядке?» - забеспокоился Роуф.
«Я думаю... да... я так думаю» - ответил ему Сниттер, после чего сел и с сомнением огляделся.- «Хотел бы я, чтобы мышь вернулась. Я никогда не знаю, что делать без нее».
«Дальше по этой дороге есть еще дома... видишь их?» — сказал Руф. - «оЭто единственное, что люди не увезли, во всяком случае... или пока не увезли. Пойдем туда... тебе станет легче, когда мы доберемся до домов».
«Эта пирамида... Дрозд... он был мертв, ты знаешь», — сказал Сниттер. «Я видел, как вчера вечером табачник вытащил его тело из загона. Он лег, как и я...»
«Когда он умер?» - с ужасом вопрошал Роуф.
«Тебя там не было. Думаю, это было вчера днем, когда ты был в металлической воде» - ответил Сниттер.
Далее, Сниттер принялся поучать Роуфа, как весьти себя с людьми, искренне веря в то, что не все из них уподобились "Белым Халатам":
"«Ты не должен рыться в мусорных баках, как бы приятно они ни пахли. Если поблизости есть хозяева, это их злит, по какой-то причине. Правильный поступок, если хочешь получить еду от человека, — сначала пойти и подружиться с ним, а потом, если повезет, он тебе что-нибудь даст. Заметь, мне никогда не приходилось делать этого с моим хозяином. Меня всегда регулярно кормили. Я знал, где я — в те дни — о, какой в этом смысл? Но так и надо делать. Я покажу тебе, когда мы доберемся до этих домов!».
Сбежавшие из лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE черный крупный дворовой пес с ушами спаниеля Роуф и черно-белый фокстерьер Сниттер продолжили свой путь в самый центр Конистона. Роуф тут же повернулся и улизнул по ближайшей боковой улочке (или «лоннине», как называют их жители Озерного края) между серыми, покрытыми лишайником стенами. Сниттер повел своего приятеля по задним дворам да пустошам в надежде встретить добрых хозяев или случайных прохожих, что сжалятся над ними и приютят. Но вышло все иначе. Сперва псам на глаза попалась река Черч-Бек (англ. Church Beck), вполне реальный водоем и каньон Великобритании в Озерном крае, что проистекает "со скал Уэзерлама, с Лоу-Уотер, Леверс-Уотер и восточных высот Олд-Мэна", как пишет Ричард Адамс в своей книге. На сегодняшний день туристы часто любят нырять в эти воды в гидрокостюме:
Но, как мы помним, после многочисленных экспериментов с утоплением черного дворового пса Роуфа в резервуаре у бедного животного выработался непобедимый и неистовый страх воды вообще, поэтому он бросил один взгляд на реку и старался держаться ближе к суше и не потерять Сниттера из виду:
""Роуф, подожди!" - сказал ему Сниттер.
"Будь я проклят, если подожду! Эта вода..." - начал было Роуф.
"Не обращай внимания на воду. Неподалеку есть магазин, полный еды. Ты не чувствуешь ее запаха?" - спросил Сниттер.
"Что такое магазин?" - удивился Роуф.
"О, знаешь ли — магазин — магазин — это дом, Роуф, где есть мясо, печенье и прочее, и мужчины, которым это нужно, идут и берут это. На самом деле, обычно это женщины, по какой-то причине, но — о, неважно. Этот не может быть далеко. Ты прав, эти дома приносят мне огромную пользу. Скоро мы найдем хозяина, вот увидишь!".
Магазин действительно оказался поблизости. Как пишет Ричард Адамс в своем романе, "это была современная бакалейная лавка, новая и элегантная, отдельные прилавки с деликатесами и сыром удобно располагались на полу рядом с полками с джемом, песочным печеньем, печеньем, мясными консервами, банками супа, анчоусами и чаем в красивых пакетах и банках". Заведение еще не открылось, но сотрудники уже принялись за работу - "молодой человек в фартуке из мешковины мыл плиточный пол шваброй и выливал воду на тротуар, в то время как молодая женщина осматривала полки, проверяла и переставляла часть товаров".
Сниттер в это время продолжал настаивать на своем и подбадривать Роуфа:
"Сниттер остановился на противоположной стороне дороги и сказал:
«Теперь смотри на меня, Роуф, и помни — мужчины прежде всего!».
«Не люблю мужчин» - мрачно заявил Роуф.
«Не будь глупым. Конечно, нам нужно найти человека, который будет за нами присматривать. У собаки должен быть хозяин, если она хочет жить достойно. Бедный старый Рауф, с тобой просто плохо обращались не те люди!», - с укоризной и надеждой сказал Сниттер.
«Это плохой мир...» - мрачно пробормотал Роуф, словно предчувствуя, что ничего хорошего ждать не придется.
«О, попробуй другой фонарный столб для разнообразия. Пошли! Это научит тебя паре вещей. Тебе понравится» - настаивал Сниттер.
Однако, теплого приема в магазине псам не пришлось испытать! Сразу после того, как животные просунули морды в открытую дверь, посыпались вопросы: "Ты когда-нибудь видел такую собаку? На ней кепка! Их двое, они пытаются войти, типа. Кажется, знают, где они вообще. Что они здесь делают?", "Что это у него на голове?" - спросил владелец магазина, уставившись на Сниттера. Также он позвал остальных сотрудников, что мыли тротуар и выставляли товар, поглазеть на собак и поинтересоваться, чьи они: "Где, Фред, где? Где? О, понятно. Боже мой, нет, я никогда их в жизни не видел. А ты, Мэри? Мэри? Они как-то связаны с тобой?".
Помимо того, что люди, вместо того, чтобы поодиночке осторожно приблизиться к псам, ласково поговорить с ними, успокоить и накормить, вышли из магазина целой толпой, чем только напугали их, так и в довершении ко всему, владелец магазина, что мыл руки дезинфекцинирующим средством и молодая женщина у прилавка, выставляющая товар, были одеты ИМЕННО в белые халаты! А владелец магазина еще и прихватил с собой нож, которым резал ветчину, когда весть о Сниттере и Роуфе дошла до его ушей! Вот как эту "встречу" описал Ричард Адамс:
"Молодой человек в мешковине, подняв глаза, увидел свою черную кепку, подпираемую мохнатой массой Рауфа за его спиной. Он постоял мгновение, уставившись, затем отложил швабру в сторону и крикнул через плечо в глубину магазина.
"Э, мистер Т.!"
"Что такое?" — ответил голос.
"Ты когда-нибудь видел такую собаку? На ней кепка! Их двое, они пытаются войти, типа. Кажется, знают, где они вообще. Что они здесь делают?".
Когда заговорили о собаках на его территории, владелец, добросовестный и щепетильный человек, который мыл руки дезинфицирующим мылом, как обычно, перед тем как открыть магазин, вытер их и поспешил вперед между полок, застегивая на ходу свой чистый белый халат длиной до колен. Увидев мимоходом нож для ветчины, лежащий там, где ему не следовало быть, на прилавке с сыром, он поднял его и взял с собой, в нервной спешке постукивая лезвием по левой руке.
"Где, Фред, где?" - сказал он. "Где? О, понятно. Боже мой, нет, я никогда их в жизни не видел. А ты, Мэри? Мэри? Они как-то связаны с тобой?"
Молодая женщина, неся листы с товаром, также подошла к двери.
"Что это у него на голове?" - спросил владелец, уставившись на Сниттера".
Разумеется, у собак, недавно сбежавших из лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, где над ними проводили жестокие эксперименты, наличие ножа и белых халатов вызвали нежелательные ассоциации с учеными, мучившими их. Это стало сигналом тревоги, и Роуфу со Сниттером пришлось бежать из магазина во всю прыть! Пробежав двести ярдов, Сниттер, тяжело дыша от быстрого бега, делился своими кошмарами и переживаниями с Роуфом:
""Ты видел, Роуф? Видел?!" - с ужасом вопрошал Сниттер.
"Он был в белом халате!" - воскликнул Роуф.
"У него был нож!"
"От него пахло этой дрянью!"
"Из переднего кармана торчали ножницы!"
"Там была женщина в белом халате, несущая бумагу, одну из тех плоских досок, которые они используют, когда приходят, чтобы забрать тебя!" - в ярости прорычал черный дворовой пес.
"О, Роуф, как ужасно! Это, должно быть, еще одно место Белых Халатов! Может, весь город в белых халатах, как ты думаешь? Кажется, вокруг почти никого не было. Целый город Белых Халатов!" - вскричал от ужаса Сниттер.
При этой мысли они снова побежали.
«Я не пойду туда! Держу пари, что они действительно бросают собак в эту текущую воду, что бы вы ни говорили», - сказал Роуф.
«Этот человек, должно быть, разделывает их на тех стеклянных столах. Это вообще не магазин!» - с ужасом вторил Сниттер.
«Давай уйдем! Пойдем, мы поднимемся сюда. Здесь пахнет одиночеством» - мрачно сказал Роуф.
«Да, хорошо. Да ведь это рододендроны, Роуф! Рододендроны!» - вскричал Сниттер.
«Не обращай внимания» - мрачно сказал Роуф.
«Нет, я имею в виду, все в порядке. Я говорю тебе, мы обязательно сегодня найдем настоящих хозяев, прежде чем закончим!» - настаивал Сниттер.
«Ты убьешь нас, Сниттер, или еще хуже! Я бы лучше держался подальше. Мне еще ни один человек не принес ничего хорошего!» - яростно прорычал Роуф.
Псы пошли по огороженной тропе, огибающей склон холма над Конистоном, но внезапно увидели едущий прямо перед ними грузовик. "Задняя часть была открыта, с цепями на металлических боках, которые лязгали и хлопали, когда он покачивался; и, очевидно, загружена мокрым гравием или камнем, поскольку черная морда Роуфа была вымазана желтоватой, охристой грязью, которая вытекла из задней части". Увидев грузовик, черный дворовой пес Роуф с яростным рыком и лаем бросился вперед и пробежал некоторое расстояние за машиной. Сниттер же, несмотря на их общий страх, гнев и недоверие к людям, сообщил Роуфу, что грузовик не опасен, и там, куда он направляется, есть еще добрые люди, которые их приютят, на что Роуф отвечал с немалой долей скептицизма:
""Что случилось? Я думал, ты сказал "мужчины"..."
"Грузовик, Роуф!--", - вскричал Сниттер.
"Я его прогнал, все в порядке! Проклятая штука, она нагадила мне в нос... она, должно быть, испугалась, grrrrrrr-owf!" - яростно зарычал Роуф.
«Грузовики — кровь! — они заткнули мне рот — не делай этого больше, Роуф! Ты не будешь?» - с надеждой спросил Сниттер.
«Какое ты странное чудовище, Сниттер! В один момент ты...» - проворчал Роуф.
«Я знаю, о чем говорю. Да, я, конечно, зол, но это всего лишь ветер. Он дует мне в голову, знаешь, там, где раньше были мозги. Как только залетают мухи...» - сказал Сниттер.
«Они не будут. Пошли. Откуда бы ни приехал этот грузовик, там могут быть еще люди — получше, как ты говоришь. Я сам в этом сомневаюсь, но если ты так хочешь их найти...» - мрачно сказал Роуф.
И тут Ричард Адамс вновь показывает нам живописную местность Озерного края и упоминает реальную достопримечательность родной Великобритании - "Шахтерский Мост" (англ. "Miners Bridge"), расположенный в Понтридигроес (англ. Pontrhydygroes), английской деревне в западном Уэллсе, на берегу реки Иствит. Мост находится на месте бывшего шахтерского пешеходного моста, построенного в девятнадцатом веке, когда Понтридигроес был центром процветающей свинцовой горнодобывающей промышленности.
По сюжету романа, под Шахтерским Мостом Роуф и Сниттер слышат шум водопада, и в Роуфе вновь из-за экспериментов с утоплением возникла гидрофобия:
«Все в порядке, Роуф. Здесь нет никаких Белых Халатов...» - попытался успокоить черного дворового пса черно-белый фокстерьер.
«Откуда ты знаешь?» - спросил Роуф.
«Запах» - объяснил Сниттер.
«Мне все равно — я туда не пойду!» - решительно заявил Роуф.
Далее, по сюжету оригинальной книги, оба пса оказываются в лишенной растительности долине Коппермайнс (англ. s Coppermines Valley), расположенной в миле от деревни Конистон в Озерном крае. Долина Коппермайн с великолепными видами на холмы Конистон и реку Конистон-Уотер в долине внизу — это место с бурлящими ручьями, грохочущими водопадами и скалистыми утесами. Эта живописная местность является частью объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО, включена в Список древних памятников, а также является объектом особого научного интереса!
Ричард Адамс пишет, что эта долина примечательна горнодобывающей промышленностью. Именно здесь находились залежи меди:
"Это была долина Коппермайнс, когда-то месторождение, но теперь, когда его жилы давно выработаны, туда приезжали только для мелкомасштабной добычи гравия и отвалов те, кто осмеливался привезти грузовик; отсюда и активность в субботнее утро. Это была сцена убогого запустения, рваных отвалов и других обломков заброшенной промышленности. Во всех направлениях по обезображенному ландшафту каналы, сырые и рукотворные, бежали, как мельничные желоба, стекая по крутым склонам или неестественно прорезая участки наступающих сопок. Далеко за ними склоны холмов возобновляли свои скалы и папоротники, от которых ветер доносил слабые, мшистые запахи, частично заглушаемые более близкими запахами работ".
Псы же какое-то время молча наблюдали за происходящим, и между ними возник такой диалог:
""Это все объясняет, конечно", - наконец сказал Сниттер.
Роуф почесал заднюю лапу за ухом и беспокойно поскреб землю.
"Это все объясняет, Роуф, разве ты не видишь? - продолжал Сниттер. - Это та часть, которую они сейчас делают. Они только что закончили убирать все улицы и вещи и начинают укладывать большие камни и траву. Когда они закончат здесь, я полагаю, они спустятся ниже, к тем домам, из которых мы пришли; заберут их и превратят это место в камни. Но зачем? Особенно если дома принадлежат белым халатам? Я вообще не могу понять. В этом нет никакого смысла, и ты даже не можешь укрыться от ветра".
Сниттер вздрогнул и лег.
"От ветра? Это мир, из которого мы не можем выбраться!" - мрачно сказал Роуф.
«Возможно, это тоже не те люди. Мне они не очень-то походят на хозяев, но все равно я попробую. Что еще мы можем сделать?» - вопрошал Сниттер.
Вскоре Сниттер наткнулся на грузовик и, к своему удивлению, увидел тех самых людей, что хотели его подобрать с дороги и увезти с собой! Роуф, черный дворовой пес, сказал своему компаньону:
"Полагаю, они заставляют грузовики ездить в этом месте - привязывают к ним провода, засовывают в них стеклянные предметы - все такое. Ты помнишь, как Кифф (один из замученных учеными псов в стенах лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, прим. ред.) рассказывал нам, что они привязывали к нему провода, чтобы он прыгал?"
"Они обматывали его ногу тканью, - сказал он, - и накачивали ее резиновым мячом. Это не те люди..." - ответил черно-белый фокстерьер Сниттер.
"Все люди..." (плохие, прим. ред.) - начал было Роуф.
"Ладно", - угрюмо сказал Сниттер. «Признаю, что я был неправ, но я еще не сдался. Мы должны пойти и поискать других людей, вот и все».
«Где?» - спросил Роуф.
«Не знаю. Давай поднимемся на тот холм. Он в противоположном направлении от города Белых Халатов, в любом случае!» - предложил Сниттер.
Псы, сбежавшие из лаборатории, пробежали по голой земле, мимо старой молодежной хижины и мельничного желоба за ней, прошлепали через ручей Леверс-Уотер и начали подниматься по линии ручья Лоу-Уотер в высокую глушь на восточных склонах хребта Конистон. Там они наткнулись на пасущуюся овцу -самку, которую жители Озерного Края называют "йоу" (англ. "yow"), погнались за ней, лая и щелкая по ее пяткам на протяжении сорока или пятидесяти ярдов, пока не теряли интерес или какой-то другой запах не отвлекал их от преследования. Упустив свою добычу, черно-белый фокстерьер Сниттер и черный дворовой пес Роуф наткнулись и на хищную птицу, которая водится на западе Великобритании - канюка (англ. buzzard), предположительно, вида Buteo buteo, который питается падалью, кроликами, птицами, змеями, лягушками, не прочь закусить мелкими млекопитающими и иногда способен убить и здоровых собак!
Поэтому Роуф и предостерег Сниттера: «Лучше не засыпай здесь!». Уставший черно-белый фокстерьер лежал, тяжело дыша, на клочке гладкого дерна, усеянного овечьим пометом, пока Роуф, из любопытства, безуспешно шарил вокруг в поисках следов жертвы канюка. Псы побежали дальше, пока не наткнулись на Лоу-Уотер, это тихое и тайное озеро, которое находится под обрывами Олд-Мэна и Брим-Фелл (англ. "Low Water, that still and secret tarn that lies enclosed under the precipices of Old Man and Brim Fell). Брим-Фелл — это сопка в английском Озёрном крае. Расположена к западу от деревни Конистон в южной части округа. Здесь реально расположены холмы The Old Man of Coniston, а Low Water - это один из карьеров, где сланец открытым способом добывался из выемок вблизи вершины. Еще двумя такими карьерами в медной горной промышленности были Scald Kop, где большая пещера образовалась в результате добычи сланца на поверхности; и карьер Saddlestone, состоящий из двух «пещер», где сланец добывался для создания подземных выработок.
Все еще испытывая сильный страх перед водой, черный дворовой пес Роуф в ужасе отпрянул и помчался вверх по склону к Рэйвен-Тор (англ. Raven Tor). Здесь Ричард Адамс упоминает отвесную скалу на берегу реки Уай в Великобритании, которая в конце 1970-х годов стала популярной для спортсменов и любителей скалолазания:
Черно-белый фокстерьер Сниттер настиг его в каменистом овраге, и Роуф повернулся к нему, тяжело дыша и рыча. И между псами произошел такой диалог:
«Я же говорил тебе, Сниттер, я же говорил, не так ли? Неважно, куда мы пойдем. Белые Халаты...» - начал было Роуф.
«Рауф, там никого нет... ничего...» - пытался успокоить его черно-белый фокстерьер.
«Ты никогда не видел резервуара... он такой... на самом деле это резервуар, только больше... вода не движется... ты можешь заглянуть прямо в него... потом они тебя подбирают...» - со страхом произнес Роуф.
Через некоторое время Роуф спросил:
«Я полагаю, они должны где-то ждать... Белые Халаты. Где, по-твоему, они прячутся?»
«Это не для нас — не та вода — она слишком большая — они, должно быть, сделали ее для какого-то более крупного животного...» - произнес Сниттер, неспособный объяснить внезапное и непредсказуемое появление тарна и почти убежденный ужасной уверенностью Роуфа, тем не менее все еще искал какое-то утешение.
«Каких же животных? - спросил Роуф. - Они, очевидно, сделали это, не так ли — те люди там внизу с грузовиками...»
«Для овец, конечно», — сказал Сниттер, отчаянно надеясь, что это может быть правдой. «Да, должно быть, так. Я говорю вам, мы сбежали. Они делают это с другими животными здесь — не с нами. Посмотрите на облака — посмотрите на ручей — они идут только в одну сторону — они никогда не идут назад, не так ли? Мы тоже не вернемся!».
Несмотря на сильную водобоязнь Роуфа, другое реальное озеро Англии - Леверс-Уотер, гораздо большего озера, с отчетливо видимыми следами работы людей на бетонной насыпи и плотине у устья, - как ни странно, не вызвал у него никакого беспокойства. "Как олень или лиса, встрепенувшись при первом запахе гончих или звуке рога, затем соберутся с мыслями и начнут всерьез призывать свои силы хитрости и выносливости, так и Роуф, однажды натолкнувшись и приняв доказательство того, что он все это время больше, чем подозревал, — вездесущность Белых Халатов — теперь, казалось, приготовился бороться с этим как можно лучше" - пишет Ричард Адамс в своем романе.
