Как родился, умер, а потом воскрес киберпанк, и почему «Нирвана» — лучший представитель жанра в кино

Ода виденью будущего из 80-х.

К киберпанку относят поистине громадное число фильмов. На одном только IMDb их насчитали 198 штук — от «Начала» Нолана до экранизации «Супербратьев Марио».

Вот только многие из этих фильмов слабо относятся к жанру. У того же «Начала» с ним вообще нет практически ничего общего. Доходит до смешного: к примеру, в тот же список IMDb угодила и «Галактика ТНХ-1138», которую вообще можно назвать вольной экранизацией романа «Мы», написанного Замятиным за десятилетия до тех книг, что принято называть протокиберпанком.

Ещё интересней обстоит ситуация с топами лучших фильмов в этом жанре. На первые места в них стремятся поставить ленты, сильнее всех прочих передающих дух киберпанка. Вот только проблема в том, что обычно авторы таких топов понимают под киберпанком вообще любую мрачную фантастику про мир недалёкого будущего.

Сложно отыскать кино, отражающее атмосферу того самого киберпанка, который, по словам его создателей, умер ещё в 90-х. Но всё же такие фильмы существуют — и среди них есть один, который настолько хорошо справляется с этой задачей, что его вообще можно назвать «Нейромантом» от мира кино.

Но прежде чем начать рассказ об этом фильме, стоит вспомнить, чем вообще был киберпанк и почему в кино предпочитают использовать только его элементы.

Можно сказать, что киберпанк — это соединение передовых для своего времени веяний научно-фантастической литературы и гипертрофированного отражения американских реалий 80-х.

В начале 80-х, когда создавались первые произведения жанра, США после нефтяного кризиса середины 70-х в дополнение ко всему поразила ещё и довольно мощная рецессия, последствия которой устраняли целое десятилетие.

Из-за этого Детройт окончательно превратился в полузаброшенный город, в котором было страшно выходить на улицу из-за высокого уровня преступности. Кризис сильно ударил по американским беднякам, что способствовало их криминализации. По улицам всех городов бродили толпы бездомных.

Пришедшие к власти республиканцы продолжали безуспешную войну с наркотиками, всячески пропагандировали традиционные ценности, способствовали развитию транснациональных корпораций и сильно нагружали налогами малоимущих. Как всем казалось, Холодная война была в самом разгаре — тогда СССР даже впервые начали называть «империей зла».

Вместе с тем в 80-х быстрыми темпами шла массовая компьютеризация. Любая мало-мальски крупная контора стремилась заполучить себе хотя бы один компьютер, а к концу десятилетия уже в каждой седьмой семье был ПК. Многие относились к новым технологиям довольно настороженно.

Всё это не внушало оптимизма многим молодым писателям — особенно вышедшим из богемы, которой принадлежали классики киберпанка. Частично отсюда и появилась присущая для жанра парадигма «high tech, low life», мрачность, антигуманизм и стремление показать самую неприглядную сторону жизни общества будущего. И хотя в киберпанке было немало юмора, но всё же авторы довольно серьёзно относились к вопросам, рассматриваемым в их произведениях.

Процессу становления киберпанка способствовали и изменения в культуре.

Во многих героях киберпанковских произведений угадываются популярные образы из 80-х. В литературе в моду вошли произведения о маргиналах. Появились ранние представления о хакерах. Было полно разных радикально настроенных субкультур: от панк-рокеров, призывающих к революции и установлению анархии, до рэперов, ненавидящих полицию и побуждающих бороться за свои права. Популяризировалась японская культура, а сама Япония казалась самым технически продвинутым местом в мире, из-за чего в киберпанковских произведениях полно самураев, дзайбацу и борёкудан. Глобализация шла полным ходом, так что в киберпанке во всю цвёл мультикультурализм.

