Культ одной книги: как устроен «Дом, в котором...» Мариам Петросян

В преддверии юбилея разбираемся в истории и вселенной знаменитого романа.

«Дом, в котором…» Мариам Петросян занимает особое место среди современной русскоязычной литературы. Книга неизвестной ереванской художницы вышла в издательстве «Гаятри» 10 лет назад, в 2009 году. В романе рассказывалась история учеников странного закрытого интерната для детей-инвалидов — собственно, Дома. Его воспитанники боятся и не любят внешний мир, живут в соответствии с собственными уставами, а некоторые могут похвастаться способностями, недоступными обычным людям. Впрочем, до последних страниц мистика в романе упоминалась лишь вскользь, через намёки, сны, видения и отдельные ритуалы воспитанников.

Странноватая завязка, неожиданно, не отпугнула читателей — книга Петросян стремительно завоевала популярность. В том же 2009 году ей присудили «Русскую премию», самую престижную награду для русскоязычных произведений, написанных за пределами РФ. Тогда же «Дом, в котором...» занял третье место в номинации «Приз зрительских симпатий» на «Большой Книге».

Произведение Петросян обсуждают, в нём копаются и пытаются разобраться серьёзные литературные критики, и, одновременно, по нему проводят ролевые игры, а интернет заполоняют фанфики и фанатские рисунки, дополняющие иллюстрации самой Петросян.

И тогда, и сейчас «Дом, в котором…» сравнивают со множеством книг, делая упор на специфический стиль, язык, образы, героев, тему. Но если оценивать книгу по тому месту, которое она заняла в обществе, то «Дом» можно назвать «русским Гарри Поттером», первым постперестроечным романом, который читали и дети, и взрослые, и литераторы, и гики. Это место книга занимает и сейчас. Разберёмся, что же это за Дом, и как он устроен.

История написания «Дома, в котором…» заслуживает отдельного байопика. Мариам Петросян, художник-аниматор из Еревана, начала придумать отдельные истории и персонажей ещё в 80-е, когда сама была ровесницей героев. Но «официальной» датой начала работы над романом считает 1991 год. По собственному признанию автора, она писала книгу для себя, создавая особое выдуманное пространство, куда можно «просто войти и побыть там».

А тем временем мир вокруг изменялся: в 91-м развалился Советский Союз, и спрос на анимацию в Ереване упал. Параллельно разворачивался Карабахский конфликт. Петросян с мужем уехали на пару лет в Москву, жили в районе Кунцево, в квартире с друзьями, где на две комнаты приходилось девять человек. Неформальный стиль общения, специфические соседи и наличие у этой квартиры собственного свода «правил», отделявшего её от внешнего мира — всё это нашло своё отражение в книге. В 1995 году Петросян вернулась на родину, где снова получила работу на «Арменфильм», а позже стала домохозяйкой.

И всё это время Петросян продолжала писать роман, игнорируя большие политические бури постсоветского мира. Автор сознательно старалась включать в книгу как можно меньше указаний на то, в какой стране и в каком десятилетии происходит действие. Но определённые приметы времени всё равно просачиваются, благодаря вниманию Петросян к ярким деталям.

Всегда остававшаяся художницей, она сначала нарисовала героев, а уже потом написала про них. Герои вообще играли в её творчестве ключевую роль — Петросян неоднократно признавалась в том, что писала книгу «от персонажей», просто выдумывала их и смотрела, как они себя поведут, что будут делать, как изменятся. Из-за этого роман с самого начала не имел, да так и не приобрёл законченной структуры.

А литературный критик Галина Юзефович, отвечая на вопрос DTF, описывает создание романа как «внутреннюю, почти терапевтическую практику, игру на одного участника». Именно этот подход, а не какие-то особенности языка и стиля делают «Дом, в котором…» уникальным произведением.

Вполне возможно, что по всему миру существует множество таких же книг «для себя», миров, созданных талантливыми людьми для личного пользования. Но большинство из них так никогда и не становится доступно широкому читателю. А «Дом, в котором…», благодаря счастливым обстоятельствам, всё-таки был опубликован.

Отдельные куски своего текста Петросян показывала мужу и друзьям, кому-то посылала их по почте. И в 2007 году несколько таких отрывков сложными и окольными путями попали в руки главному редактору издательства «Гаятри», Шаши Мартыновой. Она отыскала Петросян и предложила опубликовать книгу. Та согласилась, и начался мучительный процесс редактуры.