На "счастье" псов вновь показался на горизонте человек. Это случилось в местности Хай Феллс (англ. High Fell) Озерного края. Ныне это - заповедная зона, включена в ЮНЕСКО, находится в Национальном парке Озёрного края, который обязан сохранять и улучшать природную красоту, дикую природу и культурное наследие этой области. На протяжении многих лет в Англии земли Хай Феллс использовались в качестве пастбища для овец. И Ричард Адамс в "Чумных Псах" конкретизирует культурную особенность этого региона.
Но, вернемся к сюжету романа. Сниттер и Роуф с явным предубеждением и подозрением отреагировали на случайно попавшегося им на глаза пастуха:
"«Он не был... ну, он не был похож на Белого Халата», — неуверенно сказал Роуф.
«Нет. Но он был похож на табачника (имеется в виду разнорабочий вольера Гарри Тайсон, прим. ред.), и звучал он довольно похоже» - вторил Сниттер. - «И все же, та другая вода там, откуда мы пришли, — она не была похожа ни на что из того, что ты мне рассказывал о резервуаре...»
«Это было... я тебе говорю... просто потому, что она не пахла металлом...» - объяснил Роуф.
«Запах — это всегда то, что нужно знать, но я признаю, что это не обязательно означает, что все в порядке. Грузовики не пахнут гневом, если уж на то пошло — ни крови, ни запаха изо рта, ничего — но они приходят и убивают...», - сказал Сниттер.
Роуф ничего не ответил, и немного помолчав, Сниттер продолжил: «Но что же будет с нами? Что мы будем делать? Они забрали весь естественный мир. Нечего есть. Нам придется вернуться!».
В этот момент Роуф вспомнил о мыши, что жила в его вольере в стенах лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, но умела добывать себе пищу, ела кусочки печенья, что оставались у собак. Роуф мрачно сказал: «Ну, Белые Халаты убили бы её, если бы могли, не так ли? Я помню, как однажды табачник бегал вокруг, пытаясь раздавить одну, которую он увидел!». В этот момент Сниттер вновь увидел пастуха овец и воспрянул духом:
С воплем восторга Сниттер вскочил на лапы.
"Роуф! Смотри! Посмотри хорошенько! Это, Роуф, хозяин — настоящий хозяин собак! Мы дома и сухие, Роуф, и я был прав, а ты ошибался! О, Снит — хорошая собака! Передай мне кусочек этого голубого неба, и я его сожру! Брось мне фонарный столб, и я отнесу его домой! Давай, быстрей!"
"Куда? Зачем? Сниттер, подожди!" - закричал Роуф
"Мы пойдем и сделаем то, что они делают, разве ты не видишь, а потом этот человек заберет нас с собой домой! Какая удача! Давай!"
Сниттер помчался так быстро, как только могли нести его короткие лапы, царапая подушечками лап грубые камни, кувыркаясь в торфяных расщелинах и вылезая из них, продираясь грудью сквозь снопы мокрого вереска. Сначала Роуф оставался там, где был, но когда Сниттер спустился далеко вниз по склону и не показывал никаких признаков колебаний или раздумий, он тоже вышел из своего укрытия и последовал за ним.
Он нагнал его, плескаясь через Коув-Бек, над крутыми скалами к северо-западу от озера.
"Шутник, подожди, говорю тебе! Я не понимаю!" - вскричал Роуф.
"Я тоже, совсем не понимаю. Мой хозяин раньше бросал палки, но это все равно. Когда выходишь на улицу с хозяином, он всегда любит, чтобы ты бегал и что-то делал. У этого человека, должно быть, овцы вместо палок, вот и все!" - ответил Сниттер.
От радости Сниттер, как гончая, помчался туда, где паслись йоу (овцы-самки, которые обычно рожают ягнят), да распугал все стадо. Весельчака остановили две черно-белые овчарки, пастушьи собаки. Вероятно, это - бордер-колли, специально выведенные для того, чтобы пасти овец. Овчарки накинулись на Сниттера со словами: "Эй! Что ты, черт возьми, думаешь, что играешь? Ты совсем спятил или что? "Ты что, с ума сошёл, гоняешься за йовами и падаешь, хватаешься и кусаешься? Где твоя ферма? Где твой хозяин? Ты тоже укусил йов, этот ублюдок - он истекает кровью, ты...". Сниттер попытался объясниться: «Мне... мне жаль... сэр... видите ли... мы... мы не знали...», но овчарки не стали его слушать, а лишь обнюхивали черно-белого фокстерьера. Наконец, вмешался Роуф, черный дворовой пес, но лишь усугубил ситуацию. Он сердито крикнул одной из овчарок: "Отстань! Оставь его в покое! Тебе это место не принадлежит...». Началась эскалация конфликта. Овчарки (чьи клички были Дон и Ваг, соответственно) заявили, что они здесь живут по праву, пасут овец хозяина, охраняют их от чужаков и собирают в общее стадо, а Сниттер им всю работу котопсу под хвост пустил в одночасье! И велели Роуфу и Сниттеру: «Слезай с горы, сволочь, вот и все! Убирайся прочь!».
В итоге Роуф и Сниттер были вынуждены в очередной раз рвать когти... Они поднимались по 2300-футовому участку Леверс-Хауз, почти обрывистой полосе между Брим-Фелл и Свирралом; такое же дикое, мрачное и одинокое место, как и любое другое в Озерном крае.Для справки: Леверс-Хаус, Брим-Фелл и Свиррал — все это особенности холмов Озерного края в Англии, особенно в районе Конистона. Леверс-Хаус — это высокий перевал или перевал, соединяющий разные хребты. Брим Фелл — это холм (холм или гора), расположенный между Стариком из Конистона и Свирл-Хау. Свиррал также является водопадом.
Наступала ночь, и во всей этой пустыне вокруг Роуф и Сниттер не знали ни еды, ни крова, ни друзей. Они оказались вновь отверженными, всеми гонимыми, и Сниттеру стало тяжелее осознавать, что НИКТО им уже не нужен:
"«Я как яблоня осенью», — внезапно сказал Сниттер. «Падаю вниз, полный ос и личинок. А после этого, знаете ли, листья тоже опадают — чем скорее ты меня покинешь, Роуф, тем лучше для тебя! Все, что я сегодня пробовал, пошло не так! Это не тот мир, который я покинул, когда меня продали Белым Халатам! Все изменилось. Возможно, я изменил его. Возможно, я схожу с ума даже тогда, когда не чувствую этого. Но ведь весь этот дым не может идти из моей головы?».
Роуф ответил:
"Я тебя не покину. Это не дым. Нет никакого горения! Ты можешь почувствовать запах. Белые халаты сами по себе безумны. Вот почему они режут тебя — чтобы ты тоже разозлился!».
Теперь туман был совсем рядом, а склон был очень крутым. На холоде карманы и мелкие лужицы воды среди камней уже потрескивали. Сниттер чувствовал, как мелкие осколки льда раскалываются и исчезают под его лапами. Вскоре он спросил:
«Ты голоден?»
«Я мог бы есть собственные лапы. Мы бы уже были накормлены, не так ли?», - ответил Роуф.
«Да, если бы ты сегодня пережил металлическую воду. Ты всегда говорил, что уверен, что они собираются тебя убить в конце!» - сказал Сниттер.
Земля стала ровной, и теперь они снова могли чувствовать легкий ветерок — или, скорее, своего рода сквозняк — на своих лицах, заставляя туман струиться мимо них, так что им самим казалось, что они движутся, даже когда стояли на месте. Насквозь промокшие и очень замерзшие, они легли, оба в полной растерянности.
«Мы даже не смогли бы найти дорогу обратно к Белым Халатам», — наконец сказал Роуф. - «Я имею в виду, предположим, что мы хотели бы».
«А зачем нам это?» - спросил Сниттер.
«Табачник забрал нашу еду — люди, которых мы видели сегодня, вероятно, давали еду только грузовикам или каким-то другим собакам — тем животным, которым они должны были навредить. Животные вроде нас — если они не те, кого они конкретно навредили, мы не получаем никакой еды» - ответил Роуф.
«Ты хочешь вернуться?» - удивленно спросил Сниттер.
«Я не знаю. Мы не можем голодать. Зачем мы сюда поднялись? Я не думаю, что кто-то был здесь с тех пор, как сюда поднялись люди, когда бы это ни было» - мрачно ответил Роуф.
"Люди с грузовиками сделали это. Никто не осмеливается подниматься или спускаться по нему теперь из-за страха умереть с голоду. Даже их табачники не пользовались этим. Когда он хочет спуститься, он спрыгивает с крыши и приземляется в воду, чтобы не испачкать свои ботинки. Он настоящий ветер, вы знаете. Он держит своих животных подвешенными к поясу. Он одет во все красные листья и дает им пакеты с личинками, чтобы они ели. Он разжигает свою трубку молнией и носит шапку из кошачьего меха..." - сказал Сниттер, вспоминая свою прежнюю жизнь до попадания в исследовательский центр. - "Если он придет сюда , я буду драться с ним... я разорву его..." "Он не придет. Он заблудился в саду и разбил мне мозги вдребезги, пытаясь найти выход".
В этот момент мизантропия Роуфа и его тотальное недоверие к людям (и даже к другим животным заодно!), лютая ярость, ненависть и всепоглощающее отчаяние достигли своего пика. Черный дворовый пес сказал:
" «Я знаю, что я трус и беглец — собака, которая не может делать то, что хотят люди, но я не собираюсь умирать здесь, не сражаясь за это. Помогите нам! Помогите! Мы пробовали твой способ, Сниттер. Теперь попробуем мой. Эта мышь не единственная, кто может обойтись без людей! Мы можем измениться, если захотим. Ты это знаешь? Превратимся — в диких животных!».
Он вскинул голову и завыл в затменное, невидимое небо:
«К черту людей! (Проклятые люди!) К черту всех людей! ("Будь прокляты ВСЕ люди!") Перемены! Перемены!».
(Фраза Роуфа на английском языке в оригинале звучит так:
"Damn men! Damn all men! Change! Change!").
"Сниттер, задрав нос от страха и неуверенности, теперь мог уловить, как вокруг них рос, едкий, дикий запах. Казалось, старый, дикий запах, поднятый, как можно было себе представить, из глубин древней земли под их лапами; отвратительный запах, рычащий, кровавый запах, далекий, слюнявый, полный зверского аппетита и дикости, короткой жизни и еще более короткой смерти, самого слабого пуха и отчаянного убийцы, разорванного на куски в конце концов либо его врагами, либо его собственными безжалостными сородичами" - так описывает Ричард Адамс то, как Роуф и Сниттер стали на тропу войны. Точнее, отныне они не будут искать себе никаких хозяев, чтобы добыть себе пропитание, и привыкли полагаться только на себя. С того момента черный дворовой пес Роуф и черно-белый фокстерьер Сниттер, сбежавшие из исследовательской лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, начали постепенно вырабатывать навыки охоты, но нападали не на людей, конечно же, а на овец, которых те пасли, чем вскоре и вызвали справедливый гнев со стороны местных фермеров.
Также примечательно, что между псами незадолго до этого произошел такой диалог, предвещающий их опасность для общества людей:
«Сова и крыса, землеройка и ворона», — пробормотал хрипло Роуф. - Свирепее... старше... свирепее...»
«Ты сова, Роуф? Крыса? Я не могу упасть так низко...» - спросил Сниттер.
Роуф опустил морду к земле.
«Давным-давно. Свирепый предок... Свирепая заводь. Свирепее людей. Убей или будешь убит!» - прорычал он. - «Волк и ворона; загнанные в загон овцы и агнцы. Разбивают загон, набивая животы. Челюсти хватают и зубы рвут...»
Он зарычал, царапая землю когтями.
«Сова, да, но свирепее. Крыса, но хитрее» - ответил Роуф Сниттеру.
Несмотря на свою первоначальную трусость, черно-белый фокстерьер Сниттер также резко изменился, когда Роуф поставил его перед тяжелым выбором: "УБИВАЙ или умри от голода!". И вот теперь два недавних беглеца из лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, которые НИЧЕГО не видели вне стен учреждения, подвергались жестоким экспериментам и были обречены на гибель, так как привыкли есть только то, что давали им сотрудники, теперь в книге Адамса уподобились свирепым волкам, раздирающим овец (или "йоу" - как их называли жители Озерного края) на части:
"Он остановился, издавая рычание, которое заканчивалось резким лаем. Он услышал топот копыт, неглубокую лужу, грохот камней, а затем, словно удар по его собственному телу, Роуф рванулся вперед, чтобы вонзить зубы в горло овцы. Таща, колотя, ударяясь о скалы: пиная и ныряя; и он бежал за звуком в темноте. Была кровь, дымящаяся кровь, нюх, облизывание, слюни, стекающие по земле, рычащее дыхание и тяжелое тело, борющееся, шатающееся вперед, комок кровавой шерсти, удушающий, хриплый звук где-то впереди. Где?
Вот оно, вот оно, Роуф внизу, кровь и дерьмо и запах овцы в агонии и ужасе. Он щелкнул и укусил голову, сведенные судорогой челюсти и вытаращенные глаза, затем нашел край открытой раны на горле и разорвал и разорвал. Внезапно, когда он дернул, большой поток горячей крови хлынул ему в лицо. Шерсть и плоть поддались в его зубах, и он упал назад, пришел в себя и снова прыгнул, на этот раз почувствовав сначала вялую пульсацию, а затем неподвижность. Рауф, черная, волосатая масса, пропитанная кровью, вытаскивал себя из-под него. Сниттер, начав лизать, почувствовал вкус собачьей крови, смешанной с овечьей. На левом боку Роуфа была неровная царапина, и одна из его передних лап сочилась кровью.
Под тяжестью веса Роуф отбросил его в сторону, заставив задохнуться от волнения. «Рви, рви!» - прорычал пес Сниттеру. Когда живот (овцы, прим. ред.) был разорван, они тащили дымящиеся внутренности по камням, грызли грудную клетку, дрались за печень, жевали мокрое сердце на куски. Роуф рвал бедро, пока не разорвал его, сухожилия, шаровой сустав и кожу, и лежал, хрустя красной костью в зубах. Тепло текло по ним, и уверенность — в темной ночи, когда другие боялись, и холод, притупляющий бдительность их добычи".
Пока черный дворовой пес Роуф утолял голод, черно-белый фокстерьер Сниттер, как пишет автор, "мочился на один камень за другим со словами: «Это покажет им, кто здесь хозяин!». Роуф, в свою очередь, свернувшись на окровавленных камнях, словно в корзине, открыл один глаз и удивленно спросил: «Показать кому?». Сниттер ответил: «Если бы эти овчарки вернулись сюда сейчас, Роуф, мы бы их разорвали, не так ли? Разорвать бы их — они бы развалились, как печенье!Что это, что это? Боже мой, кусок собаки, кто мог быть таким беспечным? Я беспечен, Роуф, не забота, очень справедливо, очень далеко, ха-ха!». После охоты на овец Роуф и Сниттер решили размышлять о своей дальнейшей судьбе. И Ричард Адамс использует богатый язык и яркие образы, чтобы передать состояние сознания собак после их побега из экспериментальной лаборатории:
"Обвинение и пьянящий восторг, резня в туманных испарениях, опустошение и разорение ура дикарской жизни, ненадежной, жизни столь разнообразной, жизни гнусной и безрассудной, корчащиеся лица, свирепые гримасы, оставляющие следы на каменистых местах, куски и фекалии по всему руну, это плечо йова, которое они оставили там гнить, застряв на валуне? Многому нужно научиться, Роуф, в папоротнике, большая забота, ибо это точка невозврата. Те, кто убивает овец, должны помнить, где они спят, когда ничего не слышно, дробовик рядом, проклятие фермера, вероятно, навредит вам, запах утром посылается для предупреждения, при облаке на солнце мудрая собака побежит, именно острые и бдительные избегают быть ранеными, а собака, которая одичала, живет в опасности. Тем, у кого на лапах кровь, а в пасти шерсть, стоит прислушаться к этим старым советам. Роуф, еще далекий от совершенства, но с тревогой осознающий, что с ними действительно произошла большая перемена, встал и начал ходить взад и вперед, обнюхивая все вокруг, прислушиваясь и запрокидывая голову, чтобы понюхать воздух.
Туман в Озерном крае может падать так же быстро, как грачи заполняют небо в ясный вечер, почти быстрее, чем спешно отстегнутая стрелка компаса горного путешественника может качнуться на север, чтобы указать направление: может кружиться вокруг затерянных в ледяных складках, пока сами пирамиды из камней не покажутся отпущенными и движущимися, сплетающимися, обманчивыми, дрейфующими ориентирами в глухом небытие, где горные овраги ведут вниз в воздушные ямы. И снова, однажды упав, туман может рассеяться так же внезапно, раскрывшись так же быстро, как поспешно разорванный конверт, полный плохих новостей.
Сначала Сниттер увидел звезды — яркий Денеб в зените, Арктур, мерцающий мрачно и очень далеко. Они прошли сквозь туман, а затем, как показалось, в одно мгновение непрозрачное, заглушающее звук одеяло исчезло под ветром, пахнущим водорослями и пропитанным солью песком. Пораженный быстротой перемен, Роуф инстинктивно заполз под скалу, словно зная, что он опасно обнажился рядом с их добычей во внезапной ясности лунного света. Немного ниже высокого хребта Леверс-Хауз они оказались беззащитными — водораздел крутой с обеих сторон, такой высокий и крутой, что йоу редко пересекают одну долину в другую — те, что пересекают, были всего горсткой, полдюжины или около того, чтобы их узнавали вместе по их меткам и обменивались на пастушьих сходках на Уолна-Скар.
Они пересекли хребет в сторону Даннердейла. На юге нависал мрачный восточный склон Доу-Крэг, эта изрезанная оврагами пропасть, которая убила слишком много альпинистов, включая ветерана Кашмира. На северо-западе возвышалась плоская вершина Грей-Фрайар, а прямо под ней лежала висячая долина, известная пастухам Ситвейта как Раф-Гранд — земля выше и стекающая в Ситвейт-Тарн. Легкий ветерок рябил поверхность озера с прерывистым, пятнистым блеском, от мелкого болотистого впадина вниз к глубокой воде вокруг выпуклого изгиба плотины. Таким образом, с расстояния в милю, место выглядело в этот момент мирным даже для Роуфа — Харибда спала, так сказать, или сталкивающиеся скалы легенды замерли в своем полуденном трансе.
Во всей долине шириной в милю они не могли видеть никакого движения, кроме движения ручьев, и все же, наблюдая с этого высокого, голого уступа среди разбросанных останков своей добычи, обе собаки, неосознанно прислушиваясь к шепчущим предупреждениям той коварной, кровавой силы, на службу которой они вступили, чувствовали себя уязвимыми, заблудившимися вне безопасности, без укрытия, опасно на открытом пространстве".
Первый абзац текста представляет собой поток сознания, передающий хаотичные и жестокие образы, связанные с охотой и убийством овец. Адамс использует такие слова, как "резня", "опустошение", "разорение", чтобы подчеркнуть жестокость произошедшего. Упоминание "плеча йова" (овцы) и фекалий указывает на недавнее убийство. В романе "Чумные псы" поднимаются острые вопросы о выживании собак в дикой природе, особенно после того, как они впервые вкусили овечьего мяса. Фраза "Многому нужно научиться, Роуф, в папоротнике, большая забота, ибо это точка невозврата" подчеркивает осознание черным дворовым псом Роуфом того, что их жизнь изменилась навсегда. Они перешли черту, начиная нападать на овец, и теперь должны полагаться на инстинкты и опыт, чтобы выжить. Опасность подстерегала псов повсюду:
- Убийство овец в долине может легко привлечь внимание местных фермеров, которые обрушат на собак свой праведный гнев;
- Бдительность: Мудрая собака избегает опасности, будучи внимательной к запахам и звукам.
- Инстинкт: Собака, которая одичала, живет в постоянной опасности и должна прислушиваться к старым советам.