Но главным изменением было то, что жизнь, благодаря новым технологиям, ускорилась до небывалого ранее уровня. Жить по-старому уже не получалось. Будущее представлялось смутно, многим думалось, что дальше будет только хуже — и в то же время была некоторая романтическая надежда на тотальные изменения к лучшему, столь присущая поп-культуре 80-х.

Помимо влияния социума не стоит забывать и о литературных истоках киберпанка. Прежде всего это творчество битников и постмодернистов вроде Борхеса, Набокова, Берроуза и Пинчона — и такое влияние было свойственно большинству известных фантастов, начавших писать в конце 70-х и начале 80-х.

Но писатели-киберпанки, в отличие от фантастов-гуманистов, радели именно за обновление научной фантастики, а не стремились как можно ближе приблизиться к литературному мейнстриму. Так что они вдохновлялись ещё и твёрдой научной фантастикой вроде книг Ларри Нивена и Олафа Стэплдона. Ну и конечно же в киберпанке легко заметить влияние Новой волны 60-х, из представителей которой мы все прекрасно знаем Желязны и Филипа Дика.

У постмодернистов киберпанки позаимствовали иронию, чёрный юмор, параноидальность, идеи о гиперреальности, частую сюрреалистичность происходящего, интертекстуальность и прочие литературные трюки.

Благодаря любви к твёрдой научной фантастике киберпанковские миры довольно неплохо продуманы и полнятся детальными описаниями технических новинок. А после Новой Волны у киберпанка не оставалось запретных тем: в нём было полно секса, наркотиков, натуралистического насилия и прочего, прочего, прочего.

В итоге из этих культурных веяний родились темы и образы, присущие классическому киберпанку.

Во всех киберпанковских мирах благодаря научному прогрессу уже давно произошло нечто непоправимое и в некотором роде даже чужеродное для человека — и с этим всем приходится мириться. Но в то же время общество не скатывается в Средневековье: продолжают активно создаваться новые изобретения, хотя большинство старых проблем никуда не делось.

Новые технологии проникли во все сферы жизни, от них не спрятаться. Людям в киберпанке приходится меняться духовно и физически, зачастую при помощи киберимплантов или генной инженерии, лишь бы просто не отстать от всего остального общества. И часто такие изменения отчуждают от всего человеческого, превращают их в чудовищ.

Первопроходцы литературного киберпанка ставили на первое место как можно более бескомпромиссное раскрытие этих тем — всё остальное было для них уже не так важно, они не хотели строить для себя рамок. Из-за этого в «Зеркальных очках», самой знаменитой антологии киберпанка, есть даже пара фэнтезийных рассказов. Но всё же главные авторы жанра считали одним из ключевых элементов киберпанка детально проработанный научно-фантастический мир — в пику течению фантастов-гуманистов.

Вместе с тем одним из идеалов киберпанков было создание как можно более вычурной и сюрреалистичной эстетики недалёкого будущего, в которой бы угадывались черты современности и причудливые атрибуты свободной фантазии. Так, по их мнению, было проще донести до читателей свои идеи.

Многие образы киберпанковских произведений были взяты прямиком из реальной жизни — вроде покрытых граффити тёмных подворотен и популярной в те года панк-моды.

Но, помимо всего прочего, на эстетику киберпанка сильно повлияли нуарные фильмы и предшествовавшие им книги жанра hardboiled, который порой называют «крутым» детективом. Обилие антигероев, криминальные сюжеты, мрачная и циничная атмосфера, злачные места, ночные сцены, частое натуралистичное насилие — типичные атрибуты для этих жанров. Что любопытно, все эти приёмы популяризировали во время другого кризиса в США — Великой депрессии.

Похожий стиль зачастую использовался и в европейском кинематографе, которым сильно вдохновлялся главный автор киберпанка, Уильям Гибсон. Из фантастических лент подобного стиля можно, к примеру, вспомнить «Альфавиль» и «Мир на проводе».

Изображение технологий будущего как чего-то вездесущего и зачастую неаккуратного, а городов будущего — как грязных муравейников из стали и бетона, киберпанк перенял из ряда произведений Новой волны.

