Со справедливых слов Ницше, христианство - это культура страдания, а ортодоксальное христианство в сочетании с мессианством широкой русской души, - страдание беспросветное. Отсюда следует, что в страдании нет места праздности, соблазнам и уж тем более телесности.
Отнюдь не камень в огород религий, ведь и в советское атеистическое время (за исключением постреволюционного) сексуальная раскрепощённость не была принята в обществе, а чаще открыто порицалась. Видимо потомки Достоевского и Толстого обязаны до скончания веков блюсти нравственность, сохранять покорную кротость и придерживаться духовной межполовой чистоты. Свобода несовместима с традицией, но раз большинство выбирает традицию, то и нам будет глупо воспринимать японскую культуру как-то иначе.
Это у нас просто толстовская версия христианства, где чудес Христос не творил. Толстой осудил телесную любовь в "Крейцеровой сонате", и все мы обязаны с ним согласится. Страна победившего Толстого.
Со справедливых слов Ницше, христианство - это культура страдания, а ортодоксальное христианство в сочетании с мессианством широкой русской души, - страдание беспросветное. Отсюда следует, что в страдании нет места праздности, соблазнам и уж тем более телесности.
Отнюдь не камень в огород религий, ведь и в советское атеистическое время (за исключением постреволюционного) сексуальная раскрепощённость не была принята в обществе, а чаще открыто порицалась. Видимо потомки Достоевского и Толстого обязаны до скончания веков блюсти нравственность, сохранять покорную кротость и придерживаться духовной межполовой чистоты. Свобода несовместима с традицией, но раз большинство выбирает традицию, то и нам будет глупо воспринимать японскую культуру как-то иначе.
Это у нас просто толстовская версия христианства, где чудес Христос не творил. Толстой осудил телесную любовь в "Крейцеровой сонате", и все мы обязаны с ним согласится. Страна победившего Толстого.