Ричард Адамс как бы предупреждает читателя о трагической судьбе собак, указывая на то, что их действия имеют последствия, и им придется столкнуться с враждебным миром.
Второй абзац "Чумных Псов" описывает реакцию Роуфа на произошедшее. Он чувствует перемену и пытается сориентироваться в новой реальности, используя свои чувства – обоняние, слух. Третий абзац: описывает туман в Озерном крае, используя метафоры и сравнения. Он говорит о том, как быстро и непредсказуемо может меняться погода, и как туман может дезориентировать и запутать. Сравнение с "разорванным конвертом, полным плохих новостей" предвещает беду. Четвертый абзац описывает, как туман внезапно рассеивается, и собаки видят звезды. Упоминаются созвездия Денеб (в созвездии Лебедя) и Арктур (в созвездии Волопаса). Вид звезд указывает на ясную ночь, но также подчеркивает их уязвимость, так как они оказываются на открытом месте. Рауф инстинктивно прячется под скалу, осознавая опасность.
В пятом же абзаце упоминается конкретная (и РЕАЛЬНАЯ) местность в Озерном крае Великобритании, где находятся главные герои романа. Здесь упоминаются:
- Леверс-Хауз: Высокий хребет, служащий водоразделом.
- Даннердейл: Долина к югу от хребта.
- Доу-Крэг: Мрачный восточный склон, опасное место для альпинистов.
- Грей-Фрайар: Плоская вершина горы.
- Раф-Гранд: Висячая долина, ведущая к озеру Ситвейт-Тарн.
Описание местности создает ощущение изоляции и уязвимости. Упоминание "йоу" (овец) и пастухов, собирающихся на Уолна-Скар, напоминает о присутствии людей и опасности, которую они представляют. Сравнение озера Ситвейт-Тарн с "Харибдой" и "сталкивающимися скалами легенды" подчеркивает его потенциальную опасность. Несмотря на кажущуюся мирную картину, собаки чувствуют угрозу, исходящую от этого места. В целом, отрывок передает ощущение опасности, неопределенности и уязвимости. Собаки находятся в незнакомом и враждебном мире, где им приходится полагаться на свои инстинкты, чтобы выжить. Описание природы и местности создает атмосферу изоляции и предчувствия трагедии.
Между самими псами происходит такой диалог:
"Веселое настроение Сниттера погасло, как сгоревшая спичка. Он сидел, царапая свою заштукатуренную голову и глядя вниз на болотистый пол внизу.
«Мы — птицы на лужайке, Роуф, мухи на стекле! Луна придет и переедет нас!» - с тревогой сказал черно-белый фокстерьер.
Черный дворовой пес Роуф задумался."Может, придет человек — мы не знаем. Те другие овцы сегодня днем принадлежали человеку! Значит, и у этой тоже должны быть. У него может быть ружье, как сказали те собаки!".
«Это тот же самый человек?» - спросил Сниттер.
«Или другой, - мрачно прорычал Роуф. - Неважно. Мы должны уйти».
«Но куда?» - снова спросил Сниттер.
«Не знаю. - ответил Роуф. - Они везде поставили резервуары! Видишь ли, там внизу еще один!».
«Но, Роуф, ты же знаешь, что Белые Халаты никогда не приходят ночью. У нас есть время найти место, где спрятаться, куда убежать от солнца, от выстрелов!» - сказал Сниттер.
Роуф выдохнул теплое, дымящееся дыхание. «Спрятаться? - яростно вопрошал дворовой пес. - Они могут наблюдать за нами сейчас!».
«Как они могут быть такими?» - спросил Сниттер.
«Ну, у них может быть что-то, что заставляет вещи казаться близкими, когда они находятся далеко. Они могут наблюдать оттуда» - объяснил Роуф.
«О, это глупо, Роуф. Я знаю, что они могут исчезать, дышать огнем, создавать свет и всякие штуки, но они просто не могут этого сделать. Ты позволяешь своему воображению разыграться вместе с тобой!» - пролепетал Сниттер.
Роуф широко зевнул и облизнулся. Сниттер увидел куски овечьей плоти и сухожилий, висящие у него между зубами.
«В любом случае, мы можем спуститься в эту долину, как и куда угодно. Если я смогу» - пролаял он. - Если ты сможешь....".
«Я весь избит. - мрачно ответил Роуф. - Мне пришлось держаться зубами, пока этот зверь колотил меня обо все, что мог найти. Попробуй в следующий раз. Мне придется идти медленно! Тебе лучше идти, Сниттер, куда бы ты ни пошел! С меня хватит, во всяком случае, до завтра!».
«Но если ты будешь спать там, Роуф, на открытом воздухе...» - начал было Сниттер, но черный дворовой пес грозно перебил его.
«Можно было бы лежать здесь, как и где угодно. Куда мы вообще бежали? Мне нужно отдохнуть, Сниттер. У меня лапа болит!».
«Пойман, когда крадусь на столе...» - пробормотал черно-белый фокстерьер
«Сниттер, оставь меня в покое!» - яростно зарычал Роуф".
Оставив Роуфа одного, Сниттер предавался мрачным размышлениям. И Ричард Адамс вкратце нам повествует о прежней жизни пса, до попадания в лабораторию Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE - когда-то черно-белый фокстерьер жил в Озерном крае, горя не зная, вместе со своим хозяином, в чьей смерти винил Белых Халатов (то есть - ученых) в начале истории. Но нет. Ученые вовсе не убивали хозяина пса - по какой-то неизвестной причине мужчину насмерть сбил грузовик, и Сниттер попал в руки доктора Бойкотта и его коллег, которые, как в русском дубляже заглавной песенки про Пинки и Брейна, "залезли ему в мозги" своими ножницами и иглами, в результате чего "пес обозлился на людей", стал испытывать галлюцинации или видеть флэшбеки воспоминаний о прошлой жизни. И все из-за того, что сознание пса объединилось с подсознанием!
Теперь же пес явственно осознавал, в какую "передрягу" он втянул себя вместе с Роуфом в тот день, когда уговорил тогдашнего нерешительного и грубого черного дворового пса, едва оправившегося после очередного "эксперимента" с утоплением в металлическом резервуаре с водой, совершить побег из ада! Ричард Адамс пишет: "побег от Белых Халатов — вся его хитрость, мужество и выносливость — оказались бесполезными, потому что некуда было идти ему и Роуфу, не было жизни, которую они могли бы прожить. Сниттер вспомнил, что сказал Роуф в загоне: «За дверью может быть что-то похуже!». Правда, сейчас рядом не было врага, но с момента побега они не встретили ни одного друга, ни животного, ни человека, и хотя ничего не произошло, когда они убили овец, он интуитивно знал, что они совершили преступление, которое должно было выйти наружу, преступление, виновные в котором не будут прощены". Хоть Сниттер и Роуф были животными, но размышляли, как люди. Интуитивно Сниттер знал, что после убийства овцы (да не одной) веревочка завьется, и петля затянется еще сильнее, ибо обратного пути нет! Либо фермеры рано или поздно "наполнят их свинцом", либо ученые ("Белые Халаты") обязательно вернут бродячих беглецов назад и непременно ликвидируют!
Сниттер предался воспоминаниям также о других собаках из вольера лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, с которыми он разделил много общего. Так, пес Брот, который после череды "экспериментов" полностью ослеп, несколько часов слонялся возле своего загона, а вечером "Белые Халаты" усыпили его! Сниттер явственно слышал и помнил визг Брота, полный безнадеги и отчаяния. Он даже не знал, как теперь ему и Роуфу вернуться назад в лабораторию эту, и стоит ли возвращаться? Начал сомневаться в адекватности своих действий, раскаивался в том, что подстрекал Роуфа на побег, но ЧТО он им дал, кроме враждебного мира, полного опасностей и голода?! О том, чтобы найти себе хозяина, уже и речи быть не могло! После того, как овчарки прогнали его и Роуфа от овец, заветная мечта обрести дом растаяла, как утренний туман. А идея отыскать хозяина, который бы заботился о нем, Сниттере, и Роуфе, и вовсе умерла!
Искупавшись в ручье, где Сниттер увидел (или, скорее - подумал, что увидел) "фигуру мужчины — седого, одетого в старое коричневое пальто и желтый шарф, держащего трость, его губы были сжаты, чтобы посвистеть", и этот человек даже наклонился, чтобы похлопать или погладить черно-белого фокстерьера, тот залаял от радости, но, опомнившись, увидел, что рядом с ним НИКОГО не было на самом деле, исследуя дикую, горную и неприветливую местность Озерного края, случайно набрел на какую-то пещеру или туннель у подножия реально существующей горы - Грейт Блейк Ригг. Вот как описал его автор произведения:
"Наверху было ровное пространство из дерна и мелких камней, возможно, размером с половину теннисного корта. Он был совершенно пуст, но на дальней стороне, где подножие Грейт Блейк Ригг, южная сторона Грей Фрайар, возвышалась как стена, был симметричный, темный проем, выложенный и арочный камнями — дверной проем без двери — шириной с человеческий рост и почти вдвое выше, по-видимому, ведущий под землю в сердце горы. Сниттер сидел, уставившись в изумлении. Не было никаких признаков человеческого использования или занятия, никаких звуков изнутри пещеры, никаких человеческих запахов, которые он мог бы уловить.
Он осторожно подошел ближе. Он мог слышать, как потоки воздуха шепчут и эхом отзываются внутри. «В его ухе сад», — подумал Сниттер, — «но там никого нет, если только они не прячутся или не спят. В этом есть больше, чем чувствует нос, если я хоть немного могу судить». Единственными запахами были запахи чистых камней и подземной влаги. Прижавшись к одной стене и готовый бежать в любой момент, он прокрался внутрь. Он оказался в пустом, просторном туннеле, более или менее размером с само отверстие, его высокий, цилиндрический свод плавно и правильно изогнут плоскими камнями, установленными близко друг к другу, краем наружу, его пол был чистым, сухим сланцем из одинаковых, свободных камней.
Некоторые из них слегка покачивались под его лапами, но в остальном земля была ровной и без изъянов. Туннель вел обратно в сердце горы, и по движению воздуха, а также по крошечным эхам, которые он мог слышать, он понял, что он должен быть очень глубоким. Он двинулся вперед, оглядываясь по сторонам. По мере того, как он шел, тусклый свет из устья пещеры отступал, но в остальном изменений не было. Туннель оставался ровным, сводчатый наверху и сланцевый внизу. Он подошел к устью штрека, вбегающего с одной стороны, и остановился, чтобы понюхать и послушать. Было сухо, прохладно, но не холодно, и, по-видимому, не очень глубоко. Когда он повернулся, чтобы вернуться к главной шахте, он увидел вход в сопку как далекий полукруг темно-синего цвета с одной мерцающей звездой посередине".
Воодушевленный собственной находкой, Сниттер стал будить черного дворового пса Роуфа и требовать последовать за ним, убеждая в том, что теперь то они будут в безопасности:
"Полчаса спустя Сниттер нашел Роуфа там, где он его оставил, спящим под кустом болотного мирта. Шел легкий моросящий дождь, хотя луна, садившаяся на западе, была безоблачна.
«Роуф, вернись! Послушай! Послушай меня!» - вскричал черно-белый фокстерьер.
«Почему ты не пошёл? - с раздражением спросил черный дворовой пес. - Я думал, ты ушёл, я же сказал тебе идти!».
«Я ушёл, - ответил Сниттер. - Мышиная нора, Роуф, канавка в полу — она настоящая — мы мыши...»
«Ой, оставь меня в покое, ты, безмозглый щенок!» - в ярости прорычал Роуф.
«Белые Халаты не могут поймать мышей, Роуф! В рододендронах безопасно — я имею в виду дыру в полу...» - пробормотал Сниттер.
«Жаль, что они не отрубили тебе голову, пока они были там! - раздраженно пролаял Роуф. - Ты тогда не мог говорить глупости. Моя лапа чувствует себя, как дверь на ветру...»
Сниттер приложил немало усилий.
"Есть одно место, Роуф, место секретное, сухое, защищенное от дождя. Я думаю, нас там не найти!".
«Не смогут найти там?» - переспросил Роуф.
«Люди — Белые Халаты или фермеры — кто угодно!» - воскликнул Сниттер.
«Почему бы и нет? Должно быть, они УЖЕ это сделали!» - мрачно прорычал Роуф.
«Да, и, если уж на то пошло, они сделали канавки в полу, где жила мышь. Роуф, ты весь мокрый...» - пролаял Сниттер.
«Это чистая вода...» - с ненавистью и отвращением произнес Роуф.
«У тебя будет лихорадка» - заметил Сниттер, укусил Роуфа за переднюю лапу и увернулся, а Роуф зарычал и неуверенно поднялся.
«Я уверен, что нашел что-то хорошее!» - энергично настаивал Сниттер.
«Как может быть что-то хорошее в таком месте?» - с немалой долей скептицизма спросил Роуф.
«Иди и посмотри!» - предложил Сниттер.
Когда он, наконец, убедил Роуфа пересечь ручей и подняться по крутому берегу на травянистую платформу, луна уже села, и они едва могли различить вход в пещеру. Сниттер повел их вперед, слыша позади себя стук сланца, когда Роуф хромал на больную лапу. В темноте первого сугроба он лег и стал ждать, пока Роуф присоединится к нему. Долгое время они молча лежали на сухих камнях.
Наконец, Сниттер спросил: "Как ты думаешь, разве не было бы шанса, если бы мы могли продолжать убивать еду? Она глубоко — прямо у тебя в голове — и теплая — без ветра — и мы могли бы зайти далеко, если бы пришлось — никто не смог бы нас найти..."
Роуф, лежавший на боку, сонно поднял голову.
«Иди сюда; мы могли бы согреть друг друга! Если только это не какая-то ловушка — ну, знаешь, предположим, что внезапно появляется Белый халат и зажигает свет...» - сказал черный дворовой пес.
«Людьми тут вообще не пахнет» - заверил его черно-белый фокстерьер.
«Я знаю. Они сделали это, но их уже нет. Или это как канализация...» - мрачно пробормотал Роуф.
«Нет, это не похоже на канализацию», — ответил Сниттер. «Мы должны всегда помнить об этом. Белые Халаты не могли спуститься в канализацию, даже табачник не мог! Но они могли бы спуститься сюда, если бы захотели; возможно, пока мы спим. Так что они вообще не должны узнать, что мы здесь».
«Если только они не узнают об этом сейчас. - мрачно сказал Роуф. - Если только они не увидят нас сейчас!».
«Да, но мне почему-то кажется, что они не могут. Как это пахнет для тебя?» - спросил Сниттер.
Роуф долго не отвечал. НаконецЮ он сказал: "Я верю... я почти боюсь верить, но да, я верю, что ты прав, Сниттер. И если ты..."
"Да?" - спросил Сниттер.
«Это докажет, что мы были правы, когда сбежали! И у нас будет шанс доказать — по крайней мере, себе, — что собаки могут жить без людей. Мы станем дикими животными, и мы будем свободны!» - торжествующе пролаял Роуф.
Параллельно с историей Роуфа и Сниттера, в романе "Чумные Псы" идет речь также о сотрудниках лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, которые обнаружили пропажу собак гораздо позже по сюжету романа. Разнорабочий Гарри Тайсон, что тогда плохо запер дверь, пытался объяснить побег собак лопнувшей пружиной. Странно было объяснить и побег мышей в онкологическом блоке, где Роуф случайно разбил стекло. Пока что масштабных поисков Роуфа и Сниттера как таковых не велось, но постепенно Озерный край стали наводнять сообщения о том, как у фермеров по три -четыре овцы оказалось растерзано бродячими собаками!
Трансформация явно ведомого и нерешительного, но все же грубого и недоверчивого к людям дворового черного пса Роуфа в опасного хищника, нападающего на скот происходит уже в 8-9 главах романа Ричарда Адамса. В этот момент автор вводит в сюжет и третьего персонажа-животного, лисицу по кличке Тод (англ. Tod). Но не нужно путать его с этим персонажем из "Лиса и Пса"!:
Как поясняет сам Ричард Адамс, слово "Тод" никак не относится к наименованию легендарного брадобрея маньяка с Флит -Стрит, а является в Озерном крае и в Великобритании нарицательным наименованием для лис в целом. Также стоит подчеркнуть, что этот зверь в оригинале выражается на самом сложном диалекте тех краев, северо-восточной Англии - джорди, который Ричард Адамс упоминал еще во введении к "Чумным Псам", диалекте Верхнего Тайнсайда, родившись «далеко за Кросс-Фелл». И, хотя встреча с этим животным у Роуфа и Сниттера была совсем не "теплая", как в экранизации - Роуф ощутил запах лисы еще ЗАДОЛГО до того, как она вообще попалась им на глаза! И да, это произошло именно в той самой пещере или туннелле, куда черного дворового пса привел черно-белый фокстерьер Сниттер с хирургической повязкой на голове. Сначала Роуф уловил запах возле туши недавно убитой им овцы в пещере, а затем - уже в самой пещере явственно ощутил присутствие другого животного и разъярился:
" «Их осталось совсем немного», — сказал Роуф, засовывая морду в жужжащие мухами, покрытые кровью останки.
Сниттер отступил, оглядываясь по сторонам.
«Это не только они. Было еще какое-то существо...» - произнес черно-белый фокстерьер, принюхиваясь.
Роуф резко поднял глаза.
"Ты прав. Я чувствую запах. Но что? Запах... он меня злит, как-то..."
Он побежал по камням.
«Я поймаю его. Запах — как от лошадиной мыши. Что ты об этом думаешь?»
Он пускал слюни, когда говорил.
«Неважно», — ответил Сниттер, надавливая одной лапой на ляжку, которую он рвал. - «Теперь ее здесь нет».
«Да, это так. Наблюдает, я думаю. Притаился. Недалеко» - мрачно сказал Роуф.
«Давай не будем оставлять здесь ничего, если сможем», — сказал Сниттер. - «Ешь все, что сможете, а остальное мы отнесем к рододендронам — по доброму куску каждому!».
****
Это был не злой запах, не опасный запах: но тем не менее дикий, да и волнующий, резкий, убийственный запах, крадущийся, рысцой, охотящийся, крадущийся сквозь темноту. И это был быстро движущийся запах. Кем бы ни было животное, оно двигалось, оно было живым здесь, сейчас, в пещере с ними. Но его запах был очень сильным и отчетливым, и вчера его здесь не было. Тогда оно могло прийти только для того, чтобы попытаться украсть их мясо.
В этот момент в темноте раздался внезапный, мгновенный стук камней, и Роуф тут же сказал: «Оставайся на месте. Если попытаешься пройти мимо меня, я тебя убью! Я убью и тебя, и это будет дважды, так что это того не стоит!».
В следующее мгновение он отскочил назад с резким лаем удивления, потому что голос, ответивший ему, несомненно, говорил на каком-то — очень странном — собачьем языке. Едва понятный и не похожий ни на что, что он когда-либо слышал, голос, тем не менее, несомненно, принадлежал животному, в некотором роде родственному им самим.
Сниттер подскочил. В тот момент, когда он понял, что его обманули, Роуф налетел на него, бросившись через всю ширину туннеля, чтобы не дать незваному гостю сбежать. Оба теперь кусались и щелкали, но когда Сниттер, поднявшись, прыгнул на помощь Роуфу, драка прекратилась, сланец снова щелкнул, когда животное побежало обратно в туннель.
«Оставайся на месте!» — снова приказал Роуф. - «Если ты побежишь еще немного, я последую за тобой и сломаю тебе хребет!».
Слушая, Сниттер чувствовал, как его кровь закипает, не от страха, а от какого-то восторженного отвращения и притяжения. Голос запаха был подобострастным, хитрым, голосом вора, лжеца, без хозяина, бессердечного и ненадежного. Он также был полон сардонического юмора, храбрости и находчивости, и беспощаден, прежде всего, к себе. Его мелодичный жаргон мошенника говорил о его собственном безумии. Сниттер поймал себя на том, что отвечает спонтанно, не задумываясь.
