Спектакль
Глава седьмая.
Оглавление
7. Реджинальд
Дорогая Эстер!
Я сжег свои книги, записи и документы. Всё, что меня когда-либо связывало с этим миром. Считай это моим свидетельством о смерти. Я знаю, что доставил тебе много проблем. Ты верила в меня до самого конца, но оказалось, что писатель из меня никудышный. Мне стыдно перед тобой. Стыдно, что ты дала мне шанс, которым я так ужасно воспользовался.
Кем я был? Кто вспомнит обо мне, кроме тебя? И кто ты? Кто вспомнит о тебе? Я не смог оставить после себя ничего, так какой во всем этом смысл?
Я понимаю, что делаю с тобой своим поступком. Понимаю, как тебе будет тяжело. И я прошу прощения за это. Мне страшно, но другого выхода просто не вижу. Его и нет.
Мы приходим в этот мир одни, и также и уйдем из него. Я не хочу, чтобы кто-то или что-то решало, когда мне уйти. Поэтому я сделаю это сейчас. Отправлюсь в бесконечное путешествие, наперегонки с ветром, на ту сторону, где легче будет нам обоим.
Я люблю тебя, Ада. Ещё увидимся.
Руки задрожали. Воздух опять плохо доходил до легких, но не так мало, как раньше. Голова загудела и закружилась. Ада отложило письмо на край кровати, подтянула ноги к себе, обхватив их, и вновь начала раскачиваться вперед и назад. Медленные глубокие вдохи и выдохи. Она чувствовала, как истерика медленно подбирается, застряла где-то в горле. Одно единственное неверное действие – резкий вдох, ненужная мысль в голове, быстрое движение – и она потеряет над собой контроль.
Вперед-назад. Вдох-выдох.
“Эрик”.
“Нет-нет-нет. Не думай о нём. Ни о чем не думай. Дыши”.
“О, мать твою, какого черта, Эрик?”
“О нет, нет. Я… я не справлюсь. Черт-черт-черт”.
“КАКОГО, МАТЬ ТВОЮ, ЧЕРТА, ЭРИК?! ПОЧЕМУ ТЫ ПРОСТО НЕ ПОГОВОРИЛ СО МНОЙ?!”
Ада схватилась руками за голову и повалилась на бок. Голова вновь раскалывалась, казалось, из носа сейчас хлынет кровь. Воздух совсем перестал проходить в легкие. Она потеряла контроль.
Бриттани, сидевшая рядом на стуле, подскочила к ней и обняла, достала маленький инжектор и вколола ей небольшую дозу успокоительного. Аделаида громко сопела носом. Кислород потихоньку наполнял её легкие. Через пару минут она почти успокоилась. Клэтуотер ещё некоторое время держала её в объятиях, пока та сама не освободилась от них.
Ада взяла письмо, не глядя быстро сложила его и положила в нагрудный карман платья. Приступ прекратился. Когда постоянно дышишь, не замечаешь, насколько воздух вкусный. Но лишившись этой возможности, и потом получив вновь, можно ощутить все прелести дыхания. Каждый глоток кислорода наполняет силами и уверенностью. Да, дышать очень вкусно.
Она облокотилась на подушку, отрешенно глядя куда-то в коридор, забыв, что Бриттани сидит рядом. После приступов её иногда подташнивало, но сейчас этого ощущения практически не было.
– Осталась одна доза успокоительного. Когда поеду в Город в следующий раз, куплю ещё один инжектор, – сказала директор, немного грустно смотря на него. – Ты молодец, Ада, – она одобрительно похлопала её по коленке. – Я видела, как ты почти справилась. Согласись, это уже большой прогресс.
Аделаида натянуто улыбнулась и кивнула.
– Я не вру. В тот день, когда ты сможешь прочитать письмо и удержать истерику, именно в этот день будет наша победа.
Бриттани встала. Взяла со стола синюю прозрачную папку с историями болезней всех жителей пансиона и не спеша направилась к выходу. Ада на неё даже не смотрела.