Но и в визуальных формах искусства уже в 70-х наметился такой переход. На смену аккуратным кораблям из «Стартрека» пришли мрачные и неухоженные «Ностромо» и «Тысячелетний сокол». А стерильные города будущего, которые пародировались ещё в «Спящем» Вуди Аллена, заменили города, похожие скорее на трущобы, из «Бегущего по лезвию» и комиксов журнала Heavy Metal.

«Нейромант» Уильяма Гибсона был особенно хорош тем, как в нём уживались все вышеперечисленные элементы. В нём органично совмещались разговоры с богоподобным ИИ в виртуальной реальности и рассказы о детях-людоедах из Бонна, разрушенного ядерной бомбардировкой во время войны США и СССР. И хотя можно поспорить насчёт того, был ли «Нейромант» первым романом в жанре, но это определённо самый классический киберпанк из всей классики жанра, задавший нужное направление для всех остальных авторов.

Но вдохновляться «Нейромантом» и создавать классический киберпанк по его образу и подобию не получилось бы долго. Уже в 1993 году журнал Wired окончательно провозгласил: «Cyberpunk R.I.P.» Просто киберпанк был самим воплощением страхов и надежд Америки 80-х, во многом потерявших свою актуальность в 90-х, а классики жанра и новые фантасты уже не могли и не хотели творить по-старому.

В 90-х Рейганомика во многом поборола последствия кризиса начала 80-х и сделала жизнь многих американцев даже более благополучной, чем раньше. Расцвело общество потребления. Преступность пошла на спад, на улицах теперь было гораздо спокойней. Транснациональные корпорации показали себя с более дружелюбной стороны, чем ожидалось. США победили в идеологической Холодной войне.

Поп-культура переварила субкультуры и контркультуры, чтобы превратить их в часть мейнстрима. Компьютеры и интернет теперь были привычны для всех и вошли в обиход многих людей. Старые страхи уже были не столь актуальны — или же они успели частично воплотиться в реальности. Многим начало казаться, что ничего особенного негативного общество уже не ждёт — но угасла и надежда на серьёзные изменения к лучшему.

На основе новой картины мира из элементов погибшего киберпанка был сформирован посткиберпанк, который и цельным движением-то нельзя было назвать.

Если жизнь типичных героев киберпанка представляла из себя постоянную борьбу за существование, то многие персонажи посткиберпанка жили в не настолько недружелюбном обществе и порой просто утопали в будничной рутине.

Посткиберпанком начали называть ещё и всё то, что гиперболизировало те или иные аспекты киберпанка. К примеру, в гротескном мире «Лавины» Нила Стивенсона главный герой — развозчик пиццы, который должен доставлять её точно в срок, иначе его убьют. В предельно сюрреалистическом «Вирте» Джеффа Нуна главному герою нужно попасть в виртуальную реальность внутри виртуальной реальности, чтобы найти свою любовницу-сестру, которую в реале заменил пришелец после очередного путешествия по вирту.

С другой стороны, к посткиберпанку относили и все те произведения про хакеров и новые компьютерные технологии, которые рассказывали истории в сеттингах, приближенных к нашей реальности. Если в «Нейроманте» главный герой путешествовал в виртуальной реальности через «чёрный лёд» и освобождал богоподобный ИИ, то в «Распознавании образов» от того же Гибсона в центре сюжета уже был специалист по интернет-мемам, живущий в современности.

Кроме того, в категорию посткиберпанка угодили и те произведения, которые пытались использовать все элементы киберпанка — но при этом почти совсем забывая про его идейное наполнение. Таким, например, был «Видоизменённый углерод» Ричарда Моргана, сюжет которого, по сути, самый обычный hardboiled в фантастическом сеттинге.