«Знаешь, небо разверзлось», — сказал Сниттер. «Была гроза, и эта молния ударила мне в голову. До этого все было черно-белым; я имею в виду, дорога была черно-белой; а потом приехал грузовик, и табачник поджег мою голову. Я могу лаять, могу прыгать и могу поймать кусок сахара».
Он запрокинул голову и залаял.
«Заткнись», — сказал Роуф.
"Кстати, тебя здорово потрепали, лошак, — прошептал голос, теперь совсем близко. — Кто тебе эту щель по голове дал? Кто тебя наказал? Твоя тяжелая охота!"
«Это были Белые Халаты», — ответил черно-белый фокстерьер. Вонь теперь окружала его со всех сторон, боль в голове прошла, и он вместе с голосом изящно и непринужденно плыл к темно-синему, сверкающему звездами овалу входа в пещеру. Он не понял, что Роуф сбил его с лап, пока не услышал, как странное животное снова побежало обратно по туннелю. Затем он почуял, что Роуф был так зол, что если он не позаботится, то, скорее всего, его сильно укусят.
Лежа совершенно неподвижно, Сниттер сказал: «Рауф, нет смысла убивать его, каким бы зверем он ни был. Он будет драться, и это будет слишком хлопотно!».
И вот оба пса, сбежавших из лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE и пытающиеся выжить в дикой природе путем охоты на овец, по-разному отреагировали на появление Тода в пещере. Свирепый черный дворовой пес, который теперь не то, что людям, другим то животным не доверял, сразу же бросился в бой и едва не прикончил лиса, а Сниттер, черно-белый фокстерьер, выведенный специально для охоты на лис, напротив - решил найти с лисом общий язык и внезапно стал упрашивать Роуфа не причинять ему вреда!
Роуфу не нравился весь этот расклад с самого начала. Он со скепсисом и отвращением отнесся к появлению своего дикого сородича из семейства псовых и сказал Сниттеру: «Кем бы он ни был, ему нельзя доверять! В любом случае, я не понимаю ни слова из того, что он говорит! Он только обманет нас и убежит, когда ему будет удобно. Говорю вам, ему нельзя доверять!». Лис же, в свою очередь, стал настаивать: "Не отдавай власть! Будь осторожен. Давайте все будем друзьями, не нужно будет драться. Держись меня, и мы все будем чемпионами. Иначе ты скоро будешь убит!".
Сниттер также встал на сторону незнакомого лиса, сказав своему компаньону: «Он говорит, что мы здесь чужие и находимся в опасности, потому что не знаем места и не знаем, как о себе позаботиться, и по какой-то причине это подвергает опасности и его самого. Он предлагает нам позволить ему разделить то, что мы убиваем, а взамен он даст нам совет и скажет, что делать! Нам нечего терять. Он проницателен, Роуф, ярок, как листья на деревьях!". Как ни странно, тактика черно-белого галлюционирующего фокстерьера сработала! Через мгновение оба пса внезапно начали рассказывать лису о собственных злоключениях:
«...так что, после того, как мы выбрались», — сказал Роуф, - «Мы не знали, куда идти. Мы подошли к каким-то домам, но я укусил человека, который собирался посадить Сниттера в машину — он увидел его лежащим у дороги и поднял его — поэтому мы убежали. Потом, позже, человек с грузовиком бросил камень в Сниттера...»
«Там был еще один человек, который охотился на овец со своими собаками», — вставил Сниттер. - «Мы пошли им на помощь, но собаки нас прогнали».
Тод, лежа на сланце на безопасном расстоянии в несколько ярдов, головой на песчаных лапах, внимательно слушал, продолжая грызть остатки передней лапы овцы. Снаружи, облачный, серый свет утра показывал моросящий дождь, плывущий по входу в пещеру.
«Сниттер считал, что нам следует продолжать искать какого-нибудь человека, который отвез бы нас к себе и присматривал за нами!», — сердито сказал Роуф, — «Но я не видел в этом смысла. Для начала, люди отобрали все дома, улицы и все остальное — Сниттер сам это признает, — но, помимо этого, глупо ожидать от них чего-то большего! Люди существуют для того, чтобы причинять боль животным, а не для того, чтобы заботиться о них!».
А тем временем в лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE сотрудники учреждения размышляли, что им делать со сбежавшими собаками, нападающими на овец, но пока не пришли к единому мнению:
"«Да, они могли бы», — задумчиво сказал доктор Бойкотт, — «и их могли бы вернуть. Жаль, что на их ошейниках нет адреса станции. Возможно, это следует изменить. Но в данном случае уже слишком поздно». Он помолчал, а затем резким тоном, как будто мистер Пауэлл не ответил на вопрос и уже заставил его ждать более чем достаточно долго, спросил:
«Ну» (начал мистер Пауэлл), «что, по-вашему, нам следует сделать?»
Г-н Пауэлл, по сути, довольно хорошо сшил этот кусок. В конце концов, от него требовалось только подумать обо всех возможностях и продолжить говорить, что они собой представляют. Ему также нужно было бы выразить какие-то предпочтения, но как только он это сделает, решение (и ответственность) будет принадлежать кому-то другому.
«Мы могли бы вообще ничего не делать, или мы могли бы пойти и поискать собак самостоятельно, или мы могли бы дать описание всем жильцам соседних домов и ферм и попросить их быть начеку, ловить собак, если они их увидят, а затем звонить нам; или мы могли бы сообщить об этом в полицию. Мы могли бы сделать все последние три вещи», — проницательно добавил г-н Пауэлл. «Они, конечно, не являются взаимоисключающими».
«А что бы вы сделали?» — настаивал доктор Бойкотт. «Ну, честно говоря, шеф, я думаю, что я был бы склонен ничего не делать, пока что. Десять против одного, что они либо вернутся, либо появятся где-нибудь, куда мы сможем пойти и забрать их; а если они этого не сделают, ну, тогда нам просто придется их списать. Альтернатива — поднять шум по всему району, и тогда мы создадим себе дурную репутацию, возможно, совершенно напрасно — я имею в виду, что они ушли больше шестидесяти часов назад, они могут быть уже в нескольких милях отсюда — на полпути к Кендалу...»
«А что, если они начнут беспокоить овец?» — спросил доктор Бойкотт. «Или какой-нибудь фермер их застрелит и избавит нас от дальнейших хлопот, или он их поймает, поймет, откуда они, и позвонит нам; в этом случае нам придется усмирить только одного парня, вместо того чтобы выбалтывать все на весь округ», — ответил мистер Пауэлл.
«Ну, возможно, это было бы лучше всего», — задумчиво сказал доктор Бойкотт. «Я действительно не хочу беспокоить директора такими вещами прямо сейчас".
А тем временем, несмотря на явное недоверие и даже откровенную ненависть Роуфа к лису, Тод стал учить собак охоте на селезней и уток. Также он изобрел и способ охоты на овец, которую прежде не одобрял. Лис придумал хитрую схему: он и собаки заманивают добычу на вершину отвесной скалы, с которой та падает и разбивается насмерть! А тем временем местные фермеры - Ричард Адамс упоминает их имена: Роберт Линдсей и Деннис - поведали сотрудникам лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE о нападении на еще двух овец, тела которых были изувечены до неузнаваемости:
" «Я в этом абсолютно уверен», — сказал он. «Две овцы за восемь или девять дней, и ни одной занозы, это известно, Боб, и обе лежат на открытых местах, типа, нечего падать или ломать ноги и все такое».
«Где ты их нашел?» — спросил Роберт. - «Где они лежали и как ты на них наткнулся?»
«Сначала мы были под Леверс Хаус, почти наверху, там, знаете, с этой стороны, где очень круто. Это было с этой стороны, немного тропы...»
«Тогда это было бы старым йоу, Деннис. Да, это было бы так».
«Нет, это все, это не так. Ему было три года, Боб, это было так. Я видел его с синими зубами и все такое».
«О, черт!»
«Да, и еще, Боб, — продолжал он, — которые были на Моссе, как будто перед тем, как он подошел к Раф-Гранду, немного выше вершины озера. Они оба были на них, черт возьми, одинаковые — разорванные в клочья, и куски разбросаны по всему телу. И я скажу тебе — от них не осталось ни костей, ни костей, ни четвертинок, половина овец была разорвана и унесена, одна на них».
«Тогда это будет собака», — решительно сказал Роберт, глядя Деннису прямо в глаза.
«Да, именно так я и думал. Но у Билла не было собак, он бы мне сказал...»
«Собака может появиться откуда угодно, Деннис, — может быть, из Конистона или Лэнгдла. Но это то, что есть, старина, и ничего больше. Так что лучше всего тебе достать ружье и побегать с утра пораньше...»
«Черт возьми!» — сказал Деннис, топча сигарету на дороге. - «Как будто мало дел...»
А тем временем черно-белый фокстерьер Сниттер, живя с черным дворовым псом Роуфом и лисом Тодом в их пещере, сказал Роуфу: «Роуф — фермеры, Белые Халаты... Тод прав — мы не можем позволить себе быть обнаруженными. Если они когда-нибудь обнаружат, что мы здесь, они придут и обольют нас нашей собственной кровью!». Затем пес стал напевать эту песню:
"«Сквозь тьму падших
Моя голова, затянутая проволочной сеткой.
Ищет дальние места, где обитают хозяева,
Украденный город полностью уничтожен.
Грузовик, пробирающийся сквозь грязь,
Знал наперед и следил за всеми путями, которыми я бежал.
С раздвоенной головой, вся в огне,
Потерявшаяся собака ищет пропавшего человека».
****
Оригинал песни на английском звучит так:
"Across the darkness of the fell
My head, enclosed with chicken wire.
Seeks the far place where masters dwell,
A stolen town removed entire.
The lorry, churning through the mire,
Foreknew and watched all ways I ran.
With cloven headpiece all afire,
A lost dog seeks a vanished man".
Песня Сниттера, с ее хаотичными образами насилия и страданий, служит проявлением его расшатанного сознания. Эксперименты и пытки оставили неизгладимый след в его психике, и песня – это способ, которым его разум пытается справиться с пережитым ужасом. Она показывает, как травма может исказить восприятие реальности. Образы великана с телами умирающих животных символизируют жестокость и бесчеловечность экспериментов. Также пение Сниттера ("Сквозь тьму падших… потерявшаяся собака ищет пропавшего человека") явно отражает его тоску по хозяину и чувство потери ориентира в мире. Она усиливает тему одиночества, преследующую беглых собак, и их отчаянные попытки найти смысл в своем существовании. Образ великана, поющего песню, добавляет в повествование элемент сверхъестественного и психологического ужаса. Это не просто описание реальности, а скорее проекция внутреннего состояния Сниттера, его страхов и кошмаров.
А Роуф и вовсе, то ли - от отчаяния, то ли - от дезориентации и постоянного страха быть застреленными фермерами в любую секунду, пришел к иррациональному решению - он решил ВЕРНУТЬСЯ назад в стены лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, где его НЕОДНОКРАТНО пытались утопить в рамках "экспериментов" в металлическом резервуаре с водой, вызвав сильную гидрофобию! И это прослеживается еще в диалоге лиса Тода со Сниттером, которому Роуф стал угрожать: «Я могу убить тебя. Уйди с дороги!». И между лисом Тодом и Сниттером, а позже - Сниттером и Роуфом происходит такой диалог:
"«Бедняжка, он сорвался с места!», — ответило существо своим резким, льстивым голосом, — Болтает чепуху, как индюк! (тут я перевела английскую идиому "To blather like a bubbly-jock", в оригинале произнесенную Лисом Тодом). Вот я и вернулся, чтобы рассказать тебе все как есть! Фермер пришел в ярость, а твой приятель говорит, что он собирается отдать себя этим парням в белых халатах! Ты в это поверил?»
Сниттер спросил с нарастающей тревогой: «Роуф, что он имеет в виду?»
«Я найду Белых Халатов и сдамся! - решительно заявил черный дворовой пес. - Не пытайся остановить меня, Сниттер!».
«Это ты сумасшедший, Роуф, а не я, - сказал черно-белый фокстерьер. - Из-за чего?»
«Потому что я понял, что все, что я делал, это убегал от своего долга, вот почему! - яростно прорычал Роуф. - Собаки должны служить людям — ты думаешь, я не знаю? Я все время знал, но был слишком труслив, чтобы признать это! Мне никогда не следовало слушать тебя, Сниттер. Если им нужно, чтобы я утонул ради них...»
«Конечно, собаки были созданы для людей, Роуф, но не для этого — не для резервуара и Белых Халатов!» - возразил Сниттер.
«Кто мы такие, чтобы судить — откуда мы знаем? - вопрошал Роуф. - Я хорошая собака. Я не такая скотина, как они все обо мне думали! Люди знают лучше...»
«Да, но это - хозяева, Роуф, но не Белые Халаты! - возразил Сниттер. - Им все равно, какая ты собака!».
В данном отрывке Ричард Адамс подчеркивает контраст в реакциях животных, сбежавших из лаборатории, на пережитый опыт. Черный дворовой пес Роуф, поддавшись явно ложному чувству вины и долга, стокгольмскомму синдрому и выученной беспомощности, решает сдаться "белым халатам", искренне веря в то, что собаки должны служить людям. Черно-белый фокстерьер Сниттер, напротив, видит в этом предательство и пытается его остановить. И тут в истории Ричарда Адамса в случае, если бы Роуф действительно ушел, были бы вероятны два варианта развития событий, причем один плавно бы перешел во второй:
- Полный решимости, блудный и одичавший, нападающий на овец и вусмерть боящийся воды, черный дворовой пес возвращается в знакомые стены лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, где его в рамках "экспериментов" неоднократно топили в металлическом резервуаре и реанимировали. В сознании Роуфа, возможно, укрепилось бы убеждение, что собаки созданы для служения людям, и его побег из лаборатории был огромной ошибкой, вызванной страхом и дезориентацией.
- Однако, вскоре пса ждало бы горькое разочарование, которое стало бы для него тяжелым ударом. Вернувшись, он бы понял, что ничего, по сути, не изменилось. Жестокие эксперименты над животными продолжаются, страх и боль никуда не делись. К тому же, УЖЕ ощутив вкус дикой жизни (пусть и через нападения на овец), Роуф уже не тот нерешительный и грубый лабораторный пес, что раньше! Он прошел через ужасающий опыт отвержения, охоты, преследования со стороны фермеров, который должен был изменить его мировоззрение. Возвращение в клетку после этого кажется противоестественным. Да и ждали бы его более жесткие условия и усиление контроля в вольере...
- Также, даже если бы Роуф и пошел в лабораторию Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, где над ним постоянно издевались, он бы обнаружил, что доктор Бойкотт и его коллеги, "проворонившие" его однажды, уже организуют целую масштабную операцию по поискам и поимке беглецов, и что второго шанса сбежать попросту не представится! Жертва Роуфа оказалась бы напрасной, если не сказать, БЕЗУМНОЙ! Пса легко могли либо сразу усыпить, как представляющего опасность для людей и скота, либо подвергнуть более мучительным экспериментам! Но возвращение Роуфа в лабораторию подвергло бы опасности и Сниттера, на чей след сотрудники лаборатории бы вышли впоследствии! И тогда, возможно, его охватило бы сожаление о том, что он отказался от свободы, о том, что предал Сниттера, который верил в него.
Как мы видим, черный дворовой пес Роуф явно руководствуется принципом "Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас и преследование" и искренне полагает, что его "жизнь" в лаборатории - наименьшее, но и предсказуемое зло, в то время, как на свободе его ждал невыносимый хаос. Мы видим, как Роуф отчаянно ищет способ прекратить собственный кошмар. Его ненависть и недоверие к людям, страх воды и травмы после жестоких экспериментов могли притупить способность к рациональному мышлению, толкая на иррациональные действия, которые он пытается оправдать. Но, к "счастью", Роуф так и не осуществил задуманное, и между ним и Сниттером состоялся такой диалог:
"«Какой конец может быть этому? — спросил Роуф у Сниттера. — Бегать на свободе, пока они нас не найдут — как долго?»
«Ты сказал, что мы станем дикими животными. - ответил Сниттер. - Они так и делают — живут, пока не умрут! «Нет никаких людей, к которым ты мог бы вернуться, Роуф! Тод прав — они бы нас сейчас только убили. Мы - дикие звери!».
А тем временем Лис Тод стал поучать наших главных героев, КАК следует охотиться и не попадаться фермерам на глаза:
"Но запомни мои слова, ты должен убивать подальше от них, иначе для тебя наступит Тьма! Никогда не засоряй свой хлев, как ты это делал там".
Он стал экспансивным.
"Никогда не убивай дважды в одном и том же месте, и никогда не убивай в радиусе двух миль от твоего хлева! И никогда ничего не возвращай с собой! Многие ушли в Тьму, выбрасывая кишки и перья за пределы своего хлева. Возможно, мы убьем их где-нибудь в Эш-Джилл-Беке или в каком-нибудь другом месте. Но фермеры ловки в поиске трупов, и это мы должны быть ловчее всех. Так что, скорее всего, это будет Лэнгдейл — или Эскдейл — десять миль не дальше. Идите и убивайте, и вы их все равно увидите".
«Я в игре», — сказал Роуф. «Я пойду так далеко, как ты захочешь, лишь бы мы убивали!».
В этот момент Ричард Адамс и вводит в сюжет Киффа - упомянутого мной ранее пса, одного из жертв бесчеловечных экспериментов над животными в лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, которого Роуф и Сниттер знали не понаслышке. Это прослеживается в диалоге между персонажами, где черно-белый фокстерьер исполняет ту самую песню Киффа, когда "Белые Халаты" уничтожили его:
"«Ты можешь вступить в клуб», — сказал Сниттер. - Старые выжившие — очень эксклюзивный клуб — всего три члена, включая тебя. И один из них сумасшедший».
«Это была шутка Киффа — он знал, что это значит — я никогда не знал», — сказал Роуф. - «Что такое клуб?»
«Это когда собаки собираются вместе — бегают по улицам и мочатся на стены, гоняются за сучками, дерутся и притворяются, что дерутся друг с другом — ну, вы знаете» - объяснил Сниттер.
«Нет», — грустно сказал Рауф. «Я никогда этого не делал».
«Помнишь, как они увели Киффа, и мы все лаяли и пели его песню?» - внезапно спросил Сниттер.
«Да, я знаю. Табу, табайе — это?» - уточнил Роуф.
«Вот и все — ты помнишь? Тогда пошли!» Тут же, в темноте шахты, обе собаки подняли морды, запевая песню Киффа, которую этот веселый и грубый негодяй, перед своей смертью от кумулятивного удара током, оставил в загонах Лаборатории исследований животных (Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE) в качестве жеста неповиновения, тем не менее, оставшегося непонятым ни доктором Бойкоттом, ни старым Тайсоном:
«Случилось так, что к нам в сарай зашла собака. (Табу, табу)
У него не было имени, и он наверняка был мертв. (Табу, табу, табу)
Он вилял хвостом и ничего не знал.
О замечательных вещах, которые делают белые халаты. (Табу, табу, та-боллоки-эй, мы все за то, чтобы оказаться в дымоходе.)
«Я слышал, как глава «белых халатов» сказал: (Табу, табу)
«Сегодня нас ждет еще один». (Табу, табу, табу)
Табачнику не нужно тратить свои сбережения,
Мы бросим его в чан для маринования. (Табу, табье, та-боллоки-ай, мы все за то, чтобы в дымоход.)
«Итак, они положили его на прекрасную стеклянную скамью. (Табу, табу)
Его внутренности издавали ужасный смрад. (Табу, табу, табу)
А вот этот следующий отрывок заставит вас реветь…
Его дерьмо рассыпалось по всему полу. (Табу, табай, та-боллоки-эй, мы все за то, чтобы в дымоход.)
«О, кто же его снова склеит? (Табу, табу)
Его ухо в бутылке, его глаз в канализации, (Табу, табу, табу)
Его член отправился в лекционный зал,
И я думаю, что он упускает свой шанс.