– Мы договаривались с твоей кузиной, – начала она, остановившись у прохода, – что ты пробудешь здесь три месяца. Этот срок подходит к концу, но я думаю, тебе лучше ещё побыть здесь. У нас есть очевидный прогресс, но ещё есть над чем работать.
Ада пришла в себя, немного неуверенно и неловко задав вопрос.
– О, не беспокойся о деньгах, моя дорогая. С этим не будет никаких проблем, – она мило улыбнулась и ушла.
Отрицать очевидное было глупо. Прогресс и правда появился, даже большой. Но до полного избавления от приступов было, все же, далековато.
Июль медленно подходил к концу. На улице иногда стояла невыносимая жара. Все прятались от неё на террасе со стороны реки, которая регулярно продувалась прохладным ветерком. Из-за этого Бриттани ввела регулярную коллективную терапию, если её можно было так назвать. Обычно они просто собирались вместе и рассказывали друг другу какие-нибудь истории. Ада время от времени, по совету директора, рассказывала о своем муже, стараясь сохранять контроль на собой. В большинстве случаев это получалось – рядом с ней всегда была Стефани, которая могла попытаться её успокоить, или сделать укол с лекарством. В основном же она и озвучивала слова Аделаиды, на удивление правильно подбирая интонации.
После того, как Стеф взяла на себя роль директора пансиона при встрече с Грэхэмом Уэллсом все были полностью уверены, что Бриттани это так просто не оставит и каким-нибудь образом накажет дочь. Однако произошло ровным счетом наоборот: Стефани стала принимать участие в терапии каждого постояльца. Мать все больше и больше рассказывала ей о каждом человеке, с согласия остальных, конечно же.
Чаще всего она проводила беседы с Кевином, который не так давно вернулся из больницы после сердечного приступа. Чувствовал он себя хорошо, даже каким-то более живым выглядел. Стал меньше сидеть у себя наверху, чаще гулять. Бывало даже спускался к реке, правда, только в сопровождении Стефани.
После своего возвращения он поговорил с Аделаидой, отчасти подтвердив её опасения. После того разговора ему действительно стало плохо, в течении некоторого времени болело в груди, стало тяжело дышать, потом закружилась голова, и больше он ничего не помнил. Видимо, в этот момент и потерял сознание, с грохотом упав на пол и разбив миску. Хорошо, что это услышала Ада. Кевин не держал на неё зла, ведь она спасла ему жизнь. Да и после возвращения из больницы он, по его словам, стал “по-настоящему существовать в реальности”.
Стефани не могла делиться какой-то информацией после её бесед с Кевином, но намекнула, что его паранойя практически прошла, наблюдаются лишь какие-то остаточные моменты, вошедшие в привычку. Изменился и их прием пищи. Кевин начал бороться с ОКР, поэтому их застолья постепенно приобретали более традиционный вид. Лишь Реджинальд что-то бухтел себе под нос, что Кевину удалось вернуться с того света, а ему такая возможность не представится.
Чем таким неизлечимым болел Реджинальд знала только директор Клэтуотер, даже Стефани оказалась не в курсе. За исключением практически полного отсутствия волосяного покрова на голове – лишь ресницы остались – никаких явных свидетельств болезни не было. Бывало, он покашливал, но не сильно больше, чем здоровый человек. Никогда не показывал, что его мучает боль. Не замечая никого вокруг, Реджи вообще довольно быстро передвигался, но на короткие расстояния. Виктория постоянно утверждала, что боги наказали его за то, что он ведет себя как мудак. После почти трех проведенных месяцев тут Аделаида потихоньку начинала верить в эту гипотезу, ибо кроме гнева богов ничего не подходило.
Когда Клэтуотер вышла из её комнаты, на другом конце коридора послышался знакомый звук отсутствия хоть какого-то музыкального образования. Реджинальд в очередной раз беспорядочно нажимал на клавиши пианино. Это немного взбесило Аду. Она выглянула из комнаты. В конце коридора у открытой двери сидел Реджи, стуча по клавишам, при этом изображая полное наслаждение издаваемой какофонией. В этот же момент мимо неё пронеслась Ребекка, которая, метафорически выражаясь, оставляла после себя выжженный пол, разбрасывая чёрную ауру по всем стенам со словами: “Я сейчас прибью этого сукиного сына”. Шептала она это себе под нос, но так чтобы слышали все окружающие.
