Необходимые жертвы

Странное искусство убивать вымышленных персонажей.

Недавно на русском вышел роман Брайана Стейвли «Клинки императора», открывающий трилогию «Хроники Нетесаного трона». Вскоре после выхода на английском книга удостоилась «Премия Дэвида Геммела» в номинации лучший роман. Подобно законодателю мод в жанре, Джорджу Мартину, писатель создал мрачный и жестокий мир, и не боиться калечить и убивать своих героев. Для сайта издательства TOR Стейвли написал колонку о том, каково это — убивать собственных персонажей. Предлагаем вам перевод статьи.

Представьте, что вы садовник. Еще до того, как сойдет последний слой снега, вы беретесь за обработку почвы, готовите грядки, забиваете колышки для гороха и бобов, натягиваете электрический провод от оленей. Вы сажаете помидоры и огурцы, морковь, которая будет расти, чтобы быть толщиной с ваш кулак, капусту — а затем наблюдаете каждый день, как побеги пробираются сквозь почву, тянутся к солнцу, распускают листья и цветут.

Вы поливаете саженцы и пропалываете сорняки, отгоняете подальше жуков с яркими крыльями, переворачиваете тыквы и арбузы, чтобы они не росли в землю. И затем, когда урожай наконец-то будет готов, вы достаете свой старый огнемет из сарая, проверяете бак и зажигаете пламя. Убедившись, что все в порядке, вы возвращаетесь в сад, смотрите на все эти прекрасные растения, и потом, через полчаса, сжигаете этих ублюдков, чтобы осталась только выжженная земля. Написание фэнтезинйого романа порой очень похоже на описанную мною сцену.

Я имею в виду, вы изначально знаете, что люди пострадают. Им предстоит умереть. После битвы, такой как «Хельмова Падь» или «Блэкуотер», тела будут рядами устилать поле сражение. Насилие, за редким исключением, неразрывно связано с этим жанром. Даже в относительно бескровных книгах — как, скажем, «Волшебник Земноморья» — есть смерти, драконы, угроза окончательного уничтожения. Все это, конечно, очень интересно для читателя, но писатель — тот, кто собственно и сеет разрушение — воспринимает это несколько иначе.

Как я бегло и почти наверняка неточно подсчитал, пятнадцать персонажей умирают в моем первом романе, «Клинки императора». Семь смертей расписываются в деталях. В каждом отдельном случае, когда топор обрушился на голову, или натянулась тетива, или нож вонзился в тело, моя первая мысль была: может быть, я все-таки могу спасти этого персонажа? В конце концов даже снайперы порой промахиваются. Удар топора может пройти мимо. И хотя если есть миллион способов умереть, существует столь же много способов выжить — в последний момент нырнуть в воду, или пусть это будет медальон, который блокирует выстрел, Бог, который спускается в пылающей колеснице меж облаками, чтобы вырвать любимого смертного из драки. Я хочу спасти их! Это то, что я всегда думаю, когда перерезаю очередное горло. Еще не слишком поздно!

Это будет звучать как слабость, но дело не в ней. Причина в том, что я ленивый. Мне тяжело отказываться от того, над чем я долго и усердно работал.

Создать образ героя по крайней мере так же трудно, как вырастить помидор. Даже второстепенные персонажи — тот охранник с родинкой, толстый монах — у них есть собственные истории, которые начались задолго до того, как они появятся в книге. Написанные мною страницы, которые никогда не будут опубликованы, документы, наполненные фактами и предысторией. Этот парень встает восемь раз за ночь, чтобы помочиться. Тот мечтает о мертвом скоте, и даже не помнит почему. Этот бы танцевал, если бы не травма стопы. Та поет религиозные песни, хотя ни во что не верит. И так далее.

Когда вы заполняете детали, вы понимаете интересную вещь об историях — любой из этих персонажей может оказаться в фокусе сюжета. Возможно, не эпических, сотрясающих весь мир масштабов, но своей реальной истории, с кольями и ошибками, надеждами и неудачами, ложью, взаимными обвинениями и искуплением. Даже тот дурак, стоящий с алебардой и ухмылкой на лице, в то время как остальные персонажи продвигают сцену вперед — даже у него есть история. И поскольку писатели рассказывают истории своих персонажей, я понимаю, что хочу исследовать жизни всех этих людей, даже тех, кто стоит в стороне. И затем они должны умереть.

На самом деле это неизбежно. Во-первых, человек по природе своей смертен. Более важно, однако, в ту минуту, когда читатель получает намек на то, что вы размякли как писатель, что слишком ленивы или влюблены в свои собственные творения, чтобы снести герою голову или отправить несколько кошмарных пауков пожирать чьи-то кишки — в ту минуту, когда читатель считает, что вы не можете убить, вы спеклись. Все напряжение испарится, и вместо драмы у вас будет просто вереница пустых авантюр, рысканий по пустыни на несколько сотен страниц, пока кто-то из героев не найдет волшебный меч, и наступит кульминация.

И поэтому я убиваю персонажей. Каждый раз, когда я убиваю героя, это кажется настоящей утратой — но, пусть это прозвучит как оксюморон — это необходимая утрата. Я ненавижу их уничтожать, но все-таки это лучше, чем жечь кукурузу на соседнем поле, пока за тобой не приедет полиция, вызванная соседями.