Дело в том, что роман, который мы называем «Дом, в котором…» — на самом деле, лишь малая часть огромного текста, созданного Петросян за десятилетия, с 1991 по 2009 годы. По сути дела, редактура тут была не менее важна, чем написание — если бы Петросян выбрала другие отрывки, мы получили бы совершенно другую книгу, с иной концепцией и историей.

Характерно, что окончательное название придумала вообще не автор — когда она отправляла рукопись редактору, в названии стояло «Дом, который», в честь знаменитого стихотворения. Нынешнее название предложили уже в издательстве.

Но больше всего проблем у Петросян вызвала необходимость как-то закончить произведение. Сразу после предложения о публикации ей казалось, что за отведённый срок — с января по сентябрь 2007 года, — она легко справится с этим. Но задача оказалось почти непосильной — множество начатых раньше линий не сходились воедино, какие-то персонажи, по словам Петросян, «сопротивлялись», диалоги, призванные подвести точку в отношениях между героями, приходилось вымучивать.

Даже в окончательной версии многие линии в финале кажутся оборвавшимися или просто забытыми, потерявшимися среди других сюжетов. Но всё-таки книга была закончена, и с 2009 года началось её триумфальное восхождение.

Из-за специфической истории написания «Дома, в котором…» пытаться разобрать его вселенную очень трудно. А главное — это сильно портит оригинальное произведение, заставляет его выглядеть глупее и претенциознее, чем на самом деле.

Речь идёт не о том, что «глубокий смысл книги Петросян доступен не каждому». Просто недосказанность, неясность и отсутствие информации в романе стали отдельным приёмом, позволяющим создать специфическую атмосферу Дома, заставить читателя почувствовать себя одним из его обитателей.

Именно это, вероятно, стало причиной такого успеха книги. Каждый легко привносил в неё что-то своё: собственные идеи, смыслы, своё прочтение и свои аллюзии. Кто-то видел серьёзный роман об инвалидах, а кому-то казалось, что он за всю свою жизнь не читал ничего более «анимешного».

Характерно, что спор о том, кто «повлиял» на Петросян идёт среди фанатов и сейчас. А сама писательница даже стала собирать коллекцию книг, которые, по мнению читателей, оказали на неё влияние, но которые она сама вообще не читала, пока «Дом» не вышел.

Понятно, что «присвоение» себе текста — естественный процесс. На самом деле, любой читатель всегда видит текст по-своему, а не так, как его задумал автор. Но в случае с разными произведениями это может быть более или менее естественно и очевидно. Толкин, с богатой историей Средиземья, выдуманными языками и географией, создаёт иллюзию того, что «где-то там» существуют Единый Канонический Способ прочтения его работ. Но мутность, загадочность текста «Дома» позволяет каждому сделать его своим. Что, впрочем, не мешает фанатам бесконечно спорить друг с другом.

Такая размытость оказывается честной и по отношению к самим персонажам этой истории. В конце концов, практически никто из них не знает, чем на самом деле является Дом, и с чем связаны его странные особенности. А главное — мало кого заботит этот вопрос.

Для своих обитателей, Дом — это и есть мир, единственный, который они понимают. А все его странности кажутся более естественными, чем обычная реальность вокруг. Из-за этого любые попытки структурировать созданную Петросян вселенную будут искусственными. Тот, кто осуществляет разбор, всегда будет привносить слишком много от себя самого.

Но если всё-таки попытаться проанализировать «Дом», то придётся разобраться в том языке, который автор создала для своего произведения. Её книга изобилует собственными терминами, двузначными словами и прозвищами. Ни один персонаж там не использует собственное имя. Даже герои, к которым обращаются по имени собственному (вроде Чёрного Ральфа), очевидно, используют эти имена как псевдонимы. «Перевести» этот язык — значит описать вселенную «Дома, в котором…». И начать надо, очевидно, с самого Дома.

Формально, Дом — это школа-интернат для детей-инвалидов. Часть его воспитанников — это люди с очевидными физическими проблемами: слепые, безрукие, потерявшие ноги, разделённые сиамские близнецы и так далее. Другая часть — дети с ментальными отклонениями, или же те, кого их родители считают таковыми. Наконец, в Доме есть и те, кого родители просто «сплавили» туда за деньги, как правило — из-за проблем, порождённых трудным характером, но не имеющих никакого диагноза.