Ада знала, что они опять сейчас будут ругаться, поэтому отвернулась, облокотившись спиной на косяк двери, закрыла глаза и начала глубоко дышать.
– Гребанный мудак! Прекрати издавать эти звуки, или я пальцы тебе оторву! – услышала она так, будто Бекка стояла совсем рядом.
– Пошла к черту, тупая истеричка! Дай мне спокойно заняться делом! – не менее громко ответил её собеседник.
– Какое, нахрен, дело? Это сраная мешанина из звуков! Ты всех нас раздражаешь этим!
– Да плевать я хотел на всех вас, и что вас это раздражает!
Раздался хлесткий звук. Скорее всего, Ребекка отвесила ему пощечину. Потом она уже сама вскрикнула и повалилась кубарем на пол, как догадалась Аделаида. Видимо, Реджи выкинул её из комнаты. Дальше случилось что-то новенькое, Ада даже вновь выглянула из-за угла.
Ребекка в ярости вскочила с пола и набросилась прямо на Реджи, обхватив его талию своими ногами, а руками нанося удары по лицу. Они вместе повалились на пол. Реджи смог сгруппироваться и сначала закрыл голову руками, а потом и вовсе легким движением скинул с себя Бекку. И хотя было видно, что он в дикой ярости, скинул он её не просто куда-то, а на свою кровать, причем она подлетела метра на полтора, прежде чем оказаться на мягкой поверхности. Реджинальд быстро поднялся и замахнулся кулаком на лежащую девушку, отчего Ада могла бы вскрикнуть, закрыв рот руками, но тот внезапно остановился, удивленно уставившись на свою же руку. Он переменился в лице, выпрямился, поправил рубашку и жилетку. Затем зашёл за свою кровать, ближе к окну и взял из-за угла футляр от скрипки.
– Дура, блин, – бросил он лежащей в страхе Ребекке и быстрым шагом двинулся прочь. – А ты чего уставилась, Молчунья?
Проходя мимо наблюдавшей Аделаиды, буркнул он и, не дожидаясь ответа, спустился по лестнице и направился в отдаленную от особняка часть сада, покашливая время от времени. Из соседней комнаты выглянули Виктория и Стефани, опасливо озираясь по сторонам. С третьего этажа спускался Кевин, но не рисковал полностью сойти с лестницы, осматриваясь через перила. С кровати Реджинальда медленно поднималась Ребекка, разминая кисть правой руки и смотря в пол каким-то пустым взглядом. Медленно пройдя мимо всех, все ещё разминая кисть, не обращая внимания ни на кого, она зашла в свою комнату, которая была сразу за Аделаидой, и захлопнула дверь.
Девушки осторожно перешептывались, к ним присоединился и Кевин. Они выглянули через перила центральной лестницы, убеждаясь, что Реджинальд покинул здание. Ада все ещё стояла в дверях, задумчиво глядя на странный узор ковра на полу. К ней подошла Виктория и что-то спросила, но та её совершенно не слышала. Она погрузилась куда-то в свои мысли, а потом в голову пришла какая-то очень глупая идея.
Ада зашла в свою комнату и закрыла дверь на замок. Из сада донеслись звуки издевательства над струнным инструментом. Всегда было интересно, откуда у Реджи вообще есть скрипка, если играть он абсолютно не умеет.