Остаётся следующий вопрос: если же киберпанк умер, а его элементы во многом перекочевали в посткиберпанк, то почему же киберпанком начали называть вообще всё, что показывает высокие технологии в неблагополучной обстановке? Просто этот термин оказывался слишком удобным для обозначения подобных вещей и растерял свой первоначальный смысл.

Подобное произошло и с нуаром. Нуар в кино закончился ещё в 50-х, а дальше уже пошли деконструкции этого жанра в лице неонуара. Но слово «нуар» было столь звучным, что им начали называть вообще любые мрачные криминальные фильмы.

Кинематограф по большей части уже давно отстаёт на целые десятилетия от идей, звучащих в передовых научно-фантастических романах. К примеру, можно вспомнить всего два фантастических фильма на космическую тематику, которые были в авангарде веяний литературной фантастики: «Женщина на Луне» и «Космическая одиссея 2001 года».

Во многом такое происходит из-за того, что далеко не все зрители могут знать о научных концепциях, используемых в фильме — а грамотно добавить их объяснения в сюжет довольно трудно. Так, к примеру, в современном кинематографе до сих пор боятся даже употреблять выражение «технологическая сингулярность», хотя описание пред- и постсингулярного общества — почти что магистральная тема для научной фантастики последних тридцати лет.

Поэтому в кинематографе 80-х киберпанк по сути и не пытались делать: для многих зрителей даже сами компьютеры были в новинку, не говоря уже о вопросах трансгуманизма, активно поднимаемых киберпанком. «Бегущий по лезвию», «Трон», «Терминатор», «Робокоп», «Акира», «Вспомнить всё» — все они далеки от литературного киберпанка. Авторы эти фильмов просто черпали вдохновение из тех же источников, что и авторы киберпанка.

К примеру, Детройт «Робокопа» отличался от того же Чикаго из «Красной жары» только двумя деталями: наличием киборга-полицейского и трёхметрового боевого робота, передвигающегося на двух ногах — само мрачное изображение города было довольно типично для фильмов о криминале тех времён. В «Терминаторе» фантастического было и того меньше.

Для киберпанка такой подход совершенно нетипичен: технологии будущего в нём вмешались вообще во все сферы жизни, от них никуда не деться.

Оттого все те фильмы, в которых лишь пара фантастических технологий, слабо относятся к классическому киберпанку. «Странные дни», «Начало», «Гаттака», «Тринадцатый этаж», «Паприка», «Кодер» — всё это скорее относится к посткиберпанку.

В «Бегущем по лезвию» с распространением новейших технологий всё в порядке: с Земли практически все улетели на другие планеты, многие перемещаются по городу на летающих машинах, искусственные глаза создаются почти что кустарным способом. Проблема в том, что тематически подобные ему произведения осталась в 60-х.

«Бегущий по лезвию» исследует то, каково быть человеком на примере роботов-репликантов. Похожее происходило в романе «Software» Руди Рюкера 1982 года — причём даже в более «панковском» стиле: достаточно хотя бы сказать, что главный герой там — наркоман. Но эту книгу, как и «Бегущего», обычно не относят к классическому киберпанку: жанру свойственен показ трансформаций именно человеческих тела и психики под влиянием новых технологий.

«Акира» и «Вспомнить всё» сильнее заигрывают с темой трансформаций людей в научных лабораториях и под действием ужасных условий в колонии на другой планете. Но мутировавшие люди в этих фильмах оторваны от общества, а изменения, распространённые среди них, вообще отсутствуют у всех остальных людей.

Вопреки распространённому стереотипу, виртуальная реальность — хоть и важный элемент киберпанка, но далеко не самый главный. Можно вспомнить, как параллельно с выходом «Нейроманта» начали издавать роман «Фронтера» Левиса Шайнера, который называют одним из основополагающих произведений жанра. И в нём компьютеры недалеко ушли от технологий 80-х, а самое последнее слово компьютерной техники — субноутбуки.

