Кино-2023. Бедные-несчастные

Продолжаем.

В последние годы я почти не читаю рецензий, а тут после просмотра фильма Лантимоса решил открыть и пробежать на Кинопоиске две первых попавшихся. И, как это нередко бывает в таких случаях, с изумлением обнаружил в них именно то, что и сам бы хотел высказать. Кроме того, оба автора сформулировали все и острее, и ярче, чем смог бы это сделать Генри, поэтому в этот раз я буду отталкиваться от цитат из чужих текстов, добавляя к ним собственные наблюдения.

Замечу только, что наряду с фильмом Нолана «Бедные-несчастные», до момента знакомства с ними, оставались для меня главной надеждой, главной, потенциально, загадкой прошлого года, от которой ожидались и новизна, и скандал, и фантазия, – в общем, нечто такое необычайное и невообразимое, что сумело развеять бы мой скептицизм. О том, почему мои ожидания были так велики, я писал в начале своего отзыва на «Оппенгеймера» и примерно то же самое мог бы повторить и здесь.

Хотя именно большой надежды на шедевральность и художественный прорыв у меня, пожалуй, не было (слишком уж горек опыт десятков, если не сотен былых разочарований). Поэтому если не на восторг, то уж на хейт-то я рассчитывал точно. Рассчитывал, что смогу от души отхлестать и разнести очередное творение Йоргоса Лантимоса, который вряд ли отступил от своего.

Но случилось, увы, самое грустное. А именно – фильм оказался ни то, ни се. Поэтому ни особого отвращения, ни уж тем более – восхищения «Бедные-несчастные», по мне, не заслуживают. Как и очень часто это бывает в нынешнем кино, у режиссера, претендовавшего в задумке на нечто сверхнеординарное, получилась просто невнятная и довольно однообразная, по большому счету скучная и никчемная фантазия. С приемлемой долей профессионализма и внешнего блеска, но без какой-либо внутренней искорки, а главное – осмысленности опрокинутых на зрителя образов. С этой точки зрения можно было бы начать отзыв на фильм с таких вот общих цитат:

Действительно, мне трудно было поверить, что роман Аласдера Грея (который я не читал) исчерпывается только этим сюжетом и темами, отобранными по вкусу режиссера. Чем дальше я смотрел кино, тем все более уныло мне становилось от мысли: «Ну, неужели опять?». Неужели опять все (или большая часть) сведено к сексу и к разговорам вокруг секса? Неужели многообещающая идея о девственном сознании в теле взрослого человека, пытающегося понимать и исследовать мир, не предполагает освещения и массы других любопытных сторон этого процесса, а не только самых пикантных и жареных?

Освещения достаточно подробного и яркого, а не тех нескольких сцен, которые постановщик уделил голодающим и умирающим беднякам, философской прокачке Беллы, а также ее интересу к анатомическим изысканиям. Да, про ее «выходы в свет», в целом, здесь показано немало, но все же на чем в фильме делается основной акцент всем совершенно понятно.

Но даже и в этой перспективе, если предположить, что Лантимос хотел нас чем-то реально удивить, раскрыть некие непостижимые и недозволенные горизонты «свободных» отношений для женщины, то по меркам классического европейского кино провокационности и откровенности здесь – в том числе и в эротическом плане – не так уж и много. Пусть даже речь идет о викторианской эпохе, бывшей в этом смысле максимально зажатой, а потому и не предполагавшей подобного зрелища.

Но, учитывая, что грек создал по сути свою альтернативную реальность, где возможно в принципе все (при соблюдении минимальной должной аутентичности), едва ли это его как-то оправдывает. Кроме того, реализация всего этого дела, в большинстве своем, топорно-вульгарная или, повторяя за рецензентом выше, – импотентная (в плане художественном я имею в виду). Но к этому мы еще вернемся.

Действительно, в трогательные (или призванные быть таковыми) сцены у смертного одра совсем после увиденного не верится. Переход к ним – чисто формальный, вызванный, скорее, необходимостью сворачивать уже всю эту гротескную одиссею и пытаться подводить какие-то итоги. Хотя соглашусь и с тем, что все актеры довольно забавны и, в общем, как будто даже наслаждаются своими ролями (хотя вот Марку Руффало совсем нелегко давалась вся эта эротика, отчего спасал только юмор партнерши).