(Табу, табу, та-боллоки-эй, мы все за то, чтобы в дымоход.)
«Когда я сгорю в дыму, не скорби обо мне, (Табу, табу)
Для маленького розового облака я собираюсь быть. (Табу, табу, табу) Я подниму ногу, пока буду проплывать мимо.
И пописать прямо в глаз белому халату. (Табу, табу, та-боллоки-эй, мы все за то, чтобы в дымоход.)
«Если вы хотите знать, кто сочинил эту песню-- (Табу, табу)
Это был шумный пес, который прожил недолго. (Табу, табу, табу)
Его звали Кифф, он был черно-белым,
Он сгорел дотла — так ему и надо. (Табу, табай, та-боллоки-эй, мы все за то, чтобы отправиться в дымоход.)"
Оригинал этой песни на английском языке звучит так:
"There happened a dog come into our shed. (Taboo, taboo)
He hadn't a name and he's sure to be dead. (Taboo, taboo, taboo)
He wagged his tail and nothing he knew
Of the wonderful things that the whitecoats do. (Taboo, tabye, ta-bollocky-ay, we're all for up the chimney.)
"I heard the head of the whitecoats say, (Taboo, taboo)
'We're getting another one in today.' (Taboo, taboo, taboo)
The tobacco man needn't waste his grub,
We'll sling him into the pickling tub.'(Taboo, tabye, ta-bollocky-ay, we're all for up the chimney.)
"So they laid him out on a nice glass bench. (Taboo, taboo)
His entrails made a horrible stench. (Taboo, taboo, taboo)
And this next bit will make you roar--
His shit fell out all over the floor. (Taboo, tabye, ta-bollocky-ay, we're all for up the chimney.)
"O who's going to stick him together again? (Taboo, taboo)
His ear's in a bottle, his eye's in the drain, (Taboo, taboo, taboo)
His cock's gone down to the lecture hall,
And I rather think he's missing a ball. (Taboo, tabye, ta-bollocky-ay, we're all for up the chimney.)
"When I've gone up in smoke don't grieve for me, (Taboo, taboo)
For a little pink cloud I'm going to be. (Taboo, taboo, taboo)
I'll lift my leg as I'm drifting by And pee right into a whitecoat's eye. (Taboo, tabye, ta-bollocky-ay, we're all for up the chimney.)
"It you want to know who made up this song-- (Taboo, taboo)
'Twas a rollicking dog who didn't live long. (Taboo, taboo, taboo)
His name was Kiff, he was black and white,
He was burned to cinders--serve him right.
(Taboo, tabye, ta-bollocky-ay, we're all for up the chimney.)"
«Старый добрый Кифф — он был крепким орешком. Если бы он был сейчас здесь…» - с горечью произнес Сниттер.
«Хотел бы я, чтобы это было так», — прорычал Роуф.
«Если бы он был здесь сейчас, я знаю, что бы он сказал. Он бы спросил, что мы собираемся делать в долгосрочной перспективе» - сказал Сниттер.
«Долго?» — спросил Роуф. «Разве для тебя это не было достаточно долго?».
И в этом отрывке Ричард Адамс мало того, что противопоставил яростного и мстительного черного дворового пса Роуфа страдающему амнезией вследствии экспериментов на мозге, но все же рассудительному черно=белому фокстерьеру Сниттеру, жаждущему нормальной жизни и предлагающему найти людей, чтобы исправить их тяжелое положение, и добавляет каплю черного юмора в виде грубой, пошлой "песни Киффа", которая выполняет в сюжете несколько функций:
- Выступает, как сознательный протест автора произведения против бесчеловечных экспериментов над животными в целом;
- Напоминает о ценности жизни, несмотря на мрачный юмор, даже если это жизнь животного.
- Служит символом неповиновения ученым и системе: Кифф, сочинивший эту песню, выражает сопротивление угнетению и борьбу за свободу.
- Песня становится способом для собак сохранить память о Киффе и укрепить свою связь друг с другом.
- Есть и более опасный вариант, выраженный в строках песни Киффа - так, фраза "Когда я сгорю в дыму, не скорби обо мне, Для маленького розового облака я собираюсь быть…" выражает надежду на освобождение от страданий через смерть, а эта строка: "Я подниму ногу, пока буду проплывать мимо. И пописать прямо в глаз белому халату…" показывает символический акт мести и протеста против мучителей.
В данном отрывке Ричард Адамс попутно как раскрывает характеры своих персонажей (так, Роуф живет настоящим моментом, не задумываясь о будущем, полон ненависти, мизантропии и жажды мести, а Сниттер - более рассудительный, прагматичный, несмотря на свое странное состояние - то вечные флэшбеки воспоминаний о прежней жизни, "о хозяине, кошках, которых он гонял, о молочнике, рододендронах, газетах", то галлюцинации, близкие к безумию, и этот персонаж остается таки в относительно здравом уме и надеется на лучшее, ищет выход из ситуации), так и сатирически высмеивает жестокость экспериментов над животными (что выражается в строке из песни Киффа через описание "разбросанных внутренностей", "уха в бутылке, глаза в канализации, члена в лекционном зале". Также можно с уверенностью заявить, что песня Киффа служит в данном отрывке не только символом бунтарства и сопротивления в безнадежной ситуации, протеста против системы, ответственной за страдания животных в лаборатории, но и мрачным предвестником СОБСТВЕННОЙ судьбы Роуфа и Сниттера уже в финале романа "Чумные Псы"! Песня Киффа звучит как абсурдный, но трагический гимн безнадежности. Она как бы задает тон всей истории, предвещая, что счастливого конца для этих животных явно не будет!
Но не будем, однако, забегать вперед, а расскажем вам еще одну очень важную историю, которую Ричард Адамс включил в повествование оригинального романа. И это - Легенда о Звездном Псе (англ. "The Star Dog"), выступающего в роли Творца Вселенной. Но начинается эта история с желания черно-белого фокстерьера Сниттера, вопреки уже закоренелого недоверия и откровенной мизантропии со стороны черного дворового пса с ушами спаниеля Роуфа, во что бы то ни стало найти людей, несмотря даже на то, что местные фермеры из-за их охоты на овец, уток и других животных выслеживали собак, чтобы пристрелить их в целях безопасности себя и скота:
" "Не могу вспомнить, — сказал Сниттер тоскливо. — Роуф, нам нужно найти каких-то людей! Это наш единственный шанс!".
«Ты не позволил мне сделать это той ночью, когда я хотел» - мрачно возразил Роуф.
«Ну, ты не действовал правильно. Это бы нас всех погубило!» - запротестовал Сниттер.
«Ты славный малый,Сниттер, и тебе пришлось несладко. - саркастично пролаял Роуф. - Я не собираюсь с тобой ссориться, но больше никаких людей для меня, это ясно. В ту ночь я был сам не свой!».
Но Сниттер продолжал настаивать на своем:
«Жил-был один хороший человек», — простонал Сниттер.
И в этот момент Роуф начал свой рассказ, предваряя его словами:
«Я знаю, что когда-то давно был один такой ("хороший человек", прим. ред.), — сказал Роуф. — Моя мать рассказала мне эту историю в корзине — это было все, что она успела мне рассказать, на самом деле. Она сказала, что все собаки знают эту историю. Ты хочешь сказать, что я знаю что-то, чего не знаешь ты?».
«Какую историю, Рауф, что ты имеешь в виду?» - озадаченно спросил Сниттер.
И Роуф рассказал Легенду о Звездном Псе:
«Она (мама Роуфа, прим. ред.) говорила... ну, есть большая собака на небе, она вся сделана из звезд! Она сказала, что ее можно увидеть, но я никогда не знаю, куда смотреть, и ее определенно нельзя учуять! Но, иногда можно услышать, как она лает и рычит в облаках, так что она должна быть там! В любом случае, кажется, что именно ему, этой собаке, давным-давно пришла в голову замечательная идея создать всех животных и птиц — всех видов. Ну, в любом случае, когда он их всех придумал — так она сказала — ему нужно было где-то их разместить, поэтому Звездный пес сотворил землю — деревья для птиц, и тротуары, и сады, и столбы, и парки для собак, и норы под землей для крыс и мышей, и дома для кошек; и он поместил рыбу в воду, а насекомых — в цветы и траву, и все остальное. Очень аккуратная работа — на самом деле, вы бы удивились, правда, не так ли, как все это удавалось?
Ну, Звездному Псу нужен был кто-то, кто бы присматривал за этим местом и следил за тем, чтобы все животные и птицы получали свою еду и так далее, поэтому он решил создать действительно разумное существо, которое могло бы снять с него эту работу. И после некоторых размышлений он создал Человека и сказал ему, что он хочет, чтобы тот делал. Этот человек — а он был великолепным образцом: ну, совершенным, на самом деле, потому что в те дни он не мог быть никем другим — он немного подумал, а потом сказал: «Ну, сэр» (он назвал Звездного Пса «сэром», вы знаете), «Ну, сэр, это будет большая работа, и придется много сделать — тяжелый труд каждый день — и единственное, что меня интересует, это что я получу от этого?»
Звездный Пес подумал об этом и в конце концов сказал: «Вот как мы это исправим. У тебя будет много интеллекта — почти столько же, сколько у меня, и вдобавок я дам тебе руки с пальцами и большими пальцами, а это больше, чем у меня самого. И, конечно, у тебя будет партнер, как у всех остальных животных. Теперь, смотри, ты можешь разумно использовать животных, и частью твоей работы будет также контролировать их. Я имею в виду, если один вид начнет становиться слишком многочисленным и вредить или мешать другим, поедая всю еду или охотясь на них сверх разумного, ты должен проредить этот вид, пока не будет нужного количества. И ты можешь убивать тех животных, которых тебе нужно — не слишком много — для еды, одежды и так далее.
Но я хочу, чтобы ты все время помнил, что если я сделал тебя самым сильным животным, то это для того, чтобы ты мог заботиться о других — помогать им делать все возможное для себя, следить, чтобы они не пропадали зря и так далее. Ты «Власть над миром. Вы должны стараться вести себя достойно, как я. Не делайте ничего подлого или бессмысленного. И для начала, — сказал он, — вы можете сесть и дать имена всем этим, чтобы мы с вами знали, о чем говорим в будущем».
Это кажется удивительным, но история о Сотворении мира Звездным Псом и наречении Человеком животных разных видов вызывает у читателей Ричарда Адамса определенные ассоциации с библейским повествованием о том, как Бог Яхве (или даже Аллах - в зависимости от вероисповедания) сотворил Адама и Еву (Хавву в оригинале на иврите) и также поручил в одной из версий Адаму дать "имена" животным, то есть - указать их вид, а не дать кличку! Но Ричард Адамс, проводя параллель с религиозным повествованием, показывает нам, что, несмотря на свою брутальность и ненависть к людям (о которой этот черный дворовой пес с ушами спаниеля, к счастью, только ГОВОРИТ на протяжении ВСЕЙ книги, а не демонстрирует ее напрямую, атакуя случайных прохожих!) Роуф все же когда-то верил в справедливость и надеялся на лучшее. В "собачьем" представлении Роуфа миф о Сотворении мира Звездным псом служит аллегорией на утопию, гармонию человека с природой, символом идеального мира.
Но, по мере того, как развивается сюжет в "Легенде о Звездном Псе", Ричард Адамс рисует нам собственную картину "грехопадения" Человека, получившего из лап Демиурга - Звездного Пса ВЛАСТЬ над всеми животными планеты:
"«Ну, человек дал имена (животным, прим. ред.), и это оказалось хорошей и долгой работой, со всеми этими коровами, крысами, кошками, черными дроздами, пауками и прочими. Конечно, большинство из них — как и Тод (что в переводе с английского означает "лис") — едва ли имели представление о том, что у них есть имена, — но, в любом случае, человек знал. И, в конце концов, он сделал это и устроился, чтобы присматривать за миром, как ему велел Звездный Пёс.
И через некоторое время у животных появились детеныши, и у человека с его подругой появились дети, и мир начал довольно переполняться, так что человеку пришлось провести кое-какие прореживания".
Подобно тому, как в Библии/ТаНаХе и в Коране Бог (Яхве или Аллах), сотворив мир и первых людей, либо отдыхал, либо утвердился на троне, в мире "Чумных Псов" Ричарда Адамса Звездный Пёс, выступающий в качестве аналогичного Бога-Творца, отправился в путешествие с неясной целью и отсутствовал довольно-таки долгое время! Минули целые годы, прежде чем Пес снова вернулся в созданный им мир! И ЧТО он увидел? Исполнил ли Человек в точности все, как ему заповедовало это загадочное божество?! А вот и нет! Ричард Адамс далее пишет:
«Так или иначе, когда Звездный Пес вернулся, он подумал, что пойдет и посмотрит, как поживают человек и все животные. Он с нетерпением ждал визита на землю, потому что он всегда чувствовал, что это была довольно хорошая работа, которую он сделал — лучше, чем некоторые другие, я осмелюсь сказать. «Когда он спустился на землю, то долго не мог никого найти. Он бродил по улицам, паркам и площадям, и наконец, в лесу, он мельком увидел молодого барсука, который прятался под ветвями упавшего дерева.
После долгих усилий он уговорил его выйти и спросил, в чем дело. «В чем дело?!», — вскричал барсук, — «какие-то люди пришли сегодня утром, раскопали нашу берлогу и разнесли ее вдребезги, а моего отца и мать вытащили длинными клещами с острыми зубьями на концах! Они сильно избили моего отца, а теперь положили их обоих в мешок и увезли — не знаю куда».
«Здесь, наверное, слишком много барсуков?» — спросил Звездный Пёс.
«Нет, их почти не осталось», — ответил молодой барсук. Раньше их было довольно много, но люди убили почти всех нас! Вот почему я прятался — я думал, что Вы — те люди , которые возвращаются!».
Звездный Пес перенес оставшихся барсуков в безопасное место, а затем отправился на поиски Человека. Пройдя довольно долгое время, он услышал вдалеке какой-то странный шум — крики, лай и беготню людей, поэтому он пошел в том направлении и через некоторое время пришел к большому двору, где обнаружил человека и нескольких его взрослых детей. Они сделали что-то вроде кольца на одном конце двора из листов гофрированного железа, и поместили туда мать и отца барсука и бросали в них камни, чтобы сделать их более свирепыми, и пытались заставить собак напасть на них.
Собаки были не очень заинтересованы, потому что, хотя у самца барсука была сломана лапа и он был тяжело ранен в лицо, он дрался как дьявол, а его подруга была такой же храброй, как и он. Но собак специально держали очень голодными, и в любом случае они полагали, что люди должны знать лучше, тем более, что на двух барсуков приходилось около двенадцати собак.
Звездный пес положил конец происходящему и отправил двух барсуков на попечение их семьи, пока им не станет лучше, а затем сказал Человеку, что тот чуял, что все идет не так, как должно быть, и спросил его, что, по его мнению, тот делает.
«О, — говорит Человек, — Вы сказали, что я должен был сократить численность животных, и некоторых из них пришлось бы убить, если бы это было необходимо. Вы сказали, что мы могли бы использовать животных, так что мы просто немного поразвлекались. В конце концов, животные даны нам для развлечения, не так ли?»
Звездный пес рассердился, но подумал, что, возможно, ему следовало бы изначально яснее объяснить Человеку, что он имел в виду, поэтому он заповедовал Человеку, чтобы животные не убивались без веской причины, и чтобы их жизни не тратились впустую или не выбрасывались на ветер.
«Если ты самый умный, — сказал он, — это значит, прежде всего, что ты должен заботиться о других и считать их существами, о которых ты должен заботиться. Просто подумай об этом и убедись, что ты все правильно понял!».
Но и в этот раз Человек услышал слова собачьего Бога-Творца, и решил, что для него закон не писан. А если писан, то не читан. Если и читан, то не понят, а если и понят, то явно не так, как ожидалось! Во второй раз Звездный пес отлучился куда-то, а затем нанес визит людям уже где-то в середине лета, но увидел более удручающую картину:
"Ну, так или иначе, спустя долгое время Звездный Пес решил снова вернуться на землю, и на этот раз он выбрал середину лета, потому что он подумал, что было бы здорово поваляться на траве и побегать по паркам и садам домов, когда все листья и цветы распустились и так приятно пахнут. Когда он прибыл, был жаркий день, и он спустился к ближайшей реке, чтобы попить. Но он обнаружил, что может чувствовать запах за полмили, и это было ужасно. Когда он подошел поближе, он обнаружил, что вода полна человеческих фекалий и забита плавающей мертвой рыбой.
Там была несчастная водяная крыса, которая убегала со всех ног вдоль берега, и Звездный Пес спросил ее, что пошло не так, но она только сказала, что ничего не знает. Через некоторое время Звездный Пес наткнулся на толпу людей, которые кричали друг на друга и проводили какое-то собрание, поэтому он спросил их, знают ли они, что случилось в реке и почему вся рыба погибла в отравленной воде.
«Какое, черт возьми, значение имеет куча чертовой рыбы? — сказал один из людей. — Мы знаем свои права и хотим их иметь!».
На этот раз Звездный Пес сказал всем встреченным им людям, что если он еще раз обнаружит, что они намеренно неправильно понимают или игнорируют его слова, он больше не будет их предупреждать».
Но вскоре произошло то, что переполнило чашу терпения даже Звездного Пса, мгновенно перешедшего в режим карающего Яхве из ТаНаХа за "грехопадение" людей, связанное с отношением к животным! Как пишет Ричард Адамс в "Чумных Псах", далее действия людей стали переходить в откровенный садизм ради садизма, за которым на сей раз последовало должное возмездие:
"Кифф знал эту историю, и он сказал, что Звездный Пес нашел людей, которые втыкали железо, острые предметы в несчастного быка и заставляли его разрывать животы у множества бедных старых сломанных лошадей, и они смеялись над ними и забрасывали их апельсиновой коркой, пока они хромали. Но я думаю, моя мать сказала, что он нашел несколько птиц в клетках, которых люди ослепили, чтобы заставить их петь. Они поют, конечно, чтобы самоутвердиться и отпугивать других, поэтому, поскольку они были слепы, они продолжали петь, пока у них были силы, потому что они не могли определить, есть ли поблизости какие-нибудь соперничающие птицы или нет.
Так или иначе, что бы это ни было, Звездный пес сказал Человеку:
«За то, что ты сделал это, ты проклят больше всех зверей полевых! Они будут продолжать жить своей жизнью, как и прежде, без раздумий или сожалений, и я буду говорить с ними в их сердцах, слухом, обонянием, инстинктом и ярким светом их восприятия момента. Но Я отвернусь от тебя навсегда, и ты проведешь остаток своих дней, размышляя о том, что правильно, и ища истину, которую я скрою от тебя и вместо этого вложу в прыжок льва и уверенность розы. Ты больше не годишься для того, чтобы присматривать за животными! Отныне ты будешь подвергаться несправедливости, убийствам и смерти, как они; и в отличие от них, ты будешь настолько полон смятения, что возненавидишь даже телесные жидкости и выделения своих братьев и сестер. А теперь убирайся с глаз моих!
Итак, человек и его подруга, неуверенными шагами и медленно, отправились в путь в одиночестве. И с того дня все птицы и звери боялись человека и бежали от него. И он эксплуатирует их и мучает их, а некоторых из них он фактически уничтожил навсегда с лица земли. Он калечит нас и тех из нас, кто может калечить его. Теперь это плохой мир для животных. Они живут подальше от него, как могут. Я сам считаю, что Звездный Пес бросил все это, как плохую работу. Он должен был это сделать, ибо какая польза от людей для животных?».
Безмятежная сказка Роуфа резко контрастирует с жестокой реальностью, в которой живут собаки. Этот контраст усиливает трагизм их положения, заставляет читателя задуматься о цене "прогресса", достигнутого за счет страданий животных. История Звездного Пса – это не просто "звериная Библия", это крик о справедливости, выраженный через призму собачьего восприятия. Это попытка понять, как мир должен выглядеть глазами существа, которое страдает от человеческой жестокости. Роуф предстоит не просто свирепым псом, люто ненавидящим все человечество не без причины - из-за жестоких экспериментов над ним и охоты, а глубоким и трагичным персонажем.