И «Трон» не может относиться к киберпанку только из-за присутствия в нём эстетики раннего хакерства и мира программ в виртуальной реальности. В нём нет характерных для жанра тем, размышлений о изменениях людей в будущем, об обществе, одновременно и оторвавшегося от своих истоков, и полного самых примитивных инстинктов.

К тому же сюжет «Трона», несмотря на своё фантастическое обоснование, по своему настрою близок даже скорее к фэнтези. А это тот жанр, от которого классики киберпанка старались предельно отдалиться в 80-х.

Кстати, в киберпанковских произведениях тех времён нет магии и сверхъестественных существ — поэтому нечто вроде Shadowrun или «Бессмертные: Война миров» противоречит всем идеалам движения.

В 90-х появилась новая проблема с произведениями, которые относили к киберпанку. При обилии традиционных для жанра элементов вроде киберимплантов и хакерских атак они создают абсолютно другой по настроению мир и поднимают несколько другие темы — что переводит кино в жанр посткиберпанка.

Довольно характерный пример посткиберпанка в кино — «Особое мнение». Да, в фильме рассказывается, как правительство может переступить черту в деле контроля граждан — но главный герой не позволяет такому случиться. И в целом тот мир никак язык не поворачивается назвать антиутопией, в отличие от большинства традиционных киберпанковских государств. Даже когда пауки-роботы вмешиваются в обычную жизнь в доме, где проходит розыск преступника, это скорее походит на ограниченное вторжение в частную жизнь, с которым никому и не хочется бороться.

«Призрака в доспехах» регулярно относят к посткиберпанку. Главные герои в этом аниме — полицейские, добросовестно выполняющие свою работу. Показанный Нео-Токио хоть и полон обшарпанных зданий, но всё же гораздо более комфортное место для жизни, чем конгломерат Токио-Иокогама из произведений Гибсона. Технологии по большей части не превращают жизнь людей в кошмар, а всего лишь являются частью обыденной жизни, к которой все относятся скорее нейтрально.

Но главная героиня по имени Мотоко Кусанаги постоянно задаётся вопросами, которые скорее свойственны классическому киберпанку: не потеряла ли она самую себя из-за чрезмерной киборгизации? Да и финал первого мультфильма настолько же сильно выдерживает дух киберпанка: Мотоко, слившись разумом с искусственным интеллектом, переходит на новую ступень эволюции.

Всё это напоминает одну из сюжетных линий «Схизматрицы» Стерлинга. В романе девушка-гейша благодаря генетическим усовершенствованиям превратилась в космическую станцию, на которой жила. Мотоко в «Призраке в доспехах» схожим образом фактически слилась с Сетью.

Но какой бы киберпанковской не была суть «Призрака в доспехах», отнести его к произведениям, передающих дух классического киберпанка, несколько затруднительно: уж слишком в нём много посткиберпанковского.

Другое произведение, про которое постоянно спорят, относится ли оно вообще к киберпанку — это «Матрица». И во многом все сомнения оправданы.

Общая структура сюжета «Матрицы» явно походит на «Метрополис» 1927 года. В обеих историях есть Избранный, который должен взять на себя роль «сердца» — посредника между «мозгом» своего общества и «руками», приводящими в движение машины, что обеспечивают верхушку всем необходимым.

Первый фильм трилогии походит на произведения Филипа Дика, в которых главный герой осознаёт степень иллюзорности окружающей его реальности и пытается вырваться из неё.

Но в то же время второй и третий фильмы посвящены скорее проблеме взаимоотношений машин и людей. В отличие от «Бегущего по лезвию» и основных произведений Айзека Азимова про роботов бунт машин в «Матрице» не просто принесёт множество разрушений людям, но окончательно их уничтожит. В то же время и роботы не могут существовать без людей. Получившийся мрачный симбиоз вполне укладывается в мораль киберпанка.

Но было бы неправильно за это относить «Матрицу» к классическому киберпанку. К примеру, в ней человеческий социум представляет из себя либо искусственно созданный в виртуальной реальности самый обычный город из 90-х, либо постапокалиптическую небольшую общину, живущую в недрах Земли. Для классического киберпанка не было свойственно показывать общество, пережившее столь радикальные катастрофы.