Впрочем, реальной разницы между этими категориями почти нет: все те, кто по-настоящему принял законы и правила Дома, кажутся жителям окружающего мира (или Наружности) странными. Но при этом в самом Доме никакой дискриминации из-за диагнозов нет. Единственные, кто хотя бы как-то выделяется — это колясочники, которых в доме называют «колясники», а также воспитанники, неспособные позаботиться о себе в силу ментальных особенностей.

Большую роль среди жильцов дома играет разделение между «комнатами», фактически — внутренними «фракциями» Дома, определяющими культуру и даже внешний облик своих членов. Каждая «комната» обладает своим номером, прозвищем, а также устоявшимся за ней стилем поведения.

Главный герой основной части романа, Курильщик, от лица которого ведётся большая часть повествования, начинает в первой комнате, жителей которой зовут «Фазанами». Это группа — «аутсайдеры» для Дома. Остальные воспитанники их не принимают, считая слишком «правильными», зато они популярны у учителей и руководства интерната.

Дело в том, что «Фазаны» — абсолютные конформисты, они всегда одинаково одеваются, одинаково себя ведут и во всём соответствуют требованиям взрослых. Собственно, именно из-за неспособности соответствовать таким требованиям Курильщик, носивший отличающуюся обувь и пристрастившийся к сигаретам, и был изгнан из группы в начале книги. Кроме того, Фазаны — это единственная группа, лишённая одного лидера, или вожака. Вместо этого все решения у них принимаются коллективно, на «товарищеском суде».

Вторая группа — Крысы, неформалы и анархисты. Вожаки у них часто меняются из-за внутренних конфликтов. Тут нужно отметить, что насилие в доме вообще не редкость. Воспитанники постоянно дерутся, а время от времени и убивают друг друга в борьбе за лидерство. При этом в ход идут ножи, заточенные бритвы, осколки стекла и прочие подручные средства. Причём описанию этих предметов Петросян уделяет больше внимания, чем самим сценам насилия.

Третья комната — Птицы, самая странная из всех. Это своеобразный культ личности вожака группы — Стервятника. А тот, в свою очередь, уже который год носит траур по своему брату, из-за чего вся группа одевается в траурные тона и ведёт себя тихо и скромно. Хотя на первый взгляд Птицы кажутся дружелюбными и услужливыми, Курильщика они пугают своей очевидной связью с тайнами Дома.

Сам же он попал в четвёртую группу, в которую входит большинство главных героев. У этой группы нет названия и какой-то внятной «идеологии», кроме того, что она играет для своих членов роль своеобразной «семьи», в которой пара лидеров — Слепой и Сфинкс — выступают как «отец» и «мать». При этом Cлепой, официальный вожак группы, является также и «хозяином» всего дома. Это высший титул среди воспитанников, которого Слепой может лишиться либо добровольно, либо после поединка насмерть.

Один такой поединок в книге происходит. В нём участвует Слепой и Помпей, вожак последней, шестой, группы Псов (пятая группа в книге отсутствует, так как комната номер пять не жилая). Псы удостаиваются наименьшего внимания среди всех групп, не считая Фазанов, но в целом их образ строится вокруг идеи «стаи» и непререкаемой власти вожака.

Кроме комнат в Доме существуют ещё несколько внутренних групп. Бандерлоги (или просто «логи»), банда, состоящая из представителей всех комнат, кроме первой — воры и сплетники, разносящие новости. «Летуны» — дети, готовые выходить за пределы Дома, чтобы вернуться с сигаретами, оружием, музыкальными дисками, одеждой, книгами и прочими вещами, которые нужны обитателям в повседневной жизни.

Наконец, особняком от этого деления стоят девушки — около половины романа в нём вообще нет персонажей женского пола, пока, наконец, Слепой и другие вожаки не вводят Новый Закон, который позволяет воспитанникам и воспитанницам общаться друг с другом.