Отсутствие у Роуфа какой-либо породы лишь усугубляет положение пса. С одной стороны, до постоянных утоплений в лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, Роуфа "воспитала" улица, у него никогда не было доброго хозяина, как у фокстерьера Сниттера, и он лучше знал, как выжить в природе и научился этому. С другой, этот пес отчаянно пытается выжить в мире, где ему нет места. Его истории и слова пропитаны скептицизмом, цинизмом и глубоким недоверием к людям. Даже "Легенда о Звездном Псе" - это не просто красивая сказка, вставленная автором, чтоб растянуть сюжет, а своего рода аллегория и символизм, поднимающий философские вопросы об отношении человека к природе! Религиозные и космогонические мотивы переосмысливаются Ричардом Адамсом, как критика контроля и доминирования. Именование животных в "Легенде о Звездном Псе" – это не акт творения, а акт присвоения и контроля, который приводит к эксплуатации и насилию. Это критика антропоцентрического взгляда на мир. Таким образом, история Роуфа — это мощный литературный прием, который помогает Адамсу донести свою мысль о жестокости, ответственности и надежде.
Примечательно, что "Легенду о Звездном Псе" черный дворовой пес с ушами спаниеля по имени Роуф рассказывает не только самому фокстерьеру Сниттеру, но и даже лису Тоду, живя с ним в одной пещере! Также эта "Легенда о Звездном Псе" звучит после разговора о Киффе, жертве жестоких экспериментов со стороны ученых или "Белых Халатов" в исследовательском центре/лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, а конкретно - доктора Бойкотта и его коллег и воспоминаний о его хлесткой, грубой и несколько пошловатой песне, как символа неповиновения бесчеловечной системы, что тебя уничтожает. История Звездного Пса является как бы продолжением истории Киффа, где прослеживаются нотки надежды на лучшее, особенно в реплике Сниттера, которую резко и мрачно прерывает Роуф:
«Да», - сказал Сниттер, - «ты хорошо рассказал, Роуф! И ты совершенно прав — я уже слышал это раньше. Только ты упустил одну очень важную часть, которую мне рассказали. Когда человека опозорили и велели уйти, ему разрешили спросить всех животных, пойдет ли кто-нибудь из них с ним и разделит его судьбу и его жизнь. Только двое согласились пойти по собственной воле, и это были собака и кошка. И с тех пор эти двое ревнуют друг друга, и каждый вечно пытается заставить человека выбрать, кто ему больше нравится. Каждый человек предпочитает одного или другого».
«Ну, -сказал Роуф, - «если такова мораль — а я так не считаю, — то я зря беспокоился. Полагаю, можно переиначить историю так, чтобы она значила все, что угодно! Но все, что я могу сказать еще раз, — для меня больше нет людей...».
Но Сниттер не унимается. Когда фокстерьер настаивает на том, что бы Роуф сделал, если бы встретил хозяина, черный дворовой пес резко ответил, что все, что ему было бы нужно - это сочная кость и покой:
«Если бы ты нашел хозяина, Роуф, ну, предположим, ты нашел его, каким бы он был? Что бы он делал?» - с надеждой вопрошал Сниттер.
«Это глупая идея» - мрачно пролаял черный дворовой пес Роуф.
«Ну, но продолжай — просто ради забавы — просто предположи! Я имею в виду, предположим, что ты оказался вынужденно быть с человеком, который оказался — ну, ты знаешь, порядочным, хорошим и честным — каким он будет?» - не унимался фокстерьер.
«Ну, во-первых, ему придется оставить меня в покое, пока я не буду готов, и не обращать внимания, даже если я буду лаять на всеобщее обозрение! - яростно прорычал Роуф. - Если он попытается навязаться мне или начнет издеваться надо мной, я откушу ему руку! И буду судить о нем по голосу и по запаху. Ему придется позволить мне не торопиться, чтобы обнюхать его — его руки, его обувь и все такое. И если он будет хорош, он сможет определить, когда я начинаю чувствовать себя хорошо по отношению к нему, и тогда он скажет: «Привет, Роуф, возьми косточку» или что-то в этом роде; а затем он даст мне хорошую косточку и оставит меня в покое, чтобы я ее грызла, пока он будет заниматься своими делами. А потом я лягу на пол и — ой, какой в этом смысл? Сниттер, ты просто заставляешь меня выдумывать кучу чепухи!».
«Я не... но это лишь показывает, что в глубине души у тебя есть какая-то идея...» - замялся черно-белый фокстерьер.
«Разве уже не пора идти на охоту?» — резко прервал его Роуф. «Я голоден».
Также в "Чумных Псах" Ричарда Адамса свою песню пел и лис Тод тоже!
" "A hill tod it wor layin'
Atop a roondy crag.
An' niff o' powltry doon belaa
Fair made its whiskers wag.
Th' farmer's canny lad,
ye ken;
Geese fast i' th' hemmel,
ducks i' th' pen.
Then fyeul shuts henhoose less one hen!
Begox, yon tod wez jumpin'!"
"Next neet th' farmer's woman,
By, ye shud hear hor bubble!
'Ah'll skite th' Jugs off yonder tod
That's puttin' us te trouble!'
She's roond th' stackyard i' th' rain,
She looks i' th' barn an' looks again.
She nivver stopped th' back-end drain!
Hey-up, yon tod wez jumpin'!"
"Th' light's gan oot i' th' farmhoose.
It's gey an' quiet it seems.
The aald chep's flat-oot snotterin'
An' dreamin' bonny dreams.
An' when yon sun comes up agin,
There's hank o' feathers clagged to th' whin,
But nowt to show where tod got in!
By, mind, th' gaffer's jumpin'!
"There's mist o' th' tops te hide ye.
There's bracken thick o' th' fell.
Streams where th' hoonds won't track ye.
Ye've lugs, me tod, an' smell.
There's shiny neets
ye'll lowp and lark
And randy run te th' vixen's bark.
Ca' canny, else yer fer th' Dark
Yon fettles aall yer jumpin'!"
Перевод на русский язык:
"Более близкий к тексту, с сохранением диалектных черт (сложнее для восприятия современным читателем):
"На взгорке лис лежал, хитрец,
На камне круглом, глянь.
И запах птицы из низин
Прям щекотал мустанг.
Мужик хозяйственный, знамо,
Гусей в хлеву, уток в загоне.
Потом хозяйка – ох, беда! –
Одной лишь курицы недосчитались в доме.
Ну, вон тот лис уже прыгал!
"Здорово!" - крикнул Роуф. "Дальше пой!" Лис продолжил.
На следующую ночь хозяйка,
Ох, слыхали б вы, как бурчит!
"Я сброшу шкуру с этого лиса,
Что нам покоя не дает, паразит!"
Бежит по двору она в дождь,
И в амбаре ищет, и снова ждет.
Но позабыла она про дыру!
Ага, вон тот лис уже прыгает!
Свет погас в хозяйском доме,
Тихо, мирно там, как в раю.
Хозяин дрыхнет, сопит во сне,
И видит сказку свою.
А когда солнце вновь взойдет,
Перья к колючкам прилипнут.
Но не покажет никто, где лис пролез!
Ну, хозяин будет прыгать!
Туман вершины укроет,
Папоротник густой на холме.
Ручьи, где псы не следят,
Лис, слух и чутье при тебе.
Будут ночи луны, где скачешь ты,
И бегаешь к лисице молодой.
Осторожным будь, а то попадешь в темноту,
Что подготовила смерть для лисы любой!"
Эта песня Лиса Тода в "Чумных Псах" не только отвлекает Роуфа и Сниттера от невзгод, когда на них самих охотятся фермеры, но и выполняет несколько важных функций:
- История лиса, крадущего домашнюю птицу на ферме, перекликается с судьбой самих черного дворового пса с ушами спаниеля Роуфа и черно-белого фокстерьера Сниттера в том плане, что и лис, и псы пытаются выжить в мире, полном опасностей и используют для этого хитрость и ловкость, борются за выживание. То, что в песне Лис ДВАЖДЫ успешно объегорил людей, дало Роуфу и Сниттеру призрачный шанс на избегание опасности.
- Лис символизирует в балладе конфликт дикой природы и цивилизации. Фермеры же служат очередным со стороны Ричарда Адамса примером того, как люди пытаются подчинить себе природу и властвовать над миром животных (что уже было показано в "Легенде о Звездном Псе").
- Также в тексте песни Лиса Тода присутствует тема охоты и преследования, которая является центральной для всего романа "Чумные Псы" Ричарда Адамса. Парадокс баллады в том, что Лис, будучи хищником, сам становится объектом охоты. Это предвосхищает преследование брутальной черной дворняги Роуфа и черно-белого фокстерьера Сниттера людьми, которые ошибочно считают их опасными.
- В финале баллады есть предостережение об опасности, мол, сколько веревочке не виться, а конец будет един, и ни один успешный хищник не застрахован от того, что рано или поздно ему наполнят шкуру свинцом!
- Песня показывает природу как арену борьбы за выживание, где хитрость и умение адаптироваться являются ключевыми. Это соответствует общей теме романа о жестокости и несправедливости мира.
Примечательно, что даже песня Лиса Тодда в "Чумных псах" написана на английском диалекте джорди, на котором говорят в районе Тайнсайд на северо-востоке Англии. В романе Ричарда Адамса этот диалект указан еще во введении к произведению, как бы заранее задавая тон отчужденности и маргинализации. И этот диалект в романе Ричарда Адамса -не только особенность английского языка, что придает повествованию ощущение подлинности и реализма, но еще и зловещая символика - диалект "джорди" как бы заранее предопределяет судьбу главных героев, это - одна из звеньев громадной цепи, скованной из отчуждения, ненависти и предвзятого отношения к Псам и даже Лису! Диалект джорди в романе Ричарда Адамса - часть той самой системы, которая их преследовала и в конечном итоге предала.
Таким образом, песня Лиса Тода в "Чумных Псах" - это не просто забавная история о наведывании рыжего плута на ферму к курам и уткам и объегоривании хозяев, не просто вставной эпизод со стороны автора, а важный элемент повествования, который раскрывает основные темы романа и добавляет глубины образу животных. Она показывает их способность к выживанию, их связь с природой и постоянную борьбу за свободу в мире, где доминируют люди. Она служит утешением для главных героев и подчеркивает темы выживания, хитрости и противостояния между природой и цивилизацией, которые важны для понимания "Чумных псов".
Далее, по сюжету "Чумных Псов" в истории появляется персонаж по имени Дэвид Эфраим. Он звонит редактору издания "Lakeland News" в Озерном крае и представляется, как менеджер отделения Suitable Suits в Кендале и продавец снаряжения для состоятельного сословия. И у Дэвида есть одно "заманчивое" предложение как раз после того, как издание опубликовало очередную статью под названием «Загадочные пропажи овец в Даннерд'ле». Эфраим предлагает редактору, которого в книге Ричарда Адамса зовут мистер Уэлдайк, каким образом он сумел бы решить проблему с нападением собак на скот фермеров Озерного края:
"«Это была просто идея, которая пришла мне в голову, мистер Уэлдайк, для небольшого делового хода — дела с пользой для общества, как я надеюсь, и, возможно, немного спортивного. Как я уже сказал, я не мог не услышать, что вы говорили о дикой собаке в Даннердейле и о том, как фермеры, возможно, хотят организовать охоту. Теперь моя идея такова. Кстати, удобно ли изложить это вам сейчас? У вас есть время?
Доброго здоровья! Успехов журналистике! Ну, теперь мы хотим немного расширить бизнес в этом западном районе — знаете, завести новых клиентов, дать местным жителям знать, кто мы и все такое. Конечно, я знаю, что фермеры с холмов не миллионеры, но даже они тратят на одежду гораздо больше, чем раньше, и мы чувствуем, что у них есть потенциал. Богатое общество, понимаете, и все такое. Я считаю, что нам нужно пойти навстречу фермеру — показать ему, что мы предлагаем ценность за свои деньги и ничего не таим в рукаве — дать ему увидеть, что мы люди, понимаете. Так что — скажу вам, что я сделаю! Предположим, мы организуем эту охоту на собак — с вашей помощью в плане рекламы, конечно.
Просто думая вслух, мы бы предоставили шесть — ну, скажем, пять патронов на каждого участника и предложили бы каждому ружью, до двадцати, на выбор либо две прочные рубашки, либо пару хороших, удобных брюк. И а для того, кто действительно убьет собаку, нужно подумать, как мы удостоверимся, что он убил нужную собаку, конечно, — готовый костюм-двойка с бесплатной примеркой. Ты сделаешь фотографии — счастливый фермер пожимает мне руку над телом и все такое, а? О чем ты думаешь, а?"
То есть, ради своего имиджа и благополучия фермеров Эфраим пытается заручиться поддержкой издательства, создать заманчивую рекламу, организовать охоту на тех собак, что нападают на стада фермеров, дабы расширить свой прибыльный бизнес! Редактор дает ему свое согласие, и в следующей главе буквально начинается выслеживание Роуфа и лиса Тода (без Сниттера, который тогда отбился от них) вдоль крутых западных склонов горного перевала Хард-Нотт (англ. Hard Knott) и едва не застреливают черного дворового пса Роуфа! Также упоминаются автором и вершины горы Браун-Хоу (англ. Brow Haw), которая в реальной жизни выглядит так:
Перед охотой Дэвид Эфраим и его люди зашли в таверну "Traveller's Rest" и перекусили сэндвичами. Сам менеджер взял с собой я одолженное у кого-то двенадцатикалиберное ружье и больше всего беспокоился о наградах за выполненное задание, чем за то, КАКИМ образом оно будет выполнено! Его не волновали организационные вопросы того, как они будут выслеживать нужную им собаку, нападающую на овец, к тому же - принадлежащую исследовательскому центру Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, и носящую зеленый пластиковый ошейник с номером! Зато он и его товарищи "упражнялись" в стрельбе по птицам - "Деннис подстрелил куропаток, а старый Рутледж, известный шутник, сначала промахнулся по бекасу, а затем учел медленно летящую сороку, которая задрала хвост на ветке. В остальном они не видели ничего, кроме овец, луговых коньков, ворон и канюков".
Вскоре нам стала известна и предыстория самого Эфраима. Как пишет Ричард Адамс, этот человек был родом из Израиля, у него была тётя Лия и брат Мордехай, и с ними случилась такая печальная история: "Он думал о своем отце и матери, ушедших без сил перед преследователем; затем о своей тете Лие, исчезнувшей более тридцати лет назад в ночи и тумане безлюдной Европы, убитой одним лишь Богом известным мечом в пустыне. Его старший брат Мордехай, плача от стыда, дал показания ради истины и справедливости в иске о клевете, возбужденном в Лондоне в шестидесятые годы печально известным доктором Дерингом, самозваным экспертом по экспериментальным исследованиям Освенцима". То есть, Ричард Адамс хочет нам сказать, что Дэвид Эфраим пережил со своей семьей ужасы Второй мировой войны, а потому затем не стал стрелять в одну из собак, повинных в пропаже и гибели овец местных фермеров! Не знаю, НАСКОЛЬКО этично было автору приравнивать жестокие эксперименты над животными к нацистским концлагерям, где МАССОВО уничтожали людей и к Холокосту в целом, и почему в свое время это не вызвало резкого осуждения со стороны общественности...
Эфраим в "Чумных Псах" – человек, чья жизнь была сломлена Холокостом. Рассказ о его семье (родители, тетя, брат, участвовавший в процессе против отрицателя Холокоста) нужен, чтобы показать, что он не просто "охотник на собак". Он – человек, глубоко травмированный историей, живущий с постоянным чувством потери и несправедливости. Эта травма влияет на его восприятие мира. Он видит мир как "плохой мир для беспомощных", где зло может возникнуть в любой момент. Это объясняет его параноидальное отношение к собакам, особенно к Сниттеру, которого он воспринимает как воплощение зла и угрозы. Эксперименты над животными, описанные в книге Ричарда Адамса, безусловно, вызывают отвращение и возмущение. Упоминание Освенцима усиливает это чувство, напоминая читателю о том, что человек способен на чудовищные злодеяния. Оба случая (Холокост и эксперименты над животными) демонстрируют злоупотребление властью, дегуманизацию жертв и готовность причинять страдания ради "науки" или "идеологии". Упоминание доктора Деринга, самозваного эксперта по Освенциму, намекает на то, что даже "научные" исследования могут быть прикрытием для садизма и морального разложения. В то время, в конце 1970-х годах, когда роман Ричарда Адамса был опубликован, упоминание Освенцима воспринималось, как метафора, а не прямое сравнение с экспериментами над животными. Автор специально делает связь между Холокостом и экспериментами над животными дискомфортной. Он хочет, чтобы читатель задумался: где проходит граница между оправданной защитой и слепой местью? Можем ли мы оправдать жестокость даже во имя справедливости?
Для Дэвида Эфраима страдания собак в экспериментах – это еще одно проявление той же самой силы, которая уничтожила его семью. Он находит выход в "защите" этих собак, видя в этом возможность хоть как-то возместить страдания. Его действия – это, по сути, перенос его травмы на другую ситуацию. Холокост был событием, над которым его семья не имела никакого контроля. Они стали жертвами обстоятельств. Желая отомстить Роуфу и Сниттеру, Эфраим пытается вернуть себе чувство контроля над ситуацией. Он решает, кто будет жить, а кто умрет, как когда-то решали нацисты. Это болезненная попытка восстановить утраченную власть. Собаки в романе, особенно Роуф и Сниттер, представляют собой невинных жертв жестокой системы. Они как бы олицетворяют беспомощность и уязвимость, которые Эфраим видел в своей семье. Атакуя собак, он как бы атакует саму систему, которая, по его мнению, виновна в страданиях.
Но все эти этические и политические нюансы романа Ричарда Адамса оказались не так важны для читателей, как сам факт того, что Дэвид Эфраим, позвонивший в редакцию "Lakeland News" Озерного края, так и не сумел выполнить того, ЧТО он пообещал! Как и было задумано изначально, Эфраим встретил только ОДНОГО из псов, нападавших на овец и сбежавших из лаборатории Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, и им оказался именно...Сниттер! Первое, на что обратил внимание охотник-недоучка, это - "глубокая, безволосая расщелина, едва зажившая, розовая, как внутренняя часть уха кролика, и показывающая белые следы швов, идущих через весь череп от затылка до лба, — ужасная рана, придававшая собаке нереальный вид, словно какое-то жуткое существо из фантазий Кафки или картины Иеронима Босха". Также примечательно, что при встрече с Эфраимом, который тихим успокаивающим голосом подозвал Сниттера к себе, пес начал вновь напевать знакомую песню с повторяющимися последними строками, намекающую на происхождение самого Эфраима:
" «Из Варшавы и из Вавилона
Призраки не отпустят жизни.
Тяжёлое бремя ложится на
Оставшиеся на ощупь остатки выживают.
Так вот этот отвлеченный зверь и придумывает
Он пытается изо всех сил продолжать свои безнадежные поиски.
За пределами блокнотов и ножей
Потерявшаяся собака ищет пропавшего человека».
Оригинал песни на английском языке:
"From Warsaw and from Babylon
The ghosts will not release the lives.
A weary burden falls upon
The groping remnant that survives.
So this distracted beast contrives
His hopeless search as best he can.
Beyond the notebooks and the knives
A lost dog seeks a vanished man".
Но и эта встреча Сниттеру ничего хорошего не сулила, произошла трагедия, вызванная очередным приступом галлюцинаций пса, пережившего операции на мозге, что стерли грань между сознанием и подсознанием животного:
"Эфраим поднял свое ружье за ствол, положил приклад на землю рядом с открытой задней дверью и наклонился, чтобы поставить его на предохранитель. Пока он это делал, Сниттер, повернув голову, увидел в зеркале заднего вида фигуру человека, шагающего вниз по склону холма, — седовласого мужчину с тростью в руках, в старом твидовом пальто и желтом шарфе. Громко лая, он прыгнул к двери.