И, конечно, особенно эффектна здесь Эмма со своими распущенными черными волосами, умудряющаяся быть безжалостно-грозной и невольно, но убивающе саркастичной, хотя при этом – местами нелепой и по-детски беспомощной, проходящей путь от угловатой в своих речах и движениях фарфоровой куклы, не знающей ни эмпатии, ни правил поведения в обществе, до торжествующей самодостаточной дамы, совершенно уже «современной» и всему во всех смыслах открытой.

Но с учетом того, что именно и в каком формате приходится играть актрисе, как-то не поворачивается язык назвать это ролью достойной восхищения, да и вообще ролью, ради которой стоило идти на такие жертвы и так себя по-актерски насиловать.

Да, феминистский уклон не заметить сложно. Может быть, Лантимос и не специально, может быть, чесать за ушком он и не собирался, но по факту-то, и правда, похоже.

Это важное замечание, так как, действительно, не восторгаться, не подражать здесь явно некому и нечему. Даже если не пытаться давать «Бедным-несчастным» морально-нравственную и духовную оценку, все это, как минимум, просто грубо и удручающе поверхностно – как сама задумка Лантимоса (не Грея, о котором я ничего не знаю), так и ее реализация. И в чем же состоит достоинство и достижение пережитых Беллой Бакстер сексуальных приключений, что она поняла такого о мире и чем стала лучше, взрослее и свободнее в финале пройденного ею пути (да и какого собственно пути?) мне абсолютно и никак не понятно.

Режиссер просто проводит нас (и свою героиню) через нечто, что призвано как бы раскрыть глаза, как-то поразить или навести на какие-то откровения, – и опускает занавес. А зачем все это было – вопрос, уж конечно, наивный и дискредитирующий «современное искусство». Предполагается, видимо, просто переживать, но не анализировать всерьез этот опыт.

Так вот, возвращаясь к разговору о реализации, об эстетической составляющей «Бедных-несчастных». Оригинальность идеи такой альтернативной вселенной, – словно человек с незамутненным сознанием впервые увидел наш мир, причем в том виде, в каком он представлялся ему в детских мечтах, – на уровне визуала срабатывает прекрасно, но только лишь в первых сценах.

От многократного же повторения эффект делается все более утомительным и привычным для глаз, пока не перестает, наконец, замечаться совсем. Вселенная фильма начинает походить на компьютерную игру, графа в которой, несомненно, на высоте, вот только геймплея нормального не завезли. В итоге ты просто переходишь из одной красивой локации в другую, не удовлетворяясь уже причудливо-сказочными декорациями из-за дешевости их наполнения.

Кроме того, все эти вычурные до предела вытягивания и сужения пространства применялись режиссером и раньше («рыбий глаз», например, памятен нам и по «Фаворитке»). Как бы там ни было, главная проблема Лантимоса заключается в другом. В том, что за душой у него ничего нет, что ему нечего в реальности сказать нам, – по крайней мере, так это представляется по фильму. «Причудливо тёмный и похотливый кошмар», «зрелище фейерверков» – вполне точные и уместные определения о картине, хотя насчет «приманки для снобов» согласиться не могу. (Авторитетно заявляю это как сноб с многолетним стажем).

Приевшемуся старой моралью, традициями, правилами, да и чем угодно еще человеку почти нечего здесь почерпнуть, нечем потешить своего внутреннего эстета и завзятого интеллектуала, (пост)модерниста и бунтаря, не приемлющего общие схемы и жаждущего новых смыслов.

Потому что все показанное на экране – лишь очередная абсурдистско-глумливая фантазия режиссера, во многом произвольная и довольно больная, больше набор ярких – по картинке – эпизодов, чем последовательно разворачивающееся высказывание, цельное и ясное. Фантазия, которая кому-то может понравиться, а кого-то – выбесить. Фантазия, в которой кто-то увидит обязательно и вызов, манифест, провокацию, обнаружит тонкое высмеивание и нетривиальное визуальное пиршество, а кто-то – повод выругаться и посмачнее сплюнуть, благочестиво-негодующе осудить или посоветовать обратиться к специалисту.

В любом случае, ни к реальности, ни к искусству все это не имеет никакого отношения. Изобретательная ироничная разнузданность «Бедных-нечастных», страсть к беспардонному препарированию человека – как нравственно-психологическому, так и самому что ни на есть физиологическому – являются экспериментом, поставленным, скорее, над человекообразными животными, чем над духовными мыслящими существами, созданными по образу Божию.

И доморощенный мечтатель-демиург, ответственный за это «исследование», не заслуживает ни уважения, ни поощрения, равно как и его работа. «Гротескный мусор», если выразиться в двух словах, снова цитируя других. Бедный-несчастный Йоргос.

Оценка: 4 из 10