Ещё несколько мгновений она стояла, облокотившись на дверь, собираясь с мыслями. Идея и правда дурацкая, но причин её не исполнить она не видела. Ада расстегнула небольшую молнию платья на боку, сняла его и швырнула на кровать. Черный бюстгальтер отправился в том же направлении. Босоножки снять с первого раза оказалось трудновато, она чуть не упала. Отшвырнув их в сторону, Ада открыла дверцу шкафа и залезла в свою зеленую сумку, с которой приехала сюда вечность назад, достала оттуда косметичку. Села на стул, сложив ноги опять в позе лотоса, пододвинула к себе небольшое круглое зеркальце на ножке в серебристой оправе. Сильно краситься не было нужды. Ада достала карандаш и аккуратно подвела им глаза, дорисовав короткие стрелки. Тушью расправила ресницы, придав небольшой объем, потом достала пудру и слегка прошлась по скулам и лбу. Проверила брови, но они не требовали корректировки.
Затем она сняла резинку, которой затягивала волосы в хвост, взяла расческу и хорошенько прошлась по ним. От расчесывания её, от природы прямые и шелковистые, волосы принимали дополнительный объём. Потом она достала из косметички единственную взятую с собой пару серёжек в форме ярко-красных крупных бусинок и добавила их к своему новому внешнему виду.
Встав из-за стола, она достала из ящика в шкафу колготки телесного цвета. Аккуратно надела их, проверяя на отсутствие стрелок. Внизу, рядом с несколькими обувными коробками, стояла пара красный балеток, которые тотчас отказалась на её ножках. Наконец, с вешалки она сняла главный атрибут своего плана – длинное легкое платье без рукавов, изумрудного цвета. Она легко облачилась в него, подол спадал практически до самого пола. Платье держалось на широких бретельках, при этом спина была полностью закрыта, а вырез на груди, напротив, уходил вниз до самой талии. Получалось, что ткань лишь слегка прикрывает бюст и при дуновении любого ветерка, все бы оказалось на виду. Чтобы такого не произошло, нужен был финальный ингредиент – широкий пояс алого цвета. Застегнув его чуть выше талии, она поправила бретельки, оставив лишь небольшое декольте.
Оценив себя беглым взглядом, а большого зеркала в комнате не было, Ада была весьма удовлетворена, отметив, что давно так хорошо не выглядела. Последним, что она достала из своей сумки был небольшой ридикюль, подходящий по цвету к поясу с балетками и серьгам, в котором уже было все, что могло понадобиться в практически любой ситуации. В заключении она достала из косметички на столе помаду и добавила на свои губы кроваво-красный оттенок, положив её в ридикюль. На всякий случай, Ада расчесала волосы ещё раз и опустила длинную прядь себе на правое плечо.
На её лице засверкала красивая улыбка. Она покружила на месте, убедившись, что все сидит ровно так, как она и задумывала, и открыла дверь.
Стефани, Виктория и Кевин все ещё стояли около её комнаты, и, когда она открылась, явно хотели что-то сказать, но моментально проглотили языки. Они оставались на месте с открытыми ртами ещё какое-то время, провожая идущую мимо них и улыбающуюся Аделаиду взглядом. Слегка приподняв платье, она медленно спускалась по ступенькам. Троицу отпустило остолбенение, когда Ада уже собиралась выходить на улицу. Они догнали её прямо у двери на террасу и спросили, что она собирается делать и зачем так вырядилась. Она ничего толком не ответила, лишь попросила ждать тут и не ходить за ней. Остальные удивленно переглянулись, но больше не мешали.
Девушка вышла на улицу, порхая над каменными тропинками к тому месту, откуда доносились ужасающие звуки пытки. Впрочем, сейчас они совершенно не раздражали. Может потому, что из-за этого платья настроение резко поднялось. А может потому, что у неё было несколько предположений о дальнейших событиях.
Реджи сидел на одной из четырех скамеек своего укромного уголка. Из-за живой изгороди, около трех метров в высоту, это место было практически не видно из окон особняка. Пространство имело правильную квадратную форму. В центре стоял небольшой непримечательный круглый фонтан, который сейчас не работал, окруженный четырьмя скамейками, к каждой вела каменная тропинка. Все остальное пространство оставалось практически пустым, лишь ровная зеленая трава, и небольшие клумбы за каждой лавочкой с фиалками, ромашками и маргаритками. Реджинальд заметил Аделаиду, когда та была уже в паре метров от него. С раздраженным лицом он грубо водил смычком по струнам, издавая совершенно невообразимые звуки.