Испугавшись, мистер Эфраим невольно потянул ствол ружья к себе. Сниттер, пытаясь протиснуться мимо него, отчаянно сопротивлялся. Одна передняя лапа вцепилась ему в рукав, а другая застряла в спусковой скобе. Раздался оглушительный взрыв, и ружье упало на землю, увлекая за собой Сниттера. Мгновение спустя мистер Эфраим, с лица которого лилась кровь, молча опрокинулся и упал, наполовину в машине, наполовину вытащив его из машины".
Гибель Эфраима изначально интерпретировалась, как суицид, но затем все же признали этот инцидент несчастным случаем с летальным исходом из-за неосторожного обращения с оружием. В ужасе черно-белый фокстерьер Сниттер убежал с места происшествия, "завывая тенором, поджав хвост и разинув рот, полный пены, словно его выпустили из ада". А тем временем черный дворовой пес Роуф, успевший распрощаться к тому моменту с Лисом Тодом, отправился на поиски Сниттера, "пошел прямо через вершину, через заброшенные сланцевые карьеры ниже Уолны и вниз к лугам Тонг-Ус. Здесь он немного отдохнул, не обращая внимания на то, увидит его кто-нибудь или нет. Затем он обогнул Транг и пересек сам болотистый Тонг, спустившись к дороге под мостом Биркс-Бридж. (Роуф) был менее чем в двухстах ярдах от Кокли Бека, когда заметил машины и толпу людей...перепрыгнул через противоположную стену, побежал по лугу, нырнул головой в Даддон, выполз на дальнюю сторону и скрылся за ольхой".
А тем временем началось расследование гибели Эфраима. И несчастный случай быстро переквалифицировался чуть ли не в преднасмеренное убийство человека со стороны Сниттера, поскольку на заднем сиденье машины были грязные следы лап и собачья шерсть, а жена фермера также дала показания, что слышала собачий вой вместе с выстрелами! И тут Ричард Адамс вводит в сюжет еще одного важного персонажа в истории "Чумных Псов" - журналиста Дигби Драйвера, у которого "есть талант вызывать у публики неприязнь к чему-либо или кому-либо по его желанию". В редакции уже новость о гибели Эфраима в машине раздули кричащими заголовками: "Что такое зловещая тайна Феллс?" "Убьет ли собака-убийца снова?". Все это делалось изначально для того, чтобы дискредитировать лабораторию Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE, но вскоре вылилось в нечто кошмарное и непредсказуемое...
А тем временем, спустя целых двое суток после безуспешных поисков Сниттера Роуф наконец-то нашел своего компаньона в местном амбаре унылого нагорья Биркер Мур (той дикой местности, где в декабре 1825 года бедный молодой Дженкинсон, как гласит его надгробие напротив церковной двери Ульфы, погиб под обстрелом безжалостного шторма). Сниттер тяжело переживал гибель Эфраима и винил себя в том, что стал его невольным убийцей:
" «Ну, так я должен был чертовски хорошо подумать, если ты лежал здесь все это время. Как ты сюда попал?» - вопрошал Сниттера Роуф.
«Ну, я упал, Роуф, конечно. И ты, полагаю, тоже упал, не так ли?»
«Упал? Не будь идиотом. Я пробежал много миль» - презрительно фыркнул черный дворовой пес.
«Роуф, ты не понимаешь, что произошло, да? Ты не знаешь, где мы?» - обеспокоенно спросил Сниттер.
«Ну, предположим, ты мне скажешь. Только встряхнись — нам обоим нужно что-нибудь поесть», - сказал Роуф.
«Что случилось с тобой, когда я... ты знаешь... когда я... когда весь воздух разлетелся на куски? О, Роуф, мне так жаль! Я знаю, что это моя вина, но я ничего не мог с собой поделать — ни в тот, ни в другой раз! Первый раз был хуже всего, конечно, — я имею в виду моего хозяина, — но и в этот раз тоже — я не знаю, кто был тот бедняга с машиной, но он был своего рода хозяином — очень грустный человек!» - с тоской пролаял черно-белый фокстерьер.
«Какой хозяин? Что разнесло на куски? О чем ты говоришь?» - недоумевал Роуф.
«Роуф, ты все еще не понимаешь, да? - жалобно простонал Сниттер, с мольбой глядя на черного дворового пса. - Мы мертвы, ты и я. Я убил нас обоих! Мы здесь, потому что я уничтожил все — мир, насколько я знаю. Но взрыв, Роуф, ты, должно быть, почувствовал его, где бы ты ни был. Разве ты не помнишь?»
«Лучше расскажи мне, что ты помнишь» - отрезал Роуф.
«Я возвращался, следуя за тобой, и вся трава и камни в моей голове были очень громкими — как бы гудящими, как сильный ветер. А потом этот темный человек позвал меня, и я был на дороге, как... как в тот раз. Я пошел к этому человеку и сел в его машину, и тогда... тогда все разбилось вдребезги. Я разбил его. Я сделал это; как в тот раз. И тогда я убежал, прежде чем белый колокольчик успел подъехать» - объяснил Сниттер.
«Наверное, это был тот белый звонок-вагон, который я видел. Я искал тебя» - сказал Роуф.
«Это все исходит от меня, Роуф. Это исходит из моей головы! Я убил человека. Я верю, что я разнес мир на куски...» - с горечью пролаял Сниттер.
После этого Ричард Адамс показывает нам исповедь Сниттера о том, как погиб его хозяин на самом деле, хотя в начале книги черно-белый фокстерьер изначально винил в его смерти ученых, "Белых Халатов", и какой безмятежной была жизнь этого пса ДО попадания в лабораторию Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE:
"Я расскажу тебе. Я расскажу тебе все об этом, Роуф. Послушай. Давным-давно, когда были города, когда был настоящий мир, я жил со своим хозяином в его доме. Он купил меня, когда я был еще щенком, ты знаешь, и он так хорошо обо мне заботился, что я вообще не помню, чтобы скучал по матери. И я никогда по-настоящему не думал о своем хозяине как о человеке, а о себе как о собаке — не в те дни. Нас было только двое. Ну, конечно, я действительно знал, но было легко забыть, потому что я всегда спал на его кровати по ночам; а потом утром приходил мальчик и засовывал кучу сложенной бумаги в дырку в середине входной двери внизу.
Когда я это слышал, я спускался, брал бумагу в рот, нёс её наверх и будил своего хозяина. Он доставал из коробки печенье, давал мне одно и делал себе горячий напиток; а потом мы всегда играли в какую-то игру с этим Комок бумаги. Он обычно открывал его очень широко — он был весь черно-белый и имел какой-то резкий, довольно влажный запах — и раскладывал его перед собой, пока он сидел в постели, а я подкрадывался к кровати и совал под него нос. Затем он делал вид, что сердится, гладил его, а я убирал его и немного ждал, а затем совал его куда-то еще. Я знаю, это звучит глупо, но я всегда думал, как мило с его стороны заставить этого мальчика приносить каждый день новую пачку бумаги, просто чтобы мы могли играть в эту игру. Но он всегда был таким добрым.
Затем, через некоторое время, он обычно шел в комнату, где была вода, и покрывал лицо чем-то сладко пахнущим, белым, а затем снова снимал все это. В этом не было никакого смысла, но я тоже приходил и садился на пол, и он все время разговаривал со мной, я думал, что должен следить за ним. Одна из лучших вещей в том, чтобы иметь хозяина, это то, что половину времени ты понятия не имеешь, что он делает или почему, но ты знаешь, что он очень добрый и мудрый, и ты часть этого, и он ценит тебя, и это заставляет тебя чувствовать себя важным и счастливым. Ну, в общем, он обычно спускался вниз и что-нибудь ел, а затем надевал свое старое коричневое пальто и желтый шарф, сажал меня в машину, и мы ехали в другой дом, который был далеко. В те дни были дома. Это было до того, как все испортилось. В общем, мой хозяин оставался там весь день, и на его столе висел колокольчик, который звонил, и люди приходили и разговаривали с ним, и был ужасно много бумаги, но по какой-то причине мне не разрешалось играть с этой бумагой. Зимой был пожар, и я лежал на ковре. Это было действительно очень удобно, только мне не нравился этот колокольчик на его столе: я завидовал ему. Я лаял на него. Я не знаю, но думаю, что это было какое-то животное, потому что, когда он звонил, он разговаривал с ним, а не со мной. Он не мог разговаривать ни с кем другим, потому что обычно там вообще никого не было.
Был только один человек, который мне не нравился, и это была сестра моего хозяина. Я знала, что это, должно быть, его сестра, потому что она была так похожа на него и от нее немного пахло им. Иногда она приходила и гостила у нас дома, и когда она это делала, о, печень и огоньки, разве мы не чувствовали этого! По какой-то шершавой мягкости в ее голосе — как — как угольные галеты, процеженные через коврик у двери — можно было понять, что она считает, что все не так. И я никогда не могла найти свои вещи — мой мяч, или мою кость, или мой старый шерстяной коврик под лестницей — потому что она обычно убирала их все. Однажды она сильно толкнула меня — ударила, на самом деле — метлой, когда я спала на полу, и мой хозяин вскочил со стула и сказал ей не делать этого. Но в основном он, казалось, почти боялся сказать хоть слово. Я только предполагаю, опять же, но я думаю, что она была зла на него за то, что у него не было пары, и он как-то чувствовал, возможно, он должен был, но не хотел. Если это так, конечно, это объясняет, почему я ей не нравился. Она ненавидела меня, Рауф. Она пыталась притворяться, что не любит, но я прекрасно это чувствовал, и я капризничал и съеживался от нее, так что другие люди, должно быть, думали, что она плохо со мной обращается.
.... Он почти всегда звал меня пойти с ним, но, полагаю, он не мог найти меня нигде в этом месте и думал, что это неважно, потому что позже мы отправимся на более долгую прогулку. Так или иначе, он вышел через ворота. Так что через минуту или две я подумал, почему бы не выскользнуть за ним и не догнать его, просто ради забавы — знаете, сделать ему небольшой сюрприз? Ну, так или иначе, я перепрыгнул через ворота, а затем побежал по дороге и завернул за угол вслед за ним. Всякий раз, когда мой хозяин брал меня с собой, он надевал мне поводок, и он всегда переходил дорогу в одном и том же месте, где она была раскрашена черным и белым. Я, должно быть, переходил там много раз — мы никогда не переходили дорогу больше нигде. Я увидел его, прямо перед собой, приближающегося к ней, размахивающего палкой, с листком бумаги в руке, поэтому я сказал себе: «Теперь надо его удивить», — и пробежал мимо него на черно-белый участок дороги».
Из предыстории Сниттера мы узнаем, что у его хозяина была злая сестра, которая за что-то невзлюбила черно-белого фокстерьера. Ее звали Энн Моссити. А вот имя ХОЗЯИНА Сниттера - Алан Вуд - Ричард Адамс назовет гораздо позже по сюжету, так как из-за травмы головы Сниттер совсем не помнил имени своего хозяина, зато флэшбеки гибели Алана Вуда под грузовиком врезались в память до мельчайших подробностей! Так, Сниттер вспоминает, что переходил дорогу в неположенном месте, в результате чего пса едва не сбила машина, но хозяин фокстерьера пожертвовал собой:
"Кто не ловил себя на мысли, когда печальная история приближалась к своей кульминации? Архонты Афин наказали за ложь цирюльника, который первым распространил новость о сиракузской катастрофе; ибо если бы его считали лжецом, не следовало бы, что он действительно лгал, и, следовательно, этого никогда не было?
"Я был уже на полпути, когда услышал, как мой хозяин позади меня крикнул: "Сниттер! Стой!" Я всегда его слушался, как я вам и говорил, и остановился как вкопанный. А потом... потом на дороге раздался ужасный визжащий звук, и в тот же момент мой хозяин выбежал, схватил меня и швырнул прямо в противоположную канаву; и когда я падал, я услышал, как грузовик врезался в него, о, какой ужасный звук он издал! Я услышал, как он ударился головой о дорогу, если бы я только мог забыть это! Его голова на дороге!
Везде было стекло. Осколком мне поранила лапу. Из грузовика вылез человек, и подбежали люди — сначала один или два, а потом все больше и больше. Они подняли моего хозяина — его лицо было все в крови — никто не обращал на меня внимания. А потом зазвонил колокольчик, подъехала большая белая машина, и из нее вышли люди в синей одежде. Я рассказывала вам, как мой хозяин разговаривал с этим колокольчиком в своей комнате, и, полагаю, они принесли другой колокольчик — он был очень громким — чтобы попытаться заставить его говорить: но он так и не заговорил.
Он просто лежал неподвижно, как мертвый, на дороге. Его глаза были закрыты, а вся его одежда была в крови. Они все знали — было видно, что все знали. Водитель грузовика продолжал кричать и плакать — он был почти мальчиком — и тут какой-то синий человек увидел, как я брожу, и схватил меня за воротник. Пришла седая женщина в фартуке — казалось, там были все с нашей улицы — и она надела на меня поводок и отвела меня обратно к себе домой. Она больше не была доброй — она вела себя так, будто ненавидела меня — они все ненавидели, они все ненавидели! Она заперла меня в угольном погребе, но я так выл, что в конце концов она выпустила меня и оставила на кухне".
Однако, злоключения несчастного черно-белого фокстерьера на этом не закончились! Ричард Адамс пишет, что сестра покойного НАСТОЛЬКО возненавидела пса, что ЛИЧНО отвезла его в исследовательский центр Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE:
"На следующий день пришла Энни Моссити. Она стояла в дверях кухни и просто смотрела на меня. Я никогда этого не забуду. Можно было подумать, что кто-то найдет слово для такой потерянной и несчастной собаки, как я. Она что-то сказала седой женщине, а затем они закрыли дверь и ушли. А на следующий день она вернулась с корзиной, положила меня в нее и увезла на своей машине — это была не наша машина, во всяком случае, она пахла ею — и она везла меня далеко, а затем отдала меня белым халатам. И я думаю, она потрудилась сделать все это, потому что хотела, чтобы со мной случилось что-то ужасное!»
Черный дворовой пес Роуф мрачно добавил: «Это плохой мир для животных! Ты мог бы просто упасть — с неба, я имею в виду. Туда, откуда ты пришел, нет пути назад, не так ли? Никогда. Но, по крайней мере, все кончено, Сниттер. Это не может повториться!». В ответ на это черно-белый фокстерьер стал уже задумываться о непоправимом - суициде, как способе положить конец их страданиям раз и навсегда: «Вот это и ужасно. Люди могут делать вещи и похуже, чем причинять тебе боль или морить тебя голодом — они могут изменить мир: мы видели, что они могут, ты и я. Но теперь я понимаю, что они сделали это через меня. Энни Моссити — то, что она хотела, произошло. Я не знаю, что она велела делать бельмам, но теперь я знаю, что все плохое выходит из моей головы, и это происходит снова и снова. Вот где начинаются плохие вещи, а затем они выходят в мир, как личинки, вылезающие из мяса и превращающиеся в мух. Когда мы с тобой ушли от Белых Халатов, мы думали, что это люди забрали все дома и сады.
Но на самом деле это я их уничтожил. Водитель грузовика тем утром, который бросал в меня камни, — он знал, кто я; и тот человек с овчарками — он тоже знал. То, что случилось с моим хозяином, случилось снова; белый колокольчик — ты сказал, что действительно видел его там, между прочим, мост. Человек с добрым голосом — темнолицый человек возле машины на мосту — я убил его. Я говорю тебе, теперь нет мира, кроме этой раны в моей голове, и ты тоже там, Роуф. Я больше не выйду наружу — больше нет. Если я могу умереть и остановить все это, то я останусь здесь и сделаю это. Но, возможно, я уже умер! Возможно, смерть — возможно, даже смерть не остановит это".
В ответ на отчаянную реплику друга черный дворовой пес Роуф заявил о своей решимости бороться до конца: "У нас нет выхода, я уверен в этом, но, по крайней мере, я собираюсь оставаться в живых как можно дольше, как тод. А что касается смерти, я буду сражаться, прежде чем меня убьют!». Но теперь уже ни о какой охоте на овец не могло быть и речи - Роуф был слишком измотан и решил искать пропитание на свалках, подальше от чужих глаз. Вместе со Сниттером они побрели на юг, к мрачной вершине Хай-Уоллоубарроу (англ. High Wallowbarrow). Это - реальный холм высотой 292 метра в Озёрном крае Великобритании. Он находится на западе долины Даддон , напротив деревни Ситвейт и выглядит так:
Но история сбежавших ранее из лаборатории псов Роуфа и Сниттера тесным образом в романе "Чумные Псы" переплетается с судьбами людей, которые так или иначе в книге Ричарда Адамса играют далеко не второстепенную роль! Очень показательна для нас история журналиста Дигби Драйвера, чью биографию Ричард Адамс публикует сразу после беседы черного дворового пса Роуфа с черно-белым фокстерьером Сниттером. Ричард Адамс пишет, что на самом деле этого персонажа зовут Кевин Гамм. И судьба у него сложилась не самым лучшим образом - отца не было вообще, мать перекинула заботу о сыне на плечи бабушки и навсегда исчезла из жизни Кевина. С самого детства будущий журналист усвоил, что мораль и уважение к другим - это пустые слова. Он использует людей и обстоятельства для достижения своих целей, не испытывая ни малейших угрызений совести. Это отсутствие морального компаса и позволяет ему стать успешным "охотником за сенсациями".
Ричард Адамс критикует и систему, которая позволила Дигби Драйверу стать тем, кем он стал: современная система образования и социального обеспечения, с ее либеральными взглядами и отсутствием строгой дисциплины, способствовала формированию таких личностей, как Дигби. Он вырос, не испытывая уважения к власти и не признавая никаких ограничений. Дигби Драйвер, он же - Кевин Гамм, начинал как бунтующий студент-социолог, но быстро понял, что для успеха в журналистике нужно отказаться от своих принципов и стать циничным манипулятором:
"Дигби Драйвер не всегда был известен под этим именем по той веской причине, что это было не его настоящее имя. Он родился около тридцати лет назад — в какой-то год вскоре после Второй мировой войны, на самом деле — в городке в Мидленде; и в то время его звали Кевин Гамм. Правда, его не крестили Кевином, потому что его никогда не крестили (в чем не было его вины), но он, тем не менее, вырос с этим именем, которое ему дала либо его мать, либо его бабушка. Мы никогда не узнаем, кто из них был, потому что вскоре после его рождения мать оставила его на попечение бабушки, прежде чем навсегда исчезнуть из его жизни. Это было отчасти связано с прибытием самого Кевина, потому что его отцовство, как и смерть Офелии, было сомнительным, и муж его матери с большой обидой возложил его на американских солдат, которых в то время было много в Англии.
Уильям Блейк заметил, что нелюбимые не могут любить, но он ничего не сказал о развитии их интеллекта. Кевин был выше среднего. Он вырос достаточно сообразительным и во многом продуктом своего времени. Благодаря своим обстоятельствам и различным идеям, распространенным среди благонамеренных людей в области детской психологии, социального обеспечения и государственного образования, он также вырос без уважения или страха перед родителями (поскольку он никого не знал), перед Богом (о Котором или о Чьем Сыне, если на то пошло, он знал еще меньше) или перед школьными властями (которым закон запрещал подвергать его каким-либо эффективным ограничениям или дисциплине). Следовательно, он развил в себе много инициативы и уверенности в себе. Фактически, ему никогда не приходило в голову, что какое-либо мнение или цель, которые он сформировал, могут быть неправильными, как морально, так и рационально.
