Играя в "плоть мира": Пространство, тело и разрушение в Kintsukuroi
Феноменология пространства, разработанная Морисом Мерло-Понти, отвергает картезианское понимание пространства как объективной, статичной субстанции, независимой от воспринимающего сознания. Мерло-Понти в своих работах, прежде всего в "Феноменологии восприятия", радикально переосмысливает эту позицию, утверждая, что пространство не является готовым контейнером, в который помещены объекты и тела. Напротив, пространство есть бытийное измерение, возникающее из нашего телесного присутствия в мире и нашего взаимодействия с ним. Игра Kintsukuroi, созданная в рамках Global Game Jam 2020, становится уникальным объектом исследования, воплощая ключевые аспекты мерло-понтиевской философии. Через механику роста персонажа, трансформации масштаба и взаимодействия с окружением игра раскрывает идею «плоти мира» — взаимопроникновения тела и среды, где пространство не предзадано, а рождается в процессе переживания.
Центральными концепциями феноменологии Мерло-Понти являются перцептивное поле и тело-субъект. Перцептивное поле (le champ perceptif) формируется через взаимодействие органов чувств, двигательной активности и интенциональности — направленности сознания на объекты мира. Пространство не существует независимо от наблюдателя; оно структурируется через телесное присутствие и действия субъекта.
Тело, по Мерло-Понти, — не объект среди объектов, а первичный способ бытия-в-мире, центр ориентации, средство доступа к миру и условие конституирования самого пространства, обладающий схемой тела (schema corporel) — дорефлексивным пониманием своих возможностей и положения в мире. Оно выступает «мерилом пространства», определяя его топологию через движение и восприятие. Интенциональность связывает тело с миром: каждое действие (прыжок, поглощение объекта) мотивировано целью, что превращает пространство в «поле действия», насыщенное смыслом и аффордансами.
Игрок управляет зайце-/кроликообразным духом, чьё тело служит инструментом освоения пространства. Изначально заяц занимает центральное положение в двумерном мире, но механика роста, активируемая поглощением объектов, трансформирует как его положение, так и структуру среды. Рост зайца меняет его перцептивные возможности. Игрок не просто наблюдает за изменениями, но переживает их через управление телом, которое постоянно переопределяет границы между «здесь» и «там». Более мелкие образцы пищи начинают выполнять декоративную функцию, напротив, более крупные, вроде деревьев становятся объектами для взаимодействия. Детали окружения по-новому интегрируются в телесную схему и «перцептивный горизонт» расширяется. Это демонстрирует реляционность пространства: его свойства (размер, доступность) определяются не абсолютными величинами, а отношением между телом и окружением. Игра наглядно демонстрирует, что пространство не имеет фиксированного масштаба или структуры, независимой от воспринимающего. Оно масштабируется и структурируется относительно тела-субъекта. Большой и маленький заяц существуют в феноменологически разных мирах, несмотря на идентичность координат.
Наиболее глубокое соответствие между Kintsukuroi и философией Мерло-Понти проявляется в финальной стадии игры, когда мир начинает трескаться под воздействием огромного размера зайца. Этот эффект выходит за рамки простой игровой механики "конца игры". Его можно интерпретировать как иллюстрацию концепции "плоти" (la chair) – центрального понятия поздней философии Мерло-Понти.
"Плоть" описывает фундаментальную взаимосвязь и взаимопроникновение воспринимающего (тела) и воспринимаемого (мира). Это не две отдельные субстанции, а два аспекта единой, недифференцированной ткани бытия. Существует фундаментальная "обратимость" между видящим и видимым, касающимся и осязаемым. Мир не просто есть, а есть для воспринимающего тела, и тело не просто есть, а есть в мире. Они ко-конституируют друг друга.
Растрескивание можно понимать как манифестацию этой ко-конституции. Мир не является пассивным объектом, который тело просто населяет. Он активно участвует во взаимодействии, реагируя на трансформации тела. "Плоть" мира реагирует на "плоть" тела.
Концепция кинцукурои, лежащая в основе игры, добавляет еще один слой интерпретации. Искусство кинцукурои подчеркивает красоту и историю разбитого объекта, делая трещины видимыми и ценными. В игре растрескивание мира не является просто разрушением; оно делает видимой скрытую структуру или, возможно, "историю" взаимодействия между зайцем и миром.
Приглушённая палитра с золотыми акцентами структурирует восприятие: трещины становятся визуальными маркерами взаимодействия. Равномерное освещение создаёт ощущение «вечного становления», соответствующее мерло-понтиевскому пониманию пространства как динамической ткани.
Заключение
Игра Kintsukuroi, несмотря на свою кажущуюся простоту, предлагает насыщенный феноменологический опыт, который служит убедительной иллюстрацией ключевых идей Мориса Мерло-Понти о пространстве, теле и мире. Через игровую механику, где размер тела-субъекта (зайца) динамически меняется, игрок непосредственно ощущает, как перцептивное пространство конституируется относительно схемы тела. Игра демонстрирует, что пространство не является фиксированным и объективным, а является бытийным, реляционным и неотделимым от телесных возможностей и действий.
Более того, финальное "растрескивание" мира под воздействием огромного зайца можно интерпретировать как мощное воплощение концепции ко-конституции или "плоти". Мир в Kintsukuroi не является пассивным фоном; он активно реагирует на трансформации тела-субъекта, подчеркивая глубокую взаимосвязь между воспринимающим и воспринимаемым. Тело и мир не являются отдельными сущностями, а двумя полюсами единого бытия, чьи изменения неразрывно связаны.
Таким образом, Kintsukuroi выходит за рамки простого развлечения, предлагая интерактивную модель для осмысления сложных философских концепций. Анализ игры через феноменологическую оптику Мерло-Понти не только обогащает наше понимание игрового опыта, но и демонстрирует потенциал видеоигр как средства исследования фундаментальных аспектов человеческого бытия-в-мире и нашего телесного отношения к пространству. Игра Kintsukuroi, подобно артефакту, отремонтированному в стиле кинцукурои, делает видимыми "трещины" в традиционном понимании пространства, обнажая его живую, динамичную и глубоко телесную природу.