– Какого черты ты тут забыла, Молчунья? И чего так вырядилась? – рявкнул он, прекратив “играть”.
Ада, естественно, ничего не ответила. Она лишь мгновение смотрела в его суровые глаза, а потом медленно прошла мимо него к соседней скамейке. Мягко опустившись на неё и поправив платье, она жестом предложила ему продолжить. Реджи непонимающе смотрел на неё, но совсем недолго. Он взял инструмент в нужное положение и вновь резко стал водить по струнам. Естественно, специально. Ада уже все поняла.
Она смотрела на него, не отрываясь. Внимательно. Ловя каждое движение. Нет, он играл так не потому, что не умел играть, а как раз наоборот. Реджи перевел сосредоточенный взгляд на неё, продолжая издеваться над струнами. Его действия становились все более и более резкими. Звуки, издаваемые скрипкой, принимали ужасающие формы. Но Ада не отворачивалась, не закрывала уши, почти не моргала и не уходила. Она слушала и… слышала. Он устал, немного запыхался. Правая рука ныла, мышцы заболели. Реджи остановился, а на её лице появилась ехидная ухмылка. Дышать было тяжело, как после долгой пробежки. Лицо немного покраснело, это чувствовалось. Нет, он не мог позволить ей выиграть. С новой силой он принялся убивать инструмент. Он водил смычком по струнам, умоляя про себя, чтобы от трения они загорелись. Но этого не происходило. В какой-то момент Ада просто закрыла глаза. В его сознании мелькнула надежда о победе. Однако, она облокотилась на спинку и, положив руки на колени, приняла расслабленную позу.
Аделаида услышала, как смычок издал последний звук и все затихло. Слышала, как тяжело дышит Реджинальд и чувствовала на себе его взгляд, но не поддавалась, не открывала глаза и не собиралась уходить. Она ждала.
А затем он заиграл. Заиграл по-настоящему. Длинную, грустную мелодию. Аделаида знала её. Насвистывала её у себя в голове. Входила в ритм, покачивая головой в стороны. Широкая улыбка как-то сама появилась на губах. То ли от того, что мелодия навевала какие-то приятные воспоминания, хотя и была грустной. То ли от того, что она выиграла. Догадалась, что Реджинальд на самом деле прекрасно играет. Она слушала очень внимательно. Это был настоящий концерт. Концерт из одной композиции и только для неё, в этом отдаленном уголке сада, где нет ничего плохого. Есть только эта музыка. Интересно, кто ещё её слышит?
Реджинальд закончил. Ада не открывала глаза, пока не услышала громкий звук сломанного дерева и лопнувшей струны. От неожиданности она подскочила не месте. Реджи сполз со скамейки, завалив голову на бок, разбитая скрипка лежала рядом, в правой руке он сжимал смычок, левая лежала на животе. Одна нога вытянута вперед и упиралась в фонтан, другая подогнута под себя. Ада подскочила к нему, не понимая, что происходит. Его карие глаза казались огромными, а зрачок сильно расширился. Он посмотрел на неё, не поворачивая голову.
– Везёт тебе на умирающих, да, Молчунья? – прохрипел он, слегка улыбнувшись.
Аделаида не понимала, что нужно делать. Она вскинула руки, пытаясь взглядом зацепиться за что-нибудь, понять в чем причина такого состояния.
– Эй, – прошептал Реджи, привлекая её внимание, и с трудом покачал головой.
Она замерла. Из его правого глаза потекла слеза. Она положила свою руку на его, лежащую на животе, а другой поглаживала выбритую голову.
– Мне страшно, Ада.
Она заплакала. Слезы стекали по подбородку и падали ему на плечо, но он не обращал на это внимание. Реджи перевёл взгляд на небо, где уже была видна россыпь звезд и далеких галактик. Его грудь начала подниматься и опускаться чаще и чаще. Потом реже. Наконец, он сделал хриплый вздох и закрыл глаза.