Такая возможность никогда не рассматривалась Кевином, эта концепция на самом деле не имела для него никакого значения. Для него главным соображением всегда была практичность — если он выберет тот или иной курс, кто-то, вероятно, попытается его расстроить, и если да, то в какой степени такое сопротивление можно будет игнорировать, обманывать, запугивать, пугать или, если все остальное не сработает, уговаривать или подкупать, чтобы подчиниться. К своим старшим он рос, испытывая примерно столько же уважения, сколько к бабуину — то есть, он уважал их в той мере, в какой они могли причинить ему вред или проявить над ним власть. Одна стычка с судом по делам несовершеннолетних в возрасте десяти лет (что-то связанное со взломом и проникновением в магазин, который содержала семидесятидвухлетняя вдова, и угрозами насилия) научила его, что в конечном итоге лучше избегать привлечения внимания полиции, не столько из-за возможности наказания, сколько потому, что это указывало на некомпетентность и влекло за собой потерю личного достоинства.
Как уже было сказано, Кевин не был глупцом, и, поскольку у него были интеллектуальные способности, как только он попробовал среднее образование, он вскоре начал понимать преимущества, которых можно было ожидать от возвышения себя над своим происхождением и своим окружением. Единственным фактором в его характере, который мог помешать такому прогрессу, был его amour propre и огромное уважение, которое он испытывал к личности Кевина Гамма. Ни один взрослый не собирался говорить ему, что делать, или запрещать ему делать то, что он хотел. Его бабушка давно оставила попытки. Его директор не входил в картину — школа была слишком большой, и он не больше знал Кевина в лицо или по характеру, чем мог знать шестьдесят процентов его учеников. Что касается классных руководителей, они, как правило, достигали modus vivendi с молодым Гаммом, отчасти потому, что он не был бездельником — действительно, временами был способен на отличную работу — но в основном потому, что почти все они боялись брать его на работу — не совсем физически (хотя в какой-то степени это имело значение),но, безусловно, боялся трений и неприятностей, и не получить поддержки, если дойдет до критической точки, от высшего начальства.
Где-то в середине шестидесятых Кевин получил государственную субсидию на преподавание социологии в одном из провинциальных университетов. Как студент-бунтарь, он был ровней всем соперникам, не исключая даже великого «Мегафона» Марка Слэкмейера, увековеченного Гарри Трюдо. Он сделал себя проклятием и ужасом для университетских властей...Таким образом, воодушевленный, Кевин поспешно покинул университет и окунулся в великую анонимность Лондона. Вскоре после этого (так как ему нужно было как-то зарабатывать на жизнь) он принял совет и добрые услуги друга, который предложил использовать свое влияние, чтобы найти ему небольшую работу в журналистике".
Журналистика, которая в идеале должна была служить на благо общества, в руках Дигби Драйвера превратилась в инструмент манипуляций, громких заголовков и пикантных подробностей личной жизни ради удовлетворения праздного любопытства читателей. Дигби процветает, копаясь в чужих трагедиях и вытаскивая на свет самые личные и болезненные детали. Ему нет дела до конфиденциальности, сдержанности или человеческого достоинства. Главное - это "оригинальная строка", которая привлечет внимание публики, даже если она разрушит жизнь человека. И это, дорогие мои, не только бич двадцать первого века! Даже во времена Ричарда Адамса в Англии 1970-х годов подобное отношение журналистов к читателям было не чем-то из ряда вон выходящим! Вопрос, который поднимает Ричард Адамс в своей книге, остается актуальным и по сей день! Вот как автор описывает "бурную деятельность" Дигби Драйвера в своем романе:
"Честно говоря, читатель, я не могу себе позволить подробно описывать различные шаги, с помощью которых Кевин превратился из студента-социолога в успешного популярного журналиста в London Orator. Они заняли у него около пяти с половиной лет и порой были трудным путем, но в конце концов он достиг своей цели. Изменение его имиджа в сочетании с сохранением его рвения и способностей составили блестящий личный маневр, который я должен предоставить его биографу. Новый имидж был необходим, смена имени, стрижка волос, радикальное изменение бороды. Он даже увеличил частоту, с которой мылся. Он начал с того, что направил свою энергию на внештатную журналистику и обнаружил, как и другие обнаружили до него, что пока он придерживался взглядов, которые отличали его в университете, было слишком много конкуренции и слишком мало шансов вырваться с помощью покровительства из джунглей, где этот вид jeu был решительно vieux.
Как ни странно, именно отказ от политического уклона действительно поставил его на верный путь, поскольку он впервые проявил себя как либреттист успешного рок-мюзикла, основанного на «Женитьбе Фигаро» Моцарта и озаглавленного «Out for the Count». И именно во время расспросов различных журналистов и телевизионных интервьюеров в связи с этим опусом он начал размышлять о том, что нет причин, по которым он не должен изучать и адаптировать их методы для своих собственных целей. После некоторого времени и нескольких проб и ошибок ему удалось войти в область «историй, представляющих человеческий интерес» популярной журналистики. Здесь вся его прошлая жизнь, с самых ранних лет, окупилась, и все его таланты нашли полное применение. Короче говоря, он нашел свое призвание. Ухо Кевина было на слуху, и вскоре он создал сеть надежных контактов и источников информации.
Неужели какая-то несчастная, невменяемая девчонка отравила себя и своих детей газом одной темной ночью в Кэнонбери? Кевин был на пороге в семь утра следующего дня и тем или иным способом всегда мог ухитриться вытянуть из мужа, соседей или врача какую-нибудь интересную реплику. Был ли ребенок похищен и убит психопатом в Килберне? У матери не было никакой надежды ускользнуть от Кевина — он знал ее лучше, чем она сама. Было ли смертельное дорожно-транспортное происшествие на Северной кольцевой, почти сбитый с толку человек, намеревавшийся покончить с собой в Патни, дело двух машинисток, пойманных с наркотиками в Хитроу, школьный учитель, обвиненный в приставании к мальчику в Тоттенхэме, пакистанец, арестованный и освобожденный по обвинению в жизни на безнравственные заработки школьниц в Тутинге, поножовщина, стрельба, случай коррупции; изнасилование, разорение, тяжелая утрата, разбитое сердце, раскрытие какого-то давно скрываемого личного горя?
Кевин был тем парнем, который должен был убедиться, что публика не пропустит это; и безошибочно наткнулся на оригинальную строку (не обязательно непристойную, но неизменно личную и разрушительную для человеческого достоинства), рассчитанную на то, чтобы сделать его предмет мишенью для неосведомленного негодования или сырым материалом для нескольких мгновений опосредованного и сентиментального ужаса. Конфиденциальность, сдержанность и человеческая ценность растаяли перед ним, как призраки при крике петуха".
Таким образом, история Дигби Драйвера - это не просто биография журналиста, а острая критика общества, в котором сенсации и рейтинги важнее человечности и сострадания. Ричард Адамс в своих "Чумных Псах" показывает, как благие намерения могут быть извращены и превращены в кошмар, когда жажда славы и денег затмевает разум и совесть. Он как бы предупреждает читателя о том, как легко можно потерять человечность в погоне за сенсацией.
А тем временем черный дворовой пес Роуф и черно-белый фокстерьер Сниттер пробежали по задней части Хай-Валлоубарроу, а затем начали круто спускаться, царапая по рыхлому гравию и камням Рейка, учуяли запах кур и коров и набрели на ферму, расположенную за полем, стали рыться в мусорном баке в поисках еды, чтоб утолить голод. Местные фермеры - женщины Филлис Доусон и Вера - услышали шум и попытались прогнать собак! Автор приводит их диалог:
«Но чьи это собаки?» — спросила Вера, присоединяясь к Филлис у окна.
«Я их раньше не видела. Они определенно не собаки Роберта Линдсея», — сказала Филлис, — «и я не думаю, что они собаки Томми Боу. Мне они совсем не кажутся овчарками».
"О, смотри!" - сказала Вера, хватая сестру за руку. "Смотри - ошейники! Зеленые пластиковые ошейники! Помнишь, Деннис сказал..."
Женщины оказались отнюдь не из пугливых! В то время, как Вера предложила связаться с правоохранительными органами и сообщить в исследовательский центр Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE в Конистоне о том, что они НАШЛИ пропавших собак, ее сестра, "храбрая" Филлис сделала это: "бросила лопату в собаку и вслед за ней — щетку для ваксы — первый попавшийся под руку снаряд. Щетка попала в собаку, которая немного отбежала и остановилась. Одна лапа запуталась в куче старой клейкой ленты и оберточной бумаги, и она волочилась за ней по камням. Грязный беспорядок во всем дворе разбудил Филлис — которая была аккуратной, опрятной и ловкой, как ласточка, во всем, что она делала, — и заставила ее полностью забыть о возможной опасности. «Ты уйдешь отсюда?» — закричала она, бросаясь на собаку с вытянутой метлой и размахивая ею из стороны в сторону. «Уходи — вон!» Она догнала убегающую собаку, сильно толкнула ее метлой и затем рубанула сверху вниз. Головка метлы ударилась о камни и оторвалась от ручки. В то же мгновение собака, из-под задних лап которой вылетали картофельные очистки, выскочила из-под скотча, перепрыгнула через ворота и скрылась".
Стоит уточнить, что Филлис так агрессивно отреагировала на черного дворового пса Роуфа, а вот Сниттера почему-то пожалела: "Филлис, победительница, повернулась, немного запыхавшись, и на мгновение остановилась, опираясь на ручку метлы. Когда она это сделала, ее взгляд упал на вторую собаку, о которой в пылу схватки она забыла. Это было действительно ужасное зрелище — обломки того, что когда-то было породистым, черно-белым, гладкошерстным фокстерьером. Одна лапа неловко держалась над землей, а левый бок был покрыт смесью засохшей грязи и крови — было неясно, была ли это ее собственная или чужая, потому что на ней не было никакой заметной раны. Зашитая рана на черепе была больше, чем Филлис могла спокойно рассмотреть. После одного взгляда она отвернулась, прошла через двор и открыла дверь сарая. "Я не думаю, что этот доставит какие-либо хлопоты, Вера, - крикнула она. - Бедняжка! Я думаю, его приняли плохо - и неудивительно, с такой-то головой". Женщины заперли Сниттера в сарае и начали куда-то звонить, а Роуф был вынужден бежать.
Черный дворовой пес мчался вверх по западному склону Кау. Он бежал, не пытаясь скрыться, и время от времени издавал фразу, разгоняя йоу Холла Даннердейла из-под скал и из-под защиты вересковых расщелин, пересек Брок-Барроу и Браун-Хоу, где вскоре наткнулся на Лиса Тода, скрытого в папоротнике. И между ними завязался такой диалог:
«Как дела, приятель? То, как ты бегаешь, заставляет тебя думать, что твоя задница горит» - ехидно пролаял Тод.
«Тод, пойдем со мной скорее, или я откушу тебе голову! - яростно прорычал Роуф. - Сниттер в большой опасности. Если ты не сможешь его вытащить, никто не сможет!».
А тем временем ассистент доктора Бойкотта, Стивен Пауэлл, пришел на работу пораньше и проводил бесчеловечные эксперименты на кроликах, используемых для тестирования лака для волос:
"Кролики помогали в испытаниях, требуемых по закону, прежде чем господа Глубстолл и Бринкли могли бы вывести на рынок свой недавно разработанный лак для волос "Rinky Dinky". Дело стало срочным, поскольку первые испытания дали несколько неоднозначные результаты. Господа Глубстолл и Бринкли с нетерпением ждали разрешения как на массовое производство, так и на запуск первоначальной рекламной кампании.
Во время инстилляции кролики были заключены в брезентовые рукава, в которых они оставались около пятнадцати минут, прежде чем их переместили в отдельные стальные шкафчики с регулируемыми отверстиями в дверцах. Каждый кролик сидел в отдельном шкафчике, его уши и голова торчали через отверстие в дверце, края которого затем были закрыты вокруг его шеи так, чтобы он не мог ни убрать голову, ни коснуться лапами глаз. Задачей г-на Пауэлла было оценить повреждение глаз каждого кролика путем измерения толщины роговицы.
Бестелесные головы кроликов, закрепленные бок о бок в длинном ряду, смотрели из своих шкафчиков на зеленую противоположную стену. Настолько неестественно на тускло поблескивающем фоне металлических дверей выглядела эта прямая линия однообразных голов без тел, что все еще сонный мистер Пауэлл, зевая и рассеянно пользуясь привилегией протирать глаза, на мгновение испытал иллюзию, что это не головы живых существ, а скорее фриз из какого-то искусного украшения — как бы головы ангелов или воскресших избранников, выстроившиеся позади Отца, Сына и Девы в каком-то резном тимпане западного фасада или запрестольном переплете высокого алтаря. (Ибо мистер Пауэлл, выросший в веселом Линкольне, в свое время был мальчиком-певцом и был знаком с такими зрелищами.) Однако избранные обычно не изображаются со слезящимися глазами (в самом деле, у нас есть достоверные сведения, что Бог отрет все слезы с их глаз) или с подергивающимися носами, так что через несколько мгновений иллюзия исчезла, когда мистер Пауэлл приблизился к Кролику № 10 452 (Исследователи животных использовали в среднем около 120 кроликов в месяц)".
И, в этот момент, когда ассистент делал свою "работу", в лабораторию Animal Research (Scientific and Experimental)/ARSE неожиданно нагрянул полицейский. Стивен Пауэлл испугался, но чем был вызван его страх? Внезапным вторжением? Или он боялся, что кто-то настрочил донос на деятельность исследовательского центра, и полицейский пришел его арестовать?! К "счастью" для ассистента доктора Бойкотта, сотрудник правоохранительных органов даже не удосужился подробнее разузнать об экспериментах на кроликах, а сообщил ему, что одна из пропавших собак с зеленым ошейником с номером была обнаружена в Даннердейле, запертой в сарае местных фермеров. И объяснил ситуацию вкратце: "мисс Доусон проснулась сегодня утром и увидела, как эта собака лезет в мусорное ведро, поэтому она подбежала, схватила ее и затолкнула в сарай». В итоге ассистент доктора Бойкотта был вынужден приехать на то место, где был найден черный фокстерьер Сниттер.
А тем временем сам Сниттер с ужасом приходил в себя и осматривался в сарае, ища возможность выбраться:
"Сниттер неподвижно лежал на полу сарая, прижавшись животом к земле и полузакрыв глаза. Его морда, положенная на лапы, оставалась неподвижной так долго, что его конденсирующееся дыхание образовало крошечную лужицу влаги, которая блестела в полумраке. Все его существо было наполнено чувством покоя и удовлетворенности; и загадки, на которую был дан столь неожиданный и столь поразительный ответ, что не оставалось ничего другого, как размышлять над ней с удивлением, превосходящим все такие мелкие идеи, как голод, будущее или его собственная безопасность.
Когда леди в толстых кожаных перчатках впервые приблизилась к нему, он съежился от страха. Но этот страх был не только за себя, но и потому, что он чувствовал, что если она прикоснется к нему, то упадет замертво; и мысль об этом — повторение ужасающего взрыва, когда воздух вокруг них разлетелся на куски, вонзив острые осколки ей в лицо; кровь и ее дрожащее, бесшумное падение, как у собаки, которая, как он помнил, упала замертво от яда в загоне рядом с его собственным; мягкий, шаркающий стук, когда тело коснулось земли — перспектива причинить еще одну такую смерть была невыносимой. Когда ее пальцы схватили его за воротник, он несколько мгновений сопротивлялся, но затем, верный своей природе, смирился при звуке доброго голоса и не оказал никакого сопротивления, когда она открыла дверь сарая и провела его в сумерки, пахнущие яблоками, пылью и щепками. Он задавался вопросом, что она собирается делать; но, похлопав его по плечу, сказав несколько слов и заботливо вернув ему косточку, она оставила его в покое.
После первого шока от удивления Сниттеру стало совершенно ясно, где он находится, ведь он всю жизнь знал это место, каждую его черту. Когда-то оно было ярче, опрятнее, чище, бодрее пахло. И все же он, по сути, был не там, где всегда был; только теперь он действительно видел это впервые. Он был внутри своей собственной головы. Там были его глаза, прямо над ним и перед ним, два квадратных, прозрачных отверстия, бок о бок, через которые утренний свет пробивался довольно ясно. Правда, они были немного грязными — даже местами затянутыми паутиной — но этого и следовало ожидать, учитывая все неудачные обстоятельства. Он почистит их позже. Но он, должно быть, находился довольно низко в голове, потому что все, что он мог различить глазами, было небо. Прямо между ними, ниже и прямо перед ним, была его морда — рот, нос; и то, и другое? Это было загадочно — довольно большое отверстие на уровне земли, через которое он мог ощущать запахи дождя, грязи, дубовых листьев, кота где-то вдалеке и еще более далеких овец. Внутри, увы, место выглядело только так, как можно было ожидать после всего этого времени — отчетливо беспорядок, неопрятность и запущенность; и на полках были разбросаны жалкие пустые коробки, чтобы создать впечатление. Но то, что делало все это вне сомнений, — это вогнутая расщелина, идущая по середине пола, от того места, где он сам лежал, до его собственной морды в центре дальней стены. Он всегда предполагал, что расщелина должна быть уже и глубже на вид — она, безусловно, ощущалась глубже — но, тем не менее, он был прав все это время в одном".
Сниттер с беспокойством озирался по сторонам. Он сказал самому себе: "Так это были осколки...Конечно, это, должно быть, некоторые из этих осколков заставили лицо темного человека кровоточить. Но тогда что вызвало этот ужасный грохот? О, ну, если леди позволит мне остаться здесь достаточно долго, я, полагаю, пойму это и многое другое. Боже мой, но какой же тут беспорядок! Хотел бы я, чтобы эти мухи не забрались сюда. Личинки и мухи - кому нужно, чтобы в голове жужжало много мух? Ну, раз уж я здесь, то лучше начну с глаз. Как забавно будет их изнутри прочистить! Надеюсь, это не больно! Проблема в том, что я не думаю, что смогу дотянуться до верхней части этого глаза...Интересно, почему бы и нет? Думаю, что белые халаты вынули часть моей головы - она действительно кажется ужасно пустой - и вот почему я не могу подняться на самый верх. Конечно, когда мой хозяин - когда мой хозяин был вс...".
Черно-белый фокстерьер не договорил. Тем временем, черный дворовой пес с ушами спаниеля Роуф и Лис Тод уже мчались на ферму выручать Сниттера из беды, и тот учуял их запах. Роуф просунул морду через дверь сарая и сказал: «Сниттер! Ты уверен, что не сможешь выбраться? Ты правда пытался? Тогда пошли! И побыстрее, пока не пришли Белые Халаты!». Сниттер ответил: «Нет, я не могу выйти, Роуф. Я имею в виду, если я это сделаю, я снова разозлюсь. Я объясню. Видишь ли...». В ответ черный дворовой пес лишь свирепо прорычал: «Сниттер, послушай, ради бога! Сейчас не время для твоего хода. Я привел сюда этого дурака, чтобы он сказал тебе, как выбраться. Что бы он тебе ни сказал, делай это. Если он не сможет тебя вытащить, никто не сможет. Но ты должен поторопиться!». А Лис Тод (и в данном случае "Тод" - это не только имя Лиса, но и его нарицательное английское обозначение) подсказал о способе побега из сарая через заднюю канализацию.
Но в этот момент "послышался скрип мужских сапог, звук человеческих голосов и мгновение спустя, слабый, но ужасно, несомненно, явный запах Белых Халатов — запах их рук и их ужасной, чистой одежды. В ужасе Сниттер сокрушил и протолкнул свое тело через отверстие. За спиной он услышал быстрый топот тяжелых ног и почувствовал, как человеческая рука схватила его за заднюю часть. Он поскребся в отверстии, чувствуя боль вдоль левого бока. Затем он оказался на мокрой траве, истекая кровью по боку, а Роуф тащил его вперед, вцепившись зубами в загривок. Он вскочил на все четыре лапы". Тот, кто пытался поймать Сниттера, был не кто иной, как ассистент доктора Бойкотта, Стивен Пауэлл, который вместе с полицейским уже прибыл на то место, где сестры Доусон, живущие на ферме, заперли этого пса в сарае. Но и на сей раз люди успешно проворонили собак и даже не бросились за ними в погоню и позволили им благополучно убежать!
Продолжение следует...