Поэтому «Матрица» относится к произведениям, которые совмещают в себе элементы слишком многих направлений в фантастике, чтобы можно было её так уверенно причислять только к одному из них.

Неожиданно, самое близкое к классическому киберпанку кино, вышедшее за последнее время — прошлогодний «Апгрейд».

В недалёком будущем владелец огромной корпорации ради эксперимента вживил в спину парализованному ниже шеи главному герою чип «Стэм», обладающий искусственным интеллектом и способным вернуть паралитику подвижность. Но после этого герой пошёл против договора и воспользовался вернувшейся подвижностью для расследования убийства своей жены.

По ходу сюжета чип дарует главному персонажу, с его соглашения, всё больше и больше сил для борьбы с бандитами. Но в финале выясняется, что это всё часть большого плана ИИ чипа, чтобы завладеть телом своего носителя и отстранить мозг от его управления — что, собственно, в итоге и происходит.

Помимо истинно киберпанковского сюжета о постепенной трансформации главного героя в чудовищное порождение новых технологий, в «Апгрейде» немало и элементов антуража жанра. Главный герой борется с бандой бывших военных, которым вживили боевые киберимпланты. По ходу сюжета он попадает к хакеру, содержащему притон тех, кто испытывает наркотическую зависимость от виртуальной реальности.

Но у фильма есть две серьёзные проблемы, которые мешают воспринимать его как воплощение классического киберпанка.

Прежде всего, это само окружение главного героя. Если бы его тело не приглянулось ИИ, то он прожил бы спокойную жизнь в мире будущего, что намного благополучней нашей реальности.

Вторая проблема вытекает из первой: в аккуратном городе будущего царит стерильно чистый и минималистичный стиль 2010-х. Киберпанку, который можно назвать одним из художественных воплощений 80-х, куда больше к лицу грязные улочки, «панковский» стиль и обилие неаккуратных громоздких устройств.

Пожалуй, «Джонни Мнемоник» — одно из тех произведений, что наиболее дотошно экранизирует представления классиков киберпанка о будущем.

В мире будущего бушует свирепый синдром нервного истощения, который, как говорится по сюжету, вызвало повальное использование технологий. Всё большую власть приобретают фармакологические корпорации, пытающиеся заработать на лекарстве от этого синдрома. Многие люди живут за чертой бедности, мост Золотые Ворота превратился в часть огромной свалки.

Широко распространились новые технологии. Убийцы на службе у якудз орудуют хлыстами из мономолекулярной нити. Хакеры взламывают банки данных корпораций через виртуальную реальность. Киберимпланты можно вживлять в тело чуть ли не в подворотнях.

В таком мире главный герой по имени Джонни работает мнемоником — он переносит особо важные данные в мозгу, превратившемся благодаря имплантам в нечто, похожее на флэшку. Правда ему пришлось пожертвовать всеми своими воспоминаниями о прошлом.

Учитывая, что фильм пропитан панковской модой и эстетикой «неаккуратных» технологий, можно было бы назвать «Джонни-мнемоника» идеальным киновоплощением киберпанка — но для этого звания ему отчаянно не хватает яркости, того, что Брюс Стерлинг называл «танцами на столах».

Хотя это экранизация классического киберпанковского рассказа Уильяма Гибсона, в сюжете видны сильные изменения, сделанные под влиянием продюсеров.

В финале оригинала главный герой для того, чтобы заработать на информации, которую транспортировал, вживил себе собачью челюсть и поселился в самом захолустье городских трущоб. В экранизации он спас мир и обрёл любовь.

Ещё более показателен пример с дельфином-хакером. В фильме он борется со злобной корпорацией на благо людей всей планеты. А в рассказе он — киборг из серии армейских разработок времён войны с СССР, что в итоге превратился в самый обычный аттракцион в местном зоопарке — да к тому же приобрёл наркотическую зависимость.