Но кроме названий групп и прозвищ героев в книге есть множество других специфических понятий. У созданных Петросян персонажей есть собственные названия для всех важных явлений. Больничное крыло они называют Могильником, класс, переделанный в комнату отдыха — Кофейником. Существуют собственные обычаи и ритуалы вроде Ночи Сказок или Самой Длинной Ночи. У отдельных групп есть внутренние законы, часто кажущиеся абсурдными: например, в Четвёртой запрещены любые приборы для измерения времени.

Наконец, в книге упоминается и так называемая Изнанка Дома, с которой связана мистическая линия повествования. Изнанка дома — особое пространство, что-то вроде параллельного мира или волшебного царства, с которым взаимодействует ряд персонажей книги, в первую очередь — Слепой.

В целом, чем лучше герой понимает и принимает правила Дома, тем больше он не любит и боится Наружности и тем лучше приспособлен к Изнанке. Кто-то попадает туда лишь во снах, но другие могут переместиться физически и даже увести кого-то с собой.

Лучше всего описана часть Изнанки, которые выглядит как лес. Но, судя по всему, в этом пространстве существует целый мир со своими обитателями и правилами. Жители дома, оказавшиеся там, выглядят не так, как на этой стороне — многие исцелены от своих недугов, но чаще всего изменения заходят и дальше. Так, Слепой в Изнанке выглядит как хищное существо, напоминающее волка или рептилию.

Собственно, взаимодействие всех этих групп, людей и пространств и составляет роман. У «Дома, в котором…» нет сквозного сюжета, даже формально — нам просто рассказывают про последний год перед выпуском очередной группы. «Школьный» элемент на сюжет практически не влияет — нам не описывают ни одного урока. С другой стороны, вряд ли в подобных местах уроки сильно волнуют воспитанников. Вместо этого они заняты тем, что выстраивают жизнь в собственном маленьком мире.

При этом в какие-то моменты они ведут себя, как обычные дети, а в другие — как герои «городского фэнтези». С одной стороны, обитатели дома борются за сигареты, обсуждают книги и музыку, как их сверстники, влюбляются и ссорятся, рисуют и пишут на стенах, и не доверяют взрослым так же, как не доверял бы им никто в этой ситуации.

С другой стороны, в рисунках на стенах время от времени мелькают пророчества, ссоры в Доме доходят до убийств и покушений, совершающихся в странной, мистической логике, а страх воспитанников перед Наружностью носит иррациональный, почти религиозный характер.

Но большую часть романа автор легко соединяет эти пласты воедино: поступки персонажей понятны, и если смотреть на них как на трудных подростков, предоставленных самим себе, и если погрузиться в странную, ассоциативную логику Дома. Это удаётся, во многом, благодаря отсутствию объяснений.

Петросян нигде не рассказывает, почему Дом такой, каким мы его видим, как работают мистические способности ряда героев. Они просто есть. Но так как мы видим всё с позиции других персонажей, а не со стороны отвлечённых наблюдателей, такой подход оказывается правдоподобным. Даже финал книги верен той же двойственной логике и оказывается очень справедливым: каждый получает своё.

Наконец, кроме основного сюжета, фокусирующегося на Курильщике и четвёртой группе, в книге есть история Кузнечика — совсем маленького мальчика, недавно попавшего в Дом. Постепенно читатели могут понять, что действие истории Кузнечика происходит в другой период, во времена предыдущего выпуска. Из его истории удаётся узнать больше о предшествующих воспитанниках, а также о том, как именно сложилась нынешняя структура Дома: Кузнечик и его сверстники — это выпускники в «основном» повествовании.

Вопреки прогнозам, звучавшим сразу после выхода книги, «Дом, в котором…» пережил испытания временем. В эпоху больших франшиз отдельный роман, не породивший ни экранизаций, ни видеоигр, ни сиквелов продолжает привлекать новых читателей и через 10 лет после выхода.

Во многом это возможно благодаря усилиям фанатов, распространяющим информацию и компенсирующим отсутствие «официальной» продукции собственным творчеством. Качество многих их работ оставляет желать лучшего, но, с другой стороны, как часто продукты «по лицензии» вообще дотягивают до уровня оригинала?

Их смысл в другом — позволить людям ещё раз вернуться в любимую вселенную. И то, что эта возможность востребована сейчас так же, как и в 2009 году, означает, что «Дом, в котором…», его герои и вселенная стали частью нашей культуры. Пусть даже они и занимают в ней странный, обособленный угол.