Ойкумена поражена червем и бегством: о романе "Сорока на виселице" Эдуарда Веркина

Прочел роман Эдуарда Веркина «Сорока на виселице» — один из самых примечательных русскоязычных текстов последних лет, если не десятилетий.

Ойкумена поражена червем и бегством: о романе "Сорока на виселице" Эдуарда Веркина

Он цепляет сходу, размером: это именно что роман, полновесные 500 страниц мелким кеглем. За такую книжку хочется подержаться, задержать на ней взгляд, уж больно дородна. В мире, где «романом» регулярно обзывают маловразумительные автофикш-излияния на 4-5 авторских, подобная основательность сама по себе есть и качество, и примета.

Это медленный, размеренный, флегматичный текст, он явно писался без спешки, не преследуя сиюминутное. Вне трендов: когда русская литература повсеместно откатывается в лубок, гротеск и агит-публицистику, Веркин пишет созерцательную фантастику, далекую, кажется, от всего актуального, а потому вневременную — этакий книжный антракт, отдохновение в наш гомонящий век.

Формально роман следует отнести к наследию Стругацких и Лема, особенно таким поздним их вещам как «Глас Господа», «Фиаско» и «Отягощенные злом». Веркин и по возрасту и по общему бэкграунду принадлежит собирательному «Времени учеников», из которого выросла почти вся постсоветская фантастика; его «Сорока» будто бы прилетела из мира «Полдня», где человечество избавлено от войн, социальных конфликтов и капитализма, посвящая себя фундаментальным наукам и космической экспансии; однако — что важно — это мир не XXII, но XXIV века, он длит классику из позиции тупика, развивает знакомые сюжеты через редукцию, с поправкой на смешение небесных тел.

Данное подобие не стоит преувеличивать — оно видится чуть ли не эпигонским в первых главах, но по мере углубления в текст становится ясно, что несмотря на обилие имен, терминов и нетривиальный н/ф антураж, Веркина мало интересуют вопросы, которыми задавались отцы жанра. Проблема невозможности Контакта — ключевая для Лема — в мире Веркина отсутствует вообще, человечество у него одиноко априори; что касается Надлома и Большого разочарования, проходящих через все главные романы АБС, то в «Сороке» оные присутствуют лишь номинально, ведь посыл здесь иной: ойкумену Веркина губят не амбиции, спецслужбы и людены, а усталость, апатия и книжные черви. Почувствуйте разницу.

Роман сложно задуман и структурирован, он изобилует отступлениями и вставными новеллами, его концовку трудно понять с первого раза. Этим он походит на «Фиаско» — вершинный, итоговой текст Лема, но там, где великий поляк творит космогонию и утверждает философию вселенского пессимизма, Веркин обходится намеками, игрой с фабулой и околорелигиозной скороговоркой. Он не дает внятных ответов, у него нет готовой концепции — «Сорока» состоит из афоризмов, шарад, лейтмотивов. Это в большей степени поэтический, нежели философский текст. Он не про идеи, но про тревогу и неуют (как бы) случайно подмеченной детали:

Ойкумена поражена червем и бегством.

Если есть скорость света, то есть и скорость тьмы.

Запах книг описан в тысячах книг.

Текст Веркина нарочито театрален. Герои здесь изъясняются бесконечными монологами, а ключевая сюжетная пара — сумасбродный прогрессист Уистлер и истеричный скептик Кассини — выглядит пародийной репликой другого книжного дуэта — гуманиста Сеттембрини и иезуита Нафты из «Волшебной горы». Как и в романе Манна, заочное противостояние заканчивается самоубийством, причем в этот раз смерть настигает местного «либерала», что при желании может сойти за политическое высказывание.

Разумеется, сие обманка, одна из многих — «Сорока» любит петлять, вводить в заблуждение, пускать по ложному следу. За этими прихотливыми мытарствами нет сопоставимой интеллектуальной глубины, но сами по себе они увлекают, причем весьма — дочитав последнюю главу, я испытал разочарование, но не концовкой, а только лишь наличием оной. Роман Веркина напоминает «Твин Пикс» — его обволакивающая структура есть особое состояние, когда люди и вещи обретают неясную многозначность, словно бы утопленные в тумане. Это магический мир, и тебе не хочется его покидать, ведь магия — прелестный наркотик.

К сожалению, стилистически роман довольно неряшлив, ему не хватает лоска, шлифовки, редактуры. Веркин регулярно допускает одну и ту же ошибку: использует запятую там, где необходима точка.

Пример:

«Что-то зацепили при выходе из смерти, надо спросить у Уистлера, я надеялся, что Уистлер или Мария дожидаются меня в холле Института, но он оказался безлюден».

И далее:

«Неприятное ощущение, не мог избавиться от опасения, что полированный золотой потолок вот-вот начнет опускаться, он был так низко, что я, наверное, мог бы подпрыгнуть и достать до него рукой, я опустил голову и увидел под ногами звезды».

Невообразимая мешанина из глаголов, причем каждый будто живет своей жизнью. Причина: слишком много неуместных запятых.

Поработаем редактором Inspiria:

«Что-то зацепили при выходе из смерти — надо спросить Уистлера. Я надеялся, что Уистлер или Мария дожидаются меня в холле Института, но тот оказался безлюден».

-

«Неприятно. Не мог избавиться от ощущения, что полированный золотой потолок вот-вот начнет опускаться: он был так низко, что я, наверное, мог бы подпрыгнуть и достать до него рукой. Я опустил голову и увидел под ногами звезды».

Легкая правка пунктуации, замена двух-трех слов, а на выходе — текст, который не нужно перечитывать, чтобы понять, кто там чего зацепил и кто на кого опустился.

Автор не различает нюансов — весь роман написан строго через запятую. Веркину она милее прочих знаков препинания, но сам он точно не Маккарти, так что вменяемому редактору было над чем работать. Впрочем, есть подозрение, что редактор текста не касался вообще.

Означенные нюансы несколько портят впечатление, но не в той мере, чтобы заслонить достоинства. Веркин написал отличный роман, значительно превосходящий едва ли не все, что издается как в России, так и в эмиграции. Появление такой книги в 2025 году — феномен, нуждающийся в осмыслении.

Мы на пороге. Понять бы еще, чего.

4
2
5 комментариев