«Сувенир» — творческое начало

Автобиографическая дилогия Джоанны Хогг, в которой она признается в ошибках юности и размышляет об истоках творчества.

Первоочередной проблемой, с которой сталкивается любой художник, является бескрайнее море возможностей. Перед всяким, кто решает выплеснуть творческую энергию, простираются мириады нерешенных проблем и животрепещущих вопросов. И с каждой секундой гладь волнующих общество тем лишь полнится.

Джули, главная героиня дилогии Джоанны Хогг «Сувенир», как раз застыла на подобном распутье. Позади — беззаботное детство в тени состоятельных родителей, что защищали от суровой Англии 1980-х и от необходимости иметь собственное мнение за пределами родного дома. Впереди — взрослая жизнь, которая не терпит мягкотелости.

Желание превратить созидательную жилку в полноценное высказывание приводит девушку в лондонскую киношколу. И подстать наивным сокурсникам, она посвящает первые творческие шаги проблеме, дотянуться до которой ей не под силу. На кипе страниц, испещренной помарками, вырисовывается очерк о нищете на верфях Сандерленда и полном непонимании, что на самом деле царит в семье простого рабочего.

Будущий проект — не о самой Джули, не о ее личных переживаниях или любопытных окружающих. Это одна из тех историй, которая имеет полное право воплотиться в кино, но в руках девушки, бесконечно далекой от верфей Сандерленда, она превращается в чистый фарс.

Считается, что художник должен быть голодным, да и багаж личных травм ему не помешает. Отчасти поэтому герои, придуманные сытой и довольной Джули, не обретают живых черт. Все ее идеи — это незнакомые люди, чужие невзгоды и безликие закорючки на бумаге. Своим жалобным персонажам не сопереживает даже режиссер.

На счастье девушки ее личное потрясение не за горами. Утонченный Энтони любит радикально высказаться о современной культуре, но не слишком распространяется о работе в министерстве иностранных дел. Самоуверенностью он тут же влюбляет в себя героиню, и до поры до времени их отношения помогают ей формировать мнение по насущным вопросам, которые ранее казались незначительными.

Но вскоре Энтони знакомит Джули и со своей героиновой зависимостью, которая стремительно разрушает его здоровье и жизнь. Самоуверенность превращается в вечные упреки, а почти безграничное доверие приводит к кражам и шантажу. Так покорная героиня становится безмолвной жертвой обстоятельств.

В первой части своей автобиографии Джоанна Хогг демонстрирует, как ее киновоплощение, ведомое подростковой наивностью и творческими порывами, берется за все подряд. И без вовремя протянутой руки она может ухватиться не только за новые ощущения, но и за раскаленные ошибки.

Джули отчаянно тянется к отношениям, будто именно этой искры ей не хватает для творческого прорыва. Но роковой ошибкой героини становится именно то, что она воспринимает боль топливом для творчества. Тогда как вдохновение вовсе не требует пережитых несчастий, а кризис креативности заключается в отсутствии отчетливой личности.

Сначала девушку подавляли требовательные родители, теперь — отравляющий неуверенностью парень. В результате Джоанна Хогг приходит к неутешительному выводу — на почве, сквозь которую не может пробиться росток личности, напитавшейся свежестью свободы, никогда не приживется и творчество.

Название фильмам подарила картина Жана-Оноре Фрагонара «Сувенир». На ней изображена юная и полная любви девушка, что получила любовное письмо. И в порыве то ли страстных чувств, то ли отчаянной тоски она вырезает на стволе дерева инициалы возлюбленного. Именно за этим противоречивым занятием Джули застает вторая половина дилогии.

Продолжение «Сувенира» сложно назвать самостоятельным произведением. Оно не столько развивает оригинальную историю печально закончившейся любви, сколько кардинально ее пересматривает. Хотя Джоанна Хогг разводит героев по разным дорожкам, она не подводит черты под их совместным опытом.

В качестве выпускной работы Джули решает снять фильм об отношениях с Энтони. Из-за чего она не может отпустить болезненное прошлое, и еще глубже погружается в творческий кризис. Парня давно нет рядом, но девушка по-прежнему царапает на черновиках его инициалы.

Если повествование первой картины было последовательным, то второй — походит на рябь о событиях, что вечно увиливают в сторону. Джоанна Хогг в образе Джули вновь переживает близость и расставания, отчего история топчется на месте. Ни в картине режиссера, ни в сценарии главной героини нет четкого развития — только зыбкие пески самобичевания.

Оба фильма используют воспоминания и детали из жизни режиссера. Потому «Сувенир» граничит с документалистикой, заигрывающей с сочетанием художественного вымысла и кристальной искренности. В этом плане продолжение куда больше соотносится с внутренним миром Джоанны Хогг — начав с отстраненного описания событий, впоследствии она оперирует исключительно ощущениями.

При написании сценария Джули упирается в непроницаемую стену. Пытаясь излить свои переживания на бумагу, она уводит историю не туда. Студенты-актеры не понимают ни персонажей, ни сути их взаимоотношений, а преподаватели и вовсе отвергают идею фильма, как слишком пространную.

Так, «Сувенир» вновь сводит в одной точке творческое начало и трагедию личности — нерешенный вопрос, что повис в конце первого фильма. Джули ходит по замкнутому кругу. Она не пытается приручить душевные метания, ведь ей кажется, что на них зиждется ее произведение. Но сценарий, напротив, едва ли сдвинется с места, пока героиня не разберется в собственных чувствах.

Джоанна Хогг дополняет уже рассказанную историю новыми эмоциональными оттенками, эфемерными рассуждениями и иным взглядом на ту же проблему. Однако в отрыве от первой части продолжение не выглядит самостоятельным, равно как первая картина ощущается незаконченной в отрыве от второй. Зависимость фильмов друг от друга напоминает болезненные отношения Джули и Энтони.

Своеобразная вторичность подкрепляется тем, что Джоанна Хогг с излишним упоением концентрируется на своем автобиографическом персонаже. Безусловно, почти каждый великий режиссер погружает зрителя в собственные переживания, но столь всеобъемлющее самолюбование простительно разве что Ингмару Бергману — гению кино-нарциссизма (см. наш текст).

В искренней рефлексии Джоанна Хогг приходит к выводу, что творчество возникает не там, где боль дарит ему искру, а там, где у личности есть простор для роста. Может показаться, что талант режиссера закалился трагедией молодости, но в действительности именно освобождение от ее оков послужило фундаментом таланта. А сувениром от болезненных воспоминаний стал не крик отчаяния, а клич победителя в схватке с собой.

PS. Если понравился формат — ищите нас в Telegram.

Либо заглядывайте на сайт, там уже можно почитать о картине «Все везде и сразу», режиссеры которой собрали из, казалось бы, неподходящих друг к другу осколков цельное и необычайно разнообразное произведение.

#DeadDinos #long