Все эти изменения портят атмосферу мрачного и циничного мира киберпанка, в котором вынуждены жить главные герои.

К тому же окружение попросту очень бедно выполнено, что тоже мешает передаче атмосферы киберпанка. Киберимпланты показаны лишь приклеенными на тело заклёпками. Почти всё действие разворачивается в самых обычных подворотнях, которые никак не изменились под влиянием общества будущего. У массовки вообще нет хоть сколько-нибудь высоких технологий, из-за чего может сложиться впечатление, будто даже компьютеры для этого мира — огромная редкость среди довольно обеспеченных людей.

Но всех перечисленных минусов нет у «Нирваны» — итальянского фильма 1997 года, который действительно можно назвать самым ярким киновоплощением эстетики классического киберпанка и его идей. И, возможно, до этого момента вы мало что о нём знали — или же не знали вовсе.

Далее в тексте идут спойлеры к фильму «Нирвана».

Недалёкое будущее. Программист Джими работает на корпорацию «Окосама Старр» — а именно на её отделение, занимающееся разработками видеоигр. Он живёт одинокой жизнью, часто вспоминает сбежавшую от него жену и пытается побыстрей закончить разработку своей последней видеоигры под названием «Нирвана», чтобы успеть к Рождеству.

Но как только он загружает игру в корпоративную сеть, то замечает, что Соло, главный герой видеоигры, начал себя как-то странно вести. Выяснилось, что все копии программы поразил вирус, наделивший персонажа игры памятью своих прошлых жизней, самостоятельностью, самосознанием и осознанием искусственности мира, в котором он живёт.

Не в силах терпеть такую жизнь, персонаж просит Джими его удалить. Но для того, чтобы уничтожить все копии игры, нужно взломать базу данных «Окосама Старр». Задавшись такой целью, Джими отправляется в путешествие по окраинам монструозного Конгломерата, занимающего территорию половины Евразии.

В мире, по которому странствует главный герой, во всю кипит жизнь.

В городах царит полный мультикультурализм: в толпе люди всех национальностей и всех религиозных конфессий. Полно всевозможных фриков, одетых по вычурной моде будущего и обвешанных высокотехнологичными девайсами: к примеру, так выглядит группа людей, промышляющих вылавливанием больных и слабых людей, чтобы затем продать их на органы.

Полицейские прямо посреди дороги избивают дубинками попрошаек. Голограммы рекламируют продажу органов, а с больших экранов на всю улицу вещает передача, предлагающая отведать тех или иных наркотиков. При этом везде царит бедность: многие вообще вынуждены жить глубоко в городских катакомбах, греясь зимой возле гигантского водонагревателя.

В пригороде Конгломерата любят делать ставки и наблюдать за тем, сожжёт ли нейроинтерфейс мозг хакеру, взламывающему хорошо защищённую систему. Искусственным интеллектом оборудованы даже автоматические топливные заправки, которые могут залить в баки машин неудачливых хакеров смесь из серной и циановой кислот. Антивирус корпорации создаёт Дьяволов — проекции знакомых и близких хакера, что стараются подольше задержать хакера, чтобы засечь и завладеть его разумом.

Киберимпланты в «Нирване» ясно видны за счёт своей грубости и массивности. И даже у обычного бедняка запросто может быть кибернетическая рука — правда, самая примитивная из всех возможных.

Один из спутников Джони — хакерша Наима, похожа на Джонни-мнемоника: у неё также удалены воспоминания о прошлом, а через специальный порт в голове она может закачивать данные себе прямо в мозг.

Но в плане киберимплантов куда более примечателен другой спутник главного героя — хакер Джойстик, история которого ещё лучше вписывается в атмосферу киберпанка.

Он продал свои настоящие глаза, чтобы расплатиться с многочисленными долгами. И вставил себе по дешёвке монохромные кибернетические импланты, которые к тому же показывают картинку в низком разрешении, постоянно барахлят, да и ещё очень хрупки. В авантюру главного героя фильма он ввязался только оттого, что понадеялся на этом заработать себе на глаза получше. Вот уж действительно «High tech. Low life».

В фильме корпорация «Окосама Старр» представлена лишь её штатным психологом, пытающимся вернуть Джони к разработке. Пытаясь выполнить свою задачу, он нанимает отряд солдат и с лёгкостью организовывает пальбу на оживлённой улице. И это отлично представляет безграничную власть корпораций и полное наплевательство к жизни людей, раз из-за довольно малозначительной для всего мира видеоигры предпринимаются такие радикальные действия.

Всё это создаёт декорации мрачноватого и порой сюрреалистического мира торжества технологий и падения нравов, что необходимо для передачи главных идей фильма — во многом раскрывающихся через Соло, второго по значимости герой фильма.

В видеоигре Соло ощущает фальшивость окружающего мира. Он видит, что всё вокруг подчинено простым скриптам, а персонажи ничему не учатся и почти никак не реагируют на странности в их окружении. Соло даже может выйти за пределы игрового мира, где почти ничего нет.

Хотя мир игры сильно походит на реальность, всё же Соло решает умереть и умоляет своего создателя удалить его вместе с другими копиями игры, которые также были непоправимо испорчены вирусом. Но «Окосама Старр» попросту не захотела бы уничтожать всё и лишать себя прибыли только оттого, что могла создать сотни тысяч копий страдающего ИИ.

Ну а пока Джонни пытался удалить игру из корпоративной системы, Соло только и оставалось, что следовать по паршиво прописанному сюжету в попытке хоть как-то развеять свою скуку в этом иллюзорном мире.

Причём похожая история была и в самом «Нейроманте»: конструкт разума одного талантливого хакера, что временами помогал главного герою со взломами и в итоге попросил своего хозяина стереть его навсегда. Правда, в отличие от «Нирваны», там почти не уделялось внимания осознанию ИИ своей искусственности.

Но и жизнь разработчика «Нирваны» ничуть не лучше. Он уже давно не получал удовольствия от жизни: девушка его покинула, а он, сидя в одиночестве, нюхал жидкую марихуану и разрабатывал видеоигры. Из-за этого реальность начала казаться ему чем-то иллюзорным — как и разработанная им видеоигра про Соло. Джими уже давно хотелось умереть, но, увидев своего виртуального собрата по несчастью, он захотел помочь — и заодно хоть ненадолго наполнить жизнь смыслом.

В итоге получилась история про давящее влияние мрачного техногенного мира будущего, которому плевать на жизни отдельных людей. Персонажи угнетены своим окружением, не могут ничего глобально поменять в мире и следуют лишь по пути, проложенному таинственными, более могущественными силами. Все руководствуются скорее своими личными мотивами и не стремятся сделать мир лучше. И никакого хэппи-энда.

Киберпанк проделал большой путь. Он успел превратиться в одно из самых влиятельных движений в фантастике, умереть, послужить вдохновением для практически всей фантастики последних тридцати лет и превратиться чуть ли не в синоним для всех мрачных историй про высокие технологии.

Но в кинематографе ему не особенно везло. И хотя уже прошло достаточно времени, чтобы массовая аудитория привыкла к киберпанку, вряд ли мы увидим в ближайшем будущем много новых фильмов в этом жанре. Теперь киберпанк не столь актуален, слишком сильно изменилась жизнь вокруг нас: мода на панк-моду прошла, авторы вирусных мемов теперь могут быть не менее опасными, чем хакеры, взламывающие правительственные сети.

И в такой ситуации пока что лучшим способом увидеть классический киберпанк в кино остаётся просмотр «Нирваны», где в подворотнях живут люди с киберимплантами, а хакеры устраивают подпольные соревнования не на жизнь, а на смерть.

#киберпанк #мнения #лонг #разбор